Цянь Цай - Сказание о Юэ Фэе. Том 2
Супруги договорились обо всем и приготовились к бою.
Госпожа Лян отдала приказания военачальникам, которые должны были оборонять главный водный лагерь, а сама поднялась на мачту, захватив с собой небольшой барабан.
Наступил вечер. Госпожа Лян приказала одному воину из личной охраны встать у сигнального флага.
С высоты мачты ей было видно все, что делается в цзиньском лагере. Хань Ши-чжун с сыновьями, расположившись на берегу, дожидался сигнала к бою.
Восхищенные доблестью госпожи Лян, потомки сложили такие стихи:
Китая праведная дочь
Давно ушла от нас,
Но слава о ее делах
Не меркнет и сейчас!
Сияли серебром луны
Доспехи на плечах,
И солнце золотом цвело
На лезвии меча.
Но, видя беды, видя скорбь
Китайских рек и гор,
Невольно хмурилась она,
И был печален взор.
Не к славе скользкая тропа
Цинь Гуя привела,
О ней же до сих пор идет
Хорошая молва!
Между тем Учжу, избавившись от опасности, добрался до лагеря, перевел дух и сказал военному наставнику:
— Так ничего и не удалось разведать! Понапрасну потерял Хуанбинну. Как будем переправляться?
— Да, надо спешить с переправой — провианта мало. Долго нам не продержаться, — согласился Хамичи. — Давайте попробуем сегодня ночью!
Учжу не возражал. Он приказал старшему военачальнику Няньмохэ возглавить тридцатитысячное войско и на пятистах судах сдерживать противника у горы Цзяошань до тех пор, пока сухопутные войска не продвинутся вдоль южного берега и не овладеют дорогами на Лунтань и Ичжэн. Условились в третью стражу готовить ужин и кормить воинов, в четвертую — сниматься с лагеря, в пятую — начинать переправу. Все приободрились, повеселели.
В третью стражу Учжу поел жареной баранины, выпил вина. Воинов тоже досыта накормили. Было приказано соблюдать тишину, для подачи сигналов пользовались только свистками. Тридцатитысячное войско на пятистах боевых судах отплыло в направлении горы Цзяошань.
Дул южный ветер, и суда под всеми парусами стремительно летели вперед. У горы Цзиньшань дозорные из сунского лагеря заметили противника и доложили в ставку.
Госпожа Лян отдала приказ обстреливать суда чжурчжэней из катапульт и луков.
У горы Цзяошань воины Няньмохэ подняли крик. Но в сунском лагере не было заметно ни малейшего движения. Учжу встревожился.
И вдруг ударила пушка. На суда градом посыпались камни, в воздух взвились тучи стрел. Строй кораблей Учжу распался. Цзиньский полководец поспешно отдал приказ плыть наискось по течению к северному берегу.
Госпожа Лян с высокой мачты заметила его маневр и ударила в барабан. На корабле загорелся красный фонарик, указывая направление, в котором двигались чжурчжэни. Хань Ши-чжун и его сыновья на быстроходных лодках двинулись вслед за ними. Но в бой не вступали. Только когда начало светать, они с трех сторон одновременно ударили на врага.
Чжурчжэней охватила паника. Они повернули корабли и сделали попытку уйти к Хуантяньдану. Госпожа Лян ликовала; не умолкая, гремел ее барабан.
В «Истории династии Сун» так говорится об этом беспримерном сражении: «Хань Ши-чжун нанес неслыханное поражение Учжу возле горы Цзиньшань, а его жена, урожденная Лян, следила за боем и била в барабан».
По этому поводу написаны такие стихи:
Мачты повергает в дрожь
Барабанный бой,
Многотысячное войско —
Сила велика!
И Му Лань[3] бы не сравнилась
В этот миг с тобой!
Образ женщины прекрасной
Не сотрут века!
Облетела Четыре моря
Слава дочери верной Китая,
Светлой мудрости — нет предела,
Доброте — ни конца, ни края!
Никогда река не забудет
Гром призывного барабана,
И поныне рокочут волны,
Эту женщину вспоминая!
Дело в том, что Хуантяньдан — залив, из которого не было выхода, и Учжу, не зная этого, попал в ловушку!
Не в силах скрыть своей радости, Хань Ши-чжун воздел руки к небу:
— Воистину нашему государю помогает само провидение! Теперь Учжу конец! Не пройдет и нескольких дней, как чжурчжэни перемрут с голоду, и мы наконец сможем спать спокойно!
И Хань Ши-чжун отдал приказ сыновьям закрыть выход из залива.
Когда юаньшуай возвратился в главный водный лагерь, госпожа Лян устроила ему торжественную встречу. Один за другим являлись военачальники и докладывали об одержанных победах и взятых трофеях.
Су Дэ живьем захватил зятя Учжу — великого вана Лунху. Хо У обезглавил цзиньского военачальника Хэхэйда и преподнес его голову. Невозможно и сосчитать, сколько попало в плен цзиньских воинов, сколько было захвачено оружия и боевых кораблей!
Имена особо отличившихся военачальников были занесены в книгу подвигов и заслуг.
Хань Ши-чжун распорядился доставить из тылового лагеря пленного Хуанбинну, обезглавить его и вана Лунху, а их головы вместе с отрубленной головой Хэхэйда выставить на мачтах.
Это было в середине восьмого месяца. Стояла великолепная погода, на небе ярко светила луна. Сунские корабли вытянулись в линию вдоль берега на добрый десяток ли. Ярко горели фонари и факелы. Воины праздновали победу.
Юаньшуаю Ханю хотелось хоть как-то выразить свою признательность жене, и он предложил ей побродить по горам, полюбоваться луной и с высоты монастырской пагоды посмотреть на цзиньский лагерь.
Взяв с собою несколько воинов для охраны, супруги поплыли в лодке к берегу. Хань Ши-чжун был одет в парчовый халат, подпоясан яшмовым поясом. Госпожа Лян тоже принарядилась.
Не спеша поднялись на гору Цзиньшань. У ворот монастыря их встретили монахи и пригласили в келью.
— Где наставник Дао-юэ? — спросил Хань Ши-чжун.
— Три дня тому назад ушел на гору Утайшань.
Выпив чаю, юаньшуай Хань приказал отнести вино и закуски на высокую монастырскую пагоду — оттуда было удобнее любоваться луной. Супруги сели друг против друга и выпили по кубку.
Внизу в цзиньском лагере, озаренном светом луны, не было видно ни единого огонька. Зато на сунских кораблях светлячками мигали фонарики и факелы. В воображении юаньшуая тотчас же встала картина: «Цао Цао с копьем в руке слагает стихи у Красной скалы»[4], и ему стало весело.
Госпожа Лян все это время сидела в задумчивости и, взглянув на довольное лицо мужа, со вздохом сказала:
— Нельзя упиваться небольшой победой и забывать о будущем! Учжу смел и умен, и, если мы не изловим его сейчас, он еще принесет нам много горя. Стоит ему вырваться из ловушки, как он уйдет на север и будет мстить за поражение. Не предавайтесь беспечности, иначе ваш подвиг может обернуться бедой!
Рассудительность госпожи Лян пришлась по душе ее мужу, и он с чувством глубокого уважения сказал:
— Я восторгаюсь твоей проницательностью и предусмотрительностью. Но сейчас опасаться нечего: Учжу так крепко заперт в ловушке, что ему не уйти — гибель злодея неминуема. Через несколько дней у него кончится провиант. Тогда мы возьмем его живьем и отомстим за двух императоров, которых он увел в неволю.
Он выпил подряд несколько кубков вина, выхватил меч и, размахивая им, запел песню на мотив «Озарена река багровым светом».
На десять тысяч ли раскинулась Чанцзян,
И бесконечным кажется теченье.
Не остановится она
Ни на мгновенье, —
Что перед нею
Суетная жизнь,
Где все цветет —
Но неизбежно тленье?
Оставшиеся в безвозвратном прошлом —
Что вспоминать эпохи и миры?
Что вспоминать про цинские дворцы?
Что вспоминать про ханьские шатры?
Зачем мечтать о яшмовых хоромах?[5]
Не возвратить назад былой поры!
Туманом меч
Заволокло густым,
Лук заслонили
Пыль и едкий дым[6].
Смотрю: тревожна
Неба высота,
Мерцают звезды,
От забот устав,
Покоя хочет
Каждая звезда…
Дракон и тигр
Прислушались с тоской,
А в плаче туч
Лишь слышен ветра вой.
Кому сказать,
Что много сотен лет
Спасенья людям
От печалей нет?
Смотрю на очертанья гор и рек,
Все той же скорбью отчий край объят,
И слезы безутешные текут
И падают на шелковый халат…
О! Звуки вражеских свирелей
Я слышу над рекою Бянь.
Испуганно к луне и солнцу
Метнулись фениксы-луань.
И вот я вызвал гонгом духа:
— Скажи мне, чья же тут вина,
Что грустно на ущерб уходит
Недавно полная луна? —
Но дух молчит.
И ночь темна…
Лишь в пятую стражу юаньшуай Хань и его жена спустились с горы и возвратились в лагерь.
