Цянь Цай - Сказание о Юэ Фэе. Том 1
Если вы не знаете, как Ван Гуй и Ню Гао доставали в неприятельском лагере жертвенных животных, то прочтите следующую главу.
Глава тридцать восьмая
Предателей приносят в жертву вместо свиней и баранов. Храбрец отдает жизнь в поединке с железными катками.
Как видно, Небес владыка
Сунам всегда помогал,
Чтобы рано иль поздно
Добились победы в бою.
Из двух, кто в душе не верил
И ложную клятву дал,
Один обернулся бараном,
Другой превратился в свинью!
Получив приказ, Ван Гуй спустился с горы.
«Ну и поручение дал мне юаньшуай, — размышлял он. — Свиньи у чжурчжэней, конечно, есть, но они их не продадут. Разве украсть? Но в таком огромном лагере трудно узнать, где они держат свиней! Захвачу-ка я пока какого-нибудь чжурчжэня, а там видно будет!»
Размахивая мечом, Ван Гуй ворвался в лагерь противника, схватил первого попавшегося чжурчжэня, взвалил на коня и был таков.
Когда он поднялся на хребет Лист лотоса, ему повстречался Ню Гао. Тот взглянул на пленника и подумал:
«Почему бы и мне не привести вместо свиньи варвара? Плохо только, что Ван Гуй меня опередил и ему запишут первую заслугу — надо его обхитрить!»
Он незаметно обнажил саблю и приблизился к Ван Гую:
— Быстро ты справился, брат Ван!
— Да ведь дело-то пустяковое!
Некоторое время они ехали рядом, так что их кони почти касались друг друга. Улучив момент, Ню Гао полоснул пленника саблей по шее, и отрубленная голова покатилась на землю. Ван Гуй ничего не заметил и продолжал путь. А Ню Гао подобрал голову и поскакал к неприятельскому лагерю.
— Брат Ван, что это ты везешь безголовый труп? — удивился Чжугэ Ин, увидев Ван Гуя.
— Ван Гуй обернулся, да так и ахнул:
— Вот-те раз! Никак, это проделки Ню Гао. А я и не заметил!
Он бросил труп на землю и опять поскакал к лагерю чжурчжэней.
На полпути ему повстречался Ню Гао, который тоже вез пленника. Хитрец уступил Ван Гую дорогу и весело крикнул:
— Желаю удачи, брат Ван!
— Ох и зверь ты, брат Ню, хуже волка! — укоризненно покачал головой Ван Гуй. — Ну зачем отрезал голову моему чжурчжэню? Захотел отличиться перед юаньшуаем?
— Прости, брат Ван! Виноват! Но первенство все-таки будет за мной!
Ван Гуй ничего не ответил, только подхлестнул коня и поскакал дальше. А Ню Гао поднялся на гору и доложил юаньшуаю:
— Баран доставлен.
— Отведи его в загон, — распорядился Юэ Фэй.
— Мой баран умеет говорить!
— Все равно. Пусть говорит — жить ему осталось недолго.
Еле сдерживая смех, Ню Гао вышел из шатра.
Тем временем Ван Гуй снова ворвался в неприятельский лагерь, во весь голос крича:
— Давайте мне свинью!
Орудуя мечом, Ван Гуй свободной рукой схватил одного из врагов за шнур, скрепляющий латы, бросил поперек седла и поскакал обратно.
Разъяренный Няньхань схватил дубинку, вскочил на коня и ринулся в погоню. Но Ван Гуй был уже далеко.
Возвратившись в лагерь, он доложил юаньшуаю о том, что «свинья» доставлена, и тоже заслужил благодарность.
На следующий день юаньшуай пригласил императора на церемонию жертвоприношения знамени.
После окончания обряда, когда пленные были обезглавлены, Юэ Фэй сообщил государю:
— Я попросил бы вас, государь, подняться завтра на помост и посмотреть, как я буду сражаться с Учжу.
А тем временем между Учжу и его военным наставником происходил такой разговор:
— Юэ Фэй приносит в жертву знамени наших воинов! Я ему этого не прощу! — возмущался Учжу. — Пусть сегодня наши люди схватят двух южных варваров — мы их тоже принесем в жертву.
— Это невозможно, — возразил военный наставник. — Сунский лагерь хорошо укреплен и находится на горе — нам туда не добраться.
Учжу задумался.
— Пожалуй, вы правы. А что, если мы принесем в жертву Чжан Бан-чана и Ван До? Все равно от них больше нет пользы.
Учжу распорядился приготовить все необходимое для жертвоприношений, пригласил братьев, министров, военачальников и в их присутствии принес изменников в жертву боевому знамени.
Так исполнилась клятва, которую предатели когда-то дали на ристалище: «Пусть я превращусь в свинью или барана и пусть северные варвары принесут меня в жертву, если я обману государя!»
По окончании обряда жертвоприношений был устроен большой пир.
В самый разгар веселья воин доложил:
— Полководец Хателун доставил железные катки.
Учжу распорядился укрыть катки с юго-западной стороны от лагеря, и пиршество продолжалось.
На следующий день Учжу со своим войском подошел к подножью горы и стал вызывать Юэ Фэя на бой. Отдав военачальникам указания — кому где стоять и что делать, — юаньшуай выехал навстречу противнику. Его сопровождали только Чжан Бао и Ван Хэн.
Учжу появился перед строем своего войска и крикнул:
— Юэ Фэй! Я уже завоевал Шаньдун, Шаньси, Хугуан и Цзянси! Скоро и вся Сунская империя будет в моих руках! Выдай мне Кан-вана, и я пожалую тебе высокий титул. Ведь ваше положение безнадежно — вы скоро умрете с голоду, если я не сниму осаду!
— Учжу! — громовым голосом отвечал Юэ Фэй. — Ты знаешь, что такое долг? Нет, не знаешь! Ты держишь в неволе двух старых императоров и хочешь еще увести моего государя? Не бывать этому! Пусть мало у меня воинов, но зато все мы дали клятву уничтожить тебя!
Юэ Фэй тронул коня и с копьем наперевес устремился к противнику. Учжу поднял секиру.
После десятка схваток Учжу вдруг повернул коня и поскакал прочь. Чжурчжэни тотчас же подняли крик. Юэ Фэй погнался было за противником, но вовремя повернул назад, — вспомнил, что император в опасном положении, и нельзя рисковать собой.
Чжан Куй ударами в гонг подал сигнал к отступлению. Гао Чун, который со стороны наблюдал за поединком, с недоумением подумал: «Ничего не пойму! Почему юаньшуай бежит? Его же не побили! Неужто Учжу такой богатырь, что напугал его? Дай-ка я с ним сражусь!»
— Брат Чжан, подержи-ка знамя!
Передав Чжан Кую знамя, Гао Чун хлестнул коня и поскакал вниз по склону горы. Учжу в это время собирался подать сигнал к штурму горы Нютоушань, и поэтому нападение Гао Чуна было для него полной неожиданностью. Он едва успел наклониться к гриве коня — удар копья противника пришелся по шлему. Шлем слетел с головы. Перепуганный Учжу как стрела помчался прочь.
Гао Чун погрозил ему вслед и обрушился на вражеских воинов. От каждого удара его копья падало по врагу. Наконец Гао Чун устал — пора было возвращаться в свой лагерь. Но вдруг он заметил какое-то странное сооружение, воздвигнутое на краю неприятельского лагеря.
«Должно быть, у них там склад с провиантом! Если сжечь его — Учжу сразу отступит. Иначе его войско перемрет с голоду!»
И Гао Чун поскакал к непонятному сооружению. Воины доложили Хателуну о его приближении, а тот распорядился пустить на противника железный каток.
«Что за невидаль!» — удивился Гао Чун. Он поддел каток копьем и отбросил в сторону.
Чжурчжэни пустили второй каток, за ним третий, четвертый… Так Гао Чун одолел двенадцать катков, а на тринадцатом его выбившийся из сил конь упал с кровавой пеной на губах. Гао Чун не успел освободить ноги из стремян и был раздавлен.
Потомки воспели героя в стихах:
Жизнь отдал во имя государства,
Отражая цзиньские мечи,
Умер он, а сердце — словно солнце —
Славы льет бессмертные лучи.
Не разбить броню на колеснице,
Жаль, что тело — не стальная твердь.
Конь подвел, и полководец умер,
Как же о герое не скорбеть?
Хателун подобрал труп Гао Чуна и доставил Учжу.
— Представляете, государь, этот варвар перевернул двенадцать катков! Настоящий чуский Ба-ван![90]
Учжу приказал вновь привести катки в готовность, а голову Гао Чуна выставить на высоком шесте перед входом в лагерь.
Гнев охватил Юэ Фэя, когда ему сообщили о гибели Гао Чуна. Он яростно хлестнул коня и вновь устремился на врага. Военачальники ринулись за ним.
Первым до неприятельского лагеря добрался Ню Гао. Он отогнал чжурчжэней, которые глумились над трупом убитого, и попытался снять голову Гао Чуна с шеста.
На помощь ему подоспели Чжан Ли и Чжан Юн, Хэ Юань-цин и Юй Хуа-лун. Вместе они отразили нападение врагов, забрали труп Гао Чуна и вернулись на гору.
Учжу бросился в погоню, но скоро отстал.
— Герои! — вздохнул он, — Скольких моих воинов перебили.
По его распоряжению воины подобрали убитых и раненых и закрыли ворота лагеря.
Между тем сунские воины доставили труп Гао Чуна на гору Нютоушань. Глядя на убитого, Ню Гао обливался слезами. Другие военачальники тоже не могли скрыть своего горя.
