Митицуна-но хаха - Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями)
Между тем наступила десятая луна. В двадцатых числах, когда я находилась в другом доме, в который переселилась, чтобы избежать результатов дурного предзнаменования, я услышала разговоры, будто у женщины, которую я так не любила, родился ребенок. Конечно, я невзлюбила ее пуще прежнего, но близко к сердцу известия не приняла. В сумерках, когда зажгли светильники и подали ужинать, прибыл мой брат и достал из-за пазухи перевязанное послание, написанное на бумаге митинокуни[26]. Письмо было прикреплено к высохшему мисканту.
— Ой, от кого это?! — воскликнула я.
— Посмотри еще раз, — был ответ.
Я развернула послание и просмотрела его при светильнике. Почерк, которым было написано письмо, принадлежал человеку, к которому сердце мое теперь не лежало. А написано было так:
«Что же получилось из твоего „Какой же это жеребенок“?
От инея увядшая трава
Ко мне имеет отношенье.
Но жеребенка,
Что исполнился очарованьем,
Хотелось бы расположить к себе.
О, как мне тяжело!»
Самое удивительное: здесь были те несколько слов, что я когда-то в порыве раскаянья послала Канэиэ. «Отчего это?» — подумала я и спросила:
— Не господин ли это из дворца Хорикава?
— Да, это послание Первого министра. Был человек из его свиты. Он было пришел в вашу усадьбу, но там ему сказали: «Не изволит быть». Однако же он оставил послание, заметив: «И все-таки, обязательно передайте».
Больше всего меня удивляла мысль о том, каким образом он услышал мое стихотворение. Я опять стала со всеми советоваться, и мой старый отец, выслушав меня, смущенно заметил:
— Очень неудобно получилось. Надо было ответить сразу, отдав свое письмо тому члену свиты, который принес послание.
Тогда я, хотя и не считала это своей небрежностью, ответила очень, видимо, неучтивым стихотворением:
Когда-то жеребенок
Крупом раздвигал бамбук.
Теперь все изменилось —
Трава сухая
Неодолимой стала рощей.
Одна из моих дам заметила мне:
— Ответ на это стихотворение он решил написать сразу же. До середины написал, а потом молвил: «Никак не получается концовка». Прошло долгое время, пока он решился.
Моему сыну срочно поручили наблюдение за танцовщиками, сказав при этом, что послезавтра — специальное празднество.
По этому случаю пришло редкое послание от Канэиэ. «Что еще нужно сделать?» — спрашивал он, присылая все, что было необходимо сыну.
В день последней репетиции от него принесли еще одно письмо: «Сейчас я не удел из-за осквернения, поэтому не могу приехать во дворец. Я думал прибыть к вам и проводить сына, но ты вряд ли подпустишь меня к дому. Я в нерешительности: как мне быть?».
Растерявшись при одной только мысли, что Канэиэ сейчас может прибыть сюда, я велела сыну:
— Быстро одевайся и поезжай к отцу!
Так я подгоняла его, а когда сын уехал, тотчас же залилась слезами.
Встав рядом с сыном, Канэиэ заставил его повторить танец, а потом отправил во дворец.
В день, когда наступил праздник, я выехала из дому, рассчитывая увидеть процессию. На северной стороне дороги, особенно не бросаясь в глаза, стоял экипаж, крытый бетелевыми листьями. Сзади и спереди занавески у него были опущены. Спереди из-под занавеси выглядывал тяжелый тканый рукав фиолетового цвета[27] поверх чистых полотняных облачений. Глядя на этот экипаж, я решила, что он женский.
Из ворот дома, что стоял позади экипажа, к нему церемонно вышел придворный шестого ранга, опоясанный большим мечом, и, преклонив колени перед тем, кто находился внутри, что-то сказал. Когда я, удивленная зрелищем, присмотрелась внимательно, то увидела, что возле кареты, к которой тот подошел, стояло несчетное количество чиновников высокого ранга в красных и черных одеяниях.
— Если хорошенько присмотреться, там есть люди, которых нам приходилось видеть, — сказали мне.
Церемония закончилась раньше, чем всегда; все, кто сопровождал кареты высшей знати, должны были видеть это окружение; задержавшись там, они столпились в одном и том же месте — возле экипажа Канэиэ. Сын, которым были заняты все мои мысли, выглядел с сопровождающими его людьми просто великолепно, хотя и был вызван внезапно. Люди из высшей знати, как это было принято, протягивали ему фрукты и другие дары, что-то говорили, — мое материнское самолюбие было удовлетворено. Кроме того, случилось так, что мой старомодный отец, не осмеливаясь смешиваться с высокопоставленными, находился среди тех, чьи одежды были цвета желтой розы[28]. Канэиэ заметил его, извлек из числа мелких чиновников и послал в свой дом за сакэ, а потом наполнил для него керамическую чарку. В тот самый момент, когда я это увидела, не возликовало ли мое сердце?!
Некоторые уже намекали сыну:
— Ну, наверное, уже пора! — и были женщины, которые добивались его. Сначала он написал той, что жила в районе Восьми мостов:
Ведь сказывается в нашем мире
Знаменье бога Слова одного,
Что жил в Кадзураки[29],
Поэтому и я хочу от Вас
Одно лишь слово откровенья.
Ответа на этот раз, как будто, не было, и он снова написал:
Заплутал Ваш ответ
На перепутье,
Где Восемь мостов.
Но прошу Вас,
Взгляните на послание мое!
Теперь ответ пришел:
О чем Вы просите?
Следов не видно
Здесь, у Восьми мостов,
Возле которых нет дороги,
Где Вы ходить могли бы.
Письмо было написано переписчиком. Юноша ответил:
Но отчего ж
Мне было не ходить
Дорогой той? —
Оставил я следы на ней,
Когда впервые стал просить ответа…
На послание ответили:
Хоть и просили Вы,
От этого не стало толку —
Дорога облаков
В огромном небе
Не хранит следов.
Она решила, что взяла верх в этом состязании, но он опять написал:
В огромном небе
Нет моста из облаков.
Печалюсь оттого,
Что не пройти
Над облаками.
Ее ответ:
Ступать опасно
По мосту
Из облаков.
Об этом, не подумав,
Просили Вы…
Он опять написал:
Я ожидаю
Новой встречи с Вами.
Ведь никакой журавль
По облачной дороге не взлетит,
Не опираясь на крыло надежды.
На этот раз она прервала обмен письмами словами:
— Уже темно.
Наступила двенадцатая луна, и он опять написал ей:
Многие годы
В одиночестве сплю.
Только ранее так, как теперь,
Не намокали
От слез одеянья мои.
Ответа не последовало: сказали, что дама куда-то уехала. На следующий день юноша вновь стал просить ответ, но она написала только одно слово: «Видела», — и прикрепила бумагу к ветке парчового дерева[30]. Он снова написал:
Когда обнаружил я
«Видела» в Вашем посланьи,
Сейчас же подумал —
Не отвернулись ли мы
Друг от друга?!
Ее ответ:
Сосна далеко на горе,
Облаками покрытой,
Не меняет так круто
Свой цвет —
Постоянна она.
Весна наступила еще в старом году[31].
— Повернула сюда! — выразился сын.
Хочу известить Вас —
Весна наступила
Еще в старом году.
Как об этом мечтал я
В душе!
Ответа не было. Он опять написал, распорядившись: «Будет ответ — сразу ко мне!».
Напрасно ждать —
Ведь год
Уж завершился.
Но буду ль жив я
Новою весной?!
И на этот раз ничего. Пока я думала, что же случилось, услышала от сына:
— Говорят, таких воздыхателей у нее много.
И вот, видимо, об этом:
Если Вы ждете кого-то,
Но не меня,
Слово «сосна» не пишите
Не надо, чтоб в море вздымались
Белые волны обмана.
Ответные стихи:
Пусть она не вздымается
Иль не останется спокойной,
Но берег залива
Наката волны
Годами готов ожидать.
В конце года:
Да, это так,
Но жестока душа у волны —
Вот уже год
Жду я,
Чтобы вздымалась волна.
Ответные стихи:
Когда подряд
Накатывают волны,
Сосне тысячелетней
Такими редкими
Ведь кажутся они!
«Странно, — подумала я, — что бы все это значило?»