Древневосточная литература - Тысяча и одна ночь. Том XII
А когда она окончила свои стихи, Ситт-Зубейда сказала ей: «Не опустишься ли ты к нам, чтобы мы насладились твоей красотой, о владычица красавиц. Хвала тому, кто дал тебе красоту и красноречие». Но жена Хасана воскликнула: «Не бывать тому, чтобы вернулось минувшее, – и потом сказала матери Хасана, бедного и печального: – Клянусь Аллахом, о госпожа, о Умм-Хасан, ты заставишь меня тосковать. Когда придёт Хасан и продлятся над ним дни разлуки и захочет он близости и встречи и потрясут его ветры любви и томления, пусть он придёт ко мне на острова Вак!»
И потом она улетела со своими детьми и направилась в свою страну. И когда мать Хасана увидела это, она заплакала и стала бить себя по лицу и так рыдала, что упала без памяти. А когда она очнулась, Ситт-Зубейда сказала ей: «О госпожа моя паломница, я не знала, что это случится, и если бы ты мне о ней рассказала, я бы тебе не противилась. Я узнала, что она из летающих джиннов только сейчас, и знай я, что она такого рода, я бы не дала ей надеть одежду и не позволила бы ей взять детей. Но освободи меня от ответственности, о госпожа!» И старуха сказала (а она не нашла в руках хитрости): «Ты не ответственна!» – и вышла из халифского дворца и шла до тех пор, пока не вошла в свой дом.
И она стала так бить себя по лицу, что её покрыло беспамятство, а очнувшись от забытья, она начала тосковать по женщине и её детям, и ей захотелось увидеть своего сына, и она произнесла такие стихи:
«В разлуки день уход ваш вызвал слезы
От горя, что из мест родных ушли вы.
И крикнула от мук любви я с горестью
(А слезы плача разъели мне ланиты):
«Вот расстались мы, но будет ли возвращение?»
Разлука уничтожила всю скрытность!
О, если бы вернулись они к верности!
Коль они вернутся, вернётся время счастья».
И потом она поднялась и вырыла в доме три могилы и сидела над ними, плача, в часы ночи и части дня, а когда продлилось отсутствие её сына и увеличилась её тревога, тоска и печаль, она произнесла такие стихи:
«Твой призрак меж закрытых век я вижу,
В движенье и в покое тебя помню.
Любовь к тебе в костях моих так льётся,
Как льётся сок в плодах и гибких ветках.
В тот день, как нет тебя, мне грудь сжимает,
И скорбь мою прощает мне хулитель.
О ты, любовь к кому владеет мною
И от любви сильней моё безумье,
Побойся милостивого, будь кроток –
В любви к тебе погибель я вкусила…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот девяносто седьмая ночь
Когда же настала семьсот девяносто седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что мать Хасана стала плакать в часы ночи и части дня из-за разлуки со своим сыном и его женой и детьми, и пот то, что было с нею.
Что же касается до её сына Хасана, то когда он приехал к девушкам, те стали его заклинать, чтобы он провёл у них три месяца, а после этого они собрали для него денег и приготовили ему десять тюков – пять с золотом и пять с серебром, – и приготовили один тюк припасов и отправили его и выехали с ним. И Хасан стал заклинать их воротиться, и они начали обниматься на прощанье, и младшая девушка подошла к Хасану и обняла его и плакала, пока её не покрыло беспамятство, а потом она произнесла такие два стиха:
«Угаснет когда огонь разлуки вблизи от вас,
И страсть успокою я, и будем мы вместе вновь?
Страшит меня день разлуки с вами я мучает,
Прощанье же лишь сильней, владыки, ослабило».
И подошла к нему вторая девушка и обняла его и сказала такие два стиха:
«Прощаться с тобою, – как с жизнью прощаться,
Тебя потерять-потерять всех друзей!
Отъезд твой мне душу огнём прожигает,
А близость твоя – в ней скрывается рай!»
И подошла к нему третья девушка и обняла его и произнесла такие два стиха:
«Мы прощанье оставили в день разлуки
Не по лени, и нет дурной здесь причины,
Ты – мой дух ведь, поистине, несомненно,
Как мне с духом хотеть моим распрощаться?»
И подошла четвёртая девушка и обняла его и произнесла такие два стиха:
«Заставляет плакать рассказ меня о разлуке с ним,
Рассказал его потихоньку мне при прощанье он,
Он – жемчуг тот, что доверила я ушам моим,
И я выпила в виде слез его из очей моих».
И потом подошла пятая девушка и обняла Хасана и произнесла такие два стиха:
«Не трогайся, – ведь без вас не будет мне стойкости,
Проститься чтоб я могла теперь с отъезжающим,
Терпения больше нет, чтоб встретить разлуку нам,
И слез уже нет, чтобы их пролить на кочевья след».
И потом подошла к нему шестая девушка и обняла его и сказала такие два стиха:
«Сказала я, как уехал караван их
(А страсть из тела мне вырывала душу):
«Когда бы был властелин со мною могучий,
Все корабли я б силой захватила».
И потом подошла седьмая девушка и обняла
Хасана и сказала такие два стиха:
«Увидишь прощанье ты – будь стоек,
И пусть не страшит тебя разлука!
И жди возвращения ты вскоре –
«Прощанье» прочти назад: «вернулись»[25].
И ещё такие стихи:
«Я печалился, что расстался с вами и вы вдали,
Нет силы в сердце, чтоб проститься с вами мне,
Аллах лишь знает, что прощаться я не стал,
Боясь, что сердце мне растопит боль».
И Хасан простился с девушками и плакал, пока не лишился чувств по причине разлуки с ними, и потом он произнёс такие стихи:
«В день разлуки струи из глаз моих потекли чредой.
Как жемчужины, – ожерелья их я из слез низал.
Ушёл погонщик и их увёл, и не мог найти
Я ни стойкости, ни терпения, ни души моей.
Я простился с ними, затем ушёл с моей горестью,
И оставил я прежних встреч места и свой стан забыл.
И вернулся я, позабыв дорогу, и буду я
Лишь тогда спокоен, когда, вернувшись, увижу вас.
О Друг, к рассказам о любви прислушайся –
Не годится сердцу не впять тому, что скажу тебе.
О душа моя – коль рассталась с ними, расстанься же
С наслажденьем жизнью и вечности не желай себе».
И затем он ускорял ход ночью и днём, пока не прибыл в Багдад, Обитель Мира и святыню халифата Аббасидов, и не узнал о том, что случилось после его отъезда. И он вошёл в дом и пришёл к своей матери, чтобы её приветствовать, и увидел, что её тело похудело и кости её стали тонкими от великих рыданий, бессонницы, плача и стонов, так что она сделалась подобна зубочистке и не могла отвечать на слова. И Хасан отпустил верблюдов и подошёл к своей матери и спросил её про жену и детей, и старуха так заплакала, что её покрыло беспамятство, и, увидав, что она в таком состоянии, Хасан стал ходить по дому и искать свою жену и детей, но не нашёл и следа их.
И потом он посмотрел в кладовую и увидел, что она открыта и сундук открыт, и не нашёл в нем одежды. И тогда он понял, что его жена завладела одеждой из перьев и взяла её и улетела, взяв с собой своих детей. И он вернулся к своей матери и, увидев, что она очнулась от обморока, спросил её, где его жена и дети, и старуха заплакала и воскликнула: «О дитя моё, да увеличит Аллах за них твою награду! Вот три их могилы!» И, услышав слова своей матери, Хасан вскрикнул великим криком и упал, покрытый беспамятством, и оставался в обмороке с начала дня до полудня. И прибавилось горя к горю его матери, и она потеряла надежду, что Хасан будет жить. А очнувшись, Хасан принялся плакать и бить себя по лицу и разорвал свою одежду и начал в смятении кружить по дому и произнёс такие два стиха:
«Таю я к ним любовь, покуда можно,
Но пламя страсти все не потухает.
Кому разбавлен был огонь любовный?
Я пил любовь без примеси без всякой».
И ещё:
«И до меня разлуки горесть знали,
Её боялся и живой и мёртвый,
Но то, что затаили мои ребра, –
Я этого не видел и не слышал».
А окончив свои стихи, он взял меч и обнажил его и, придя к своей матери, сказал ей: «Если ты не осведомишь меня об истине в этом деле, я отрублю тебе голову и убью себя!» И его мать воскликнула: «О дитя моё, не делай этого! Я расскажу тебе. Вложи меч в ножны и садись, и я расскажу тебе, что случилось», – сказала она потом.
И когда Хасан вложил меч в ножны и сел с нею рядом, она повторила ему эту историю с начала до конца и сказала: «О дитя моё, если бы я не увидела, что она плачет и требует бани, и не побоялась, что ты приедешь и она тебе пожалуется и ты на меня рассердишься, я бы не пошла с ней в баню, и если бы Ситт-Зубейда не рассердилась на меня и не взяла от меня ключ силой, я бы не вынула одежду, даже если бы умерла. Но ты знаешь, о дитя моё, что нет руки, длинней руки халифа. И когда принесли одежду, твоя жена взяла её и осмотрела, и она думала, что на ней чего-нибудь не хватает, но увидала, что с одеждой ничего не случилось. И тогда она обрадовалась и, взяв детей, привязала их к себе к поясу и надела одежду из перьев после того, как Ситт-Зубейда сняла для неё с себя все, что на ней было, в уваженье к ней и к её красоте. А твоя жена, надев одежду из перьев, встряхнулась и превратилась в птицу и стала ходить по дворцу, и все на неё смотрели и дивились на её красоту и прелесть, а потом она полетела и оказалась на верху дворца и посмотрела на меня и сказала: «Когда твой сын вернётся и покажутся ему долгими ночи разлуки, и захочет он близости со мной и встречи, и закачают его ветры любви и томления, пусть оставит родину и отправится на острова Вак». Вот что было с нею в твоё отсутствие…»
