Лэ Ши - Нефритовая Гуаньинь
Потом появились еще три девицы. Они сказали:
— Мы — «Изгибающиеся, как натянутый лук»{82} из чуских дворцов. Разве вам не приходилось читать «Предисловие к чуским строфам»{83}, где есть такие строки:
Как цветок, нежна,
Как нефрит, бледна.
И они показали свое искусство. Закончив, они вернулись, одна за другой, на свои места.
Опомнившись, гочжун испугался и встревожился необычайно. Он поспешил сойти вниз и тотчас же приказал закрыть двери верхних покоев на замок. Когда Ян гуйфэй узнала о случившемся, она тоже не захотела больше смотреть на эту ширму.
После мятежа Ань Лу-шаня ширма была еще цела и находилась в доме Юань Цзая{84}. О дальнейшей ее судьбе, однако ж, ничего не известно.)
IIОднажды, в конце годов «Кайюань» из Цзяньлина доставили саженцы апельсинов. Десять деревьев император приказал посадить во дворце Пэнлай.
В годы «Тяньбао», на девятом месяце десятого года, деревья принесли плоды. Обращаясь к первому министру, император сказал:
— Не так давно мы высадили во дворце несколько апельсиновых деревьев, и нынешней осенью они принесли плоды — более ста пятидесяти штук. Они почти не отличаются от тех апельсинов, что привозят из Цзяннани или из Шу. Разница совсем незначительная.
По этому случаю первый министр выразил свою радость в следующем докладе:
«Осмелюсь покорнейше донести, что произведенное природою не может изменить своего естества. Ничего подобного не бывало испокон веков, и если сейчас произошло, то заслуживает изумления сверх всякой меры. Событие это свидетельствует, что Вы мудро правите всеми и вся, умело направляете все силы жизни и Ваш путь правления — благ и добродетелей, оттого и сама природа Вам повинуется. Возьмем, к примеру, мандарины и помело. Они произрастают и на юге, и на севере, но имеют различные наименования. Так установлено природою изначально и непреложно. Благотворное воздействие Вашего величества столь могущественно, что Вы смогли объединить всю страну. Ваша милость изливается на все в равной мере, даже и на растения, прозябающие во всех концах страны. Поэтому редкие фрукты, прежде рождавшиеся только на юге, ныне могут расти и в Вашем дворце. Они поспевают осенью, и аромат их разносится по всем дворцовым садам. Они приобретают золотистый цвет и прекрасны в лучах солнца».
Вслед за тем император одарил апельсинами высших сановников. Среди плодов были два сросшихся апельсина. Император и Ян гуйфэй долго ими любовались.
— Им словно бы знакомы человеческие чувства, — сказал император. — Мы с тобою стали одно целое, и то же самое произошло с апельсинами.
Он предложил ей сесть, и они вместе съели двойной плод. Затем император приказал написать картину, дабы запечатлеть эту сцену в назидание потомству{85}.
Ян гуйфэй родилась в области Шу и очень любила личжи. Но личжи южного побережья гораздо вкуснее, чем из Шу, и потому на юг ежегодно посылали особых чиновников для доставки личжи{86}. В тех краях, однако, очень жарко, и личжи надо есть сразу, как только созреют. Если плоды оставить хотя бы на одну ночь, они теряют свой вкус. Каких трудов стоило привозить эти плоды личжи с далекого юга на север — невозможно себе представить!
Однажды император играл с Ян гуйфэй в кости и совсем уже проигрывал: выиграть можно было только в том случае, если бы выпала двойная четверка. В азарте император то и дело звал: «Четверка! Четверка!» И действительно, кости после долгого кружения замерли на двойной четверке. В память о победе император приказал Гао Лиши перекрасить четверку в темно-красный цвет. С тех пор на всех костях четверка обозначена красным.
В другой раз привезли из Гуаннани белого попугая, который понимал человеческую речь. Попугаю дали кличку «Девушка в белоснежной одежде». Как-то утром он взлетел на зеркало Ян гуйфэй и оттуда прокричал:
— Девушка в белой одежде видела сон, будто ее схватила хищная птица.
Император сказал Ян гуйфэй, чтобы она выучила попугая сутре о Высшей премудрости{87}. Несколько времени спустя император отправился с Ян гуйфэй на прогулку в другой дворец, и они захватили с собой попугая, который сидел на ручке паланкина. Вдруг откуда ни возьмись налетел ястреб, схватил «Девушку в белоснежной одежде» и убил.
Император и Ян гуйфэй долго оплакивали попугая и похоронили его в саду, а место погребения нарекли «Могилою попугая».
Из Цзяочжи прислали в дар пятьдесят кристаллов Барусовой камфоры, напоминавших формою коконы шелкопряда. По словам персов, такие кристаллы находят только в старых деревьях «Мозг дракона».
В императорском дворце эту камфору так и прозвали — «Мозг дракона», и десять кристаллов император преподнес Ян гуйфэй. А та тайком отправила гонца на быстроногом коне к Ань Лу-шаню (этот конь отличался длинной шерстью на животе, способностью видеть в ночном мраке и пробегать пятьсот ли за день), пославши ему три кристалла. Ян гуйфэй часто посылала Ань Лу-шаню то дорогую одежду, то шкатулки из нефрита, то чеканного золота посуду.
На одиннадцатом году умер Ли Линь-фу{88}, после чего Первым министром был назначен Ян Сянь. Теперь его свита состояла уже более чем из сорока чиновников. На двенадцатом году Ян Сянь получил еще звание Смотрителя общественных работ.
Его старший сын, Сюань, который до того женился на княжне Янь-хэ, был пожалован титулом сановника первого ранга и назначен главой Приказа императорских жертвоприношений и помощником начальника Управления казною.
Младший сын, Фэй, женился на принцессе Ван-чунь. Двоюродный брат Ян гуйфэй, Цзянь, занимавший должность младшего надзирающего, — женился на княжне Чэн-жун.
Таким образом, одна из женщин в семействе Ян была любимой наложницей императора, две были принцессы, три — княжны и еще три — владетельницы уделов.
На тринадцатом году Сюань-янь удостоился звания Великого полководца и титула владетеля Циго. Его мать получила удел и титул правительницы Лянго, местным властям было приказано соорудить в ее честь храм, и император сам сделал надпись для камня на ее могиле. Дядя Сюань-гуй стал главой Палаты общественных работ. Дочь младшего управляющего императорским книгохранилищем, Цуй Сюня (он приходился зятем госпоже Ханьго), стала гуйфэй Дай-цзуна. Сын госпожи Гого, Пэй-хуэй, женился на дочери Дай-цзуна — принцессе Янь-гуан, а ее дочь стала наложницею сына Жан-ди. Цзюнь, сын Лю Дэна, зятя госпожи Циньго, женился на княжне Чан-цин. Брат Лю Дэна, Тань, женился на дочери Су-цзуна{89}, принцессе Хэ-чжэн.
Ежегодно в десятый месяц император удостаивал своим посещением Дворец блеска и великолепия и обыкновенно проводил там зиму, после чего возвращался к себе. Выезжая во дворец, он всегда находился в одном паланкине с Ян гуйфэй.
Во Дворце блеска и великолепия была башня Дуаньчжэн, в ней помещался покой, где Ян гуйфэй совершала свой туалет. Был там еще Лотосовый бассейн с ванной комнатой Ян гуйфэй. Усадьба, пожалованная гочжуну, лежала к югу от восточных ворот императорского дворца, как раз напротив домов госпожи Гого. Коньки же крыш в усадьбах, принадлежавших госпожам Ханьго и Циньго, соприкасались. Если император удостаивал своим посещением один из домов, он всегда навещал все пять семей, и им предоставлялось почетное право дать императору пир. В свите государя каждое из семейств являло собою особый отряд с особым цветом одежды. И когда отряды всех пяти домов собирались вместе, платья их сверкали всеми цветами радуги. Во время таких выездов часто случалось, что придворные теряли головные украшения, туфли, бирюзу, жемчуг, изумруды, которые после можно было собирать на дороге пригоршнями.
Однажды некий человек, склонившись в поклоне, следил за вереницею колясок и после того в течение нескольких дней сам благоухал ароматами. Число лошадей превышало тысячу. Впереди скакали всадники с воинскими знаменами Цзянняньского округа. Пиры задавались как по случаю выезда, так и по случаю благополучного возвращения.
Из дальних и ближних мест беспрерывным потоком текли ко двору подарки — евнухи, певицы, с любопытством разглядывавшие друг друга, собаки, лошади, ценные безделки.
Раньше других умерла госпожа Циньго, а госпожи Гого, Ханьго и гочжун еще долго процветали. Госпожа Гого и гочжун состояли в предосудительной связи. Не считаясь с правилами и приличиями{90}, гочжун и госпожи Ханьго и Гого по пути во дворец развлекались тем, что скакали бок о бок, взапуски, нахлестывая лошадей. За ними следовала конная свита из мужчин и женщин, всего более ста человек. От факелов было светло как днем. Все ехали в открытых колясках, наряженные богато и ярко. Улицы были запружены зеваками, и толпа только ахала в изумлении.
На всех свадьбах в любом из десяти княжеских домов — женили ли сына или выдавали замуж дочь — посажеными бывали неизменно госпожи Ханьго и Гого. Всякий раз им платили тысячу связок монет. Только после этого император давал свое согласие на брак.
