Эпосы, легенды и сказания - Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака
Подивились все такому чуду, а Мехран-везир сказал:
– О шах, говорил я тебе, чтобы ты их стерег или, того лучше, казнить велел, ведь враг всего лучше убитый. Самак такой человек, что в городе Чин на мейдане, на глазах у всех людей, убил моего сына Кабаза, а потом подскочил, ухватил меня за бороду, хотел горло мне перерезать, да Шир-афкан перехватил его руку. Больше того, он потом Шир-афкана посреди десяти тысяч вооруженных всадников убил и не задумался! Эх, был бы жив Шир-афкан, не дошло бы до того… А ведь это, шах, только малая толика деяний Самака, потому что обо всем рассказывать времени не хватит. Лучше я пойду осмотрю ту темницу.
Отправился Мехран-везир с приближенными шаха, оглядели они все и говорят:
– О шах, никаких следов не видно.
Мехран-везир сказал:
– Тут надо хорошенько поразмыслить, но сдается мне, что Термеше к этому руку приложил. Вели его допросить.
Выяснили это Сабер и Самлад, прибежали к Самаку и рассказали ему.
Самак говорит Сорхварду:
– Пойду-ка я во дворец!
– Ой, не ходи, ведь там Мехран-везир, он тебя узнает – беда приключится, нам этого не снести! – воскликнул тот.
– Не тревожься, богатырь, – ответил Самак, – кто такими делами занимается, все ходы-выходы знает, невредимым останется.
Он кликнул мать Сорхварда и попросил у нее особого зелья. Принесла она, что он спрашивал, Самак сунул руку за пояс, достал какую-то вещицу, растолок ею то зелье, потом бросил его в воду и смочил полученной жидкостью лицо. Цвет кожи у него совсем изменился. Начали все его хвалить и просить:
– О богатырь, научи и нас!
– Времени нет, – отвечал Самак. Он растрепал себе волосы, спустил их на лоб, сгорбился, согнулся, взял в руки палку, вышел из дома и смешался с толпой.
Сорхвард, Сабер и Самлад отправились вслед за ним, чтобы поглядеть да подивиться, как Самак поступать будет. Пришли они во дворец, а там как раз Термеше к Армен-шаху привели. Шах потребовал:
– Говори, негодяй, как это все получилось, а не то велю, тебя казнить!
– О шах, да я ничего знать не знаю! – ответил Термеше. – Я спал дома, а Джендрай в тюрьме был. Его убили. Что я могу сказать? У кого выяснить, как дело'было?
Шах приказал бить его палками. Палачи переглянулись, один говорит: ты его бей, другой отвечает: нет, ты. А про себя каждый думает: дескать, сегодня шах на него прогневался, дадим мы ему нынче палок, а коли завтра шах нами недоволен будет? Непременно отдаст нас в руки Термеше – то -то он нас отделает! Пожалуй, лучше будет его пощадить.
Так они тянули, пока шах не закричал на них: что, мол, вы мешкаете?
Тогда один палач вышел, растянул Термеше на скамье и притворно ударил его разок. А Самак стоял неподалеку и догадался, что тот бьет только для вида. Он сказал:
– О шах, они секут его с послаблением. Прикажи мне, рабу твоему, его похлестать, чтоб он сознался, как было дело.
– Бей, – разрешил Армен-шах.
Самак взял в руки палку, засучил рукава и так ему всыпал, что у Термеше в нескольких местах кожа лопнула, кровь побежала. Термеше принялся вопить, а Самак взял другую палку, покрепче прежней. Когда до пятого удара дошло, Термеше крикнул:
– Пощадите, я все скажу!
Самак подумал: «Это он хочет битья избежать – ведь он ничего не знает». Термеше развязали и приказали:
– Признавайся, как было дело! Термеше сказал:
– Когда я вышел из царского дворца и проходил мимо базара, то два брата-мясника, которые вчера дали мне четыреста золотых динаров, сказали: «Отдай нам Сиях-Гиля и Сама».
Армен-шах спросил:
– А зачем же ты убил негра Джендрая?
– Они сказали: надо следы скрыть. Дескать, если мы его убьем, решат, что это кто-то еще сделал, а на нас никто не подумает. Закололи они Джендрая-негра, а Сиях-Гиля и Сама с
собой увели.
Самак подумал: «Этот урод, ни мужик, ни баба, еще двух добрых людей на муки обрек!» А шах послал сархангов, чтобы те доставили братьев-мясников во дворец. Привели их, они поклонились шаху, а он их спрашивает:
– Сознавайтесь, куда вы девали Сиях-Гиля и Сама?
– А кто такие Сиях-Гиль и Сам? Мы их не знаем, – отвечают братья.
Застонал тут Термеше от боли – Самак его крепко отделал – и сказал:
– Вчера они к тюрьме подошли, дали мне четыреста динаров и забрали Сиях-Гиля и Сама, а Джендрая прикончили, как я уже рассказывал.
И еще много чего он наболтал. Стали братья клясться именем бога, что ни про Сиях-Гиля, ни про Сама, ни про Джендрая и не слыхивали, что с Термеше ни о чем не говорили, а до шахской темницы и до пленников им вовсе дела нет. Мехран-везир сказал:
– Пойдите дом их обыщите.
Отправились сарханги к ним домой, весь дом снизу доверху обшарили, все перевернули – никого! Вернулись они к падишаху, доложили ему. Шах спросил:
– Термеше, а ты наказывал Сама и Сиях-Гиля палками?
– Да, шах, наказывал, так что идти не смогут.
Тут Мехран-везир вмешался:
– Надо Термеше заковать в цепи, а этих двух братьев отдайте мне, я их допрошу.
После этого все разошлись, а братьев-мясников отвели к Мехран-везиру.
Самак повернулся к Саберу и Самладу и сказал:
– Ступайте к отцу, передайте ему мой привет и скажите, чтоб молился за нас. А Дельарам накажите, чтобы присматривала за сыновьями Кануна да чтоб ни в коем случае их не развязывала!
Сабер и Самлад отправились домой, рассказали все отцу, тот подивился на дела Самака, и все они оставались на своих местах, пока не наступила ночь.
А Мехран призвал к себе братьев-мясников, усадил их и начал обо всякой всячине расспрашивать, а они отвечали. Мехран-то за каждым их словом следил, сам беседу ведет, а сам исхитряется то и дело будто ненароком Самака помянуть. Но братья ни словом о нем не обмолвились, и ничего про Сиях-Гиля и Сама от них узнать не удалось. А проговорили они всю ночь до утра.
Явился Мехран-везйр с братьями-мясниками в тронный зал, поклонился шаху и заявил:
– О великий государь, они никак не сознаются, говорят, что им ничего не известно. Шах приказал их казнить. Явились тут сарханги, шахские хаджибы и начальник стражи, накинули братьям на шею веревку и повели их на базарную площадь. А сто тысяч горожан и воинов в волнение пришли, крик в народе поднялся, потому что эти братья были по всей округе известны своим благородством и благочестием и все их очень любили. Как привели их на базар, стон и плач кругом раздался.
Случилось так, что начальник стражи им благоволил, поскольку они ему не раз службу служили – и кошельком, и силушкой, и припасы для его кухни поставляли. Услыхал он всеобщие крик и плач, и стало ему жалко братьев. Он подошел к ним и сказал:
– О благородные мужи, падишах приказал вас казнить, я, конечно, ослушаться не могу, так что пришло время с жизнью проститься. А ведь расставание с жизнью – дело нешуточное, да и какой в том прок? По-моему, куда лучше вам всю правду выложить, тогда я заступлюсь за вас перед падишахом. Может, он вас помилует.
– О князь, – ответили они, – нас весь Мачин знает, и тебе мы тоже хорошо известны, и до сей поры о нас добрая слава была… Клянемся всемогущим творцом, что нам об этом ничего неведомо. Но если бы мы что и знали, то все равно ничего не сказали бы: лучше жизнь отдать, чем другого предать. Ведь нет на свете ничего важнее чести и ничего нет лучше благородства. Пусть же за нами вечно останется имя благородных мужей.
Понравились начальнику стражи такие речи, овладели его сердцем любовь и сострадание, и он сказал шахским слугам:
– Погодите чуток, пока я схожу к Армен-шаху и вернусь.
При этих словах сто тысяч народу, мужчин и женщин, ему хвалу вознесли, а он отправился во дворец.
Господь судил так, что явился начальник стражи во дворец к Армен-шаху, поклонился, восславил шаха и сказал:
– О шах, эти двое юношей – люди честные, весь город нынче плачет-рыдает из-за этих братьев-мясников. Верно, невиновны они, иначе с чего бы людям так о них убиваться? Да и они, кабы был за ними грех, на месте казни покаялись бы. Может быть, Термеше их по злобе оговорил, чтобы погубить и царству нашему вред нанести? Ведь убийство невиновных недостойно. Шах знает, что я о благоденствии государства радею, а там воля ь ша.
Мехран-везир сказал:
– О шах, вели привести Термеше, я его еще поспрошаю. Может, разберемся в этом деле.
Шах приказал доставить в тронный зал Термеше.
– Термеше, – обратился к нему Мехран-везир, – обстоятельства этого дела не проясняются! Шах повелел казнить несчастных братьев-мясников, но мы знаем, да и ты знаешь, что за ними нет вины. Не бери греха на душу, подумай хорошенько: ты и так много зла совершил, не усугубляй же содеянного. Не будь жестокосердым, а то ведь и тебя никто не пожалеет. Может, если ты правду скажешь, господь всевышний тебя помилует. Я это тебе потому говорю, что знаю: ты тут ни при чем, это все дела Самак-айяра.
При этих словах Термеше воскликнул:
– Клянусь всемогущим богом, что братья-мясники невиновны и ничего про это дело не знают!
