Имруулькайс - Любовная лирика классических поэтов Востока

Плещет, блещет Мулиён, меня зовет,
Та, в которую влюблен, меня зовет.

Под ногами, словно шелк, пески Аму,
Трудный брод, зеленый склон меня зовет.

Там, где пена по колена скакунам,
Там Джейхуна[27] слышен стон: меня зовет.

В город счастья, в Бухару спеши, эмир,
Шлет она тебе поклон, меня зовет.

Ты — луна, а Бухара — небесный свод,
Что луною озарен, меня зовет.

Ты — платан, а Бухара — цветущий сад,
Листьев шум, пернатых звон меня зовет…

Будь весел с черноокою вдвоем,
Затем, что сходен мир с летучим сном.

Ты будущее радостно встречай,
Печалиться не стоит о былом.

Я и подруга нежная моя,
Я и она — для счастья мы живем.

Как счастлив тот, кто брал и кто давал,
Несчастен равнодушный скопидом.

Сей мир, увы, лишь вымысел и дым,
Так будь, что будет, насладись вином!

По струнам Рудакй провел рукой.
Запел он о подруге дорогой.

Рубин вина — расплавленный рубин,
Но и с губами схож рубин такой.

Одна первооснова им дана:
Тот затвердел, расплавился другой.

Едва коснулся, — руку обожгло,
Едва пригубил, — потерял покой.

Мою Каабу превратила ты в христианский храм,
В неверии друзей лишила, зачем — не знаю сам,
А после тысячи поклонов кумиру моему,
Любовь, я стал навеки чуждым всем храмам и богам[28].

Прелесть смоляных, вьющихся кудрей
От багряных роз кажется нежней.
В каждом узелке — тысяча сердец,
В каждом завитке — тысяча скорбей.

Прекрасен день весны — пахучий, голубой,
Но мне милее ночь свидания с тобой.

Ты со мной, но я боюсь: уйдешь ты на мою беду.
Днем часам веду я счет, а ночью звездам счет веду.

Не любишь, а моей любви ты ждешь.
Ты ищешь правды, а сама ты — ложь.

Только тот, кто пьян любовью, понял, что такое хмель,
Перенес ты бед немало, но такой не знал досель.

Ты не газель: в мои тенёта пришла, сама того желая,
Ты не ищи освобожденья; не вырывайся, дорогая!

Да не будет в мире сердца, что ее не жаждет страстно,
Да земли не будет в мире, что не будет ей подвластна!

Я всегда хочу дышать амброю[29] твоих кудрей.
Нежных губ твоих жасмин дай поцеловать скорей!
Всем песчинкам поклонюсь, по которым ты прошла,
Бью почтительно челом пыли под ногой твоей.
Если перстня твоего на печати вижу след,
Я целую то письмо, что вселенной мне милей.
Если в день хотя бы раз не дотронусь до тебя,
Пусть мне руку отсекут в самый горестный из дней!
Люди просят, чтобы я звонкий стих сложил для них,
Но могу я лишь тебя славить песнею моей!

Лицо твое светло, как день из мертвых воскресенья,
А волосы черны, как ночь не знающих спасенья.
Тобою предпочтен, я стал среди влюбленных первым,
А ты красавиц всех стройней, а ты — венец творенья.
Кааба — гордость мусульман, а Нил — сынов Египта,
А церкви — гордость христиан, есть разные ученья,
А я горжусь блистаньем глаз под покрывалом черным.
Увижу их — и для меня нет радостней мгновенья.

Лишь ветерок из Бухары ко мне примчится снова, —
Жасмина запах оживет и мускуса ночного.
Воскликнут жены и мужья — То ветер из Хотана,
Благоуханье он принес цветенья молодого!
Нет, из Хотана никогда такой не веет ветер,
То — от любимой ветерок, и нет милее зова!
Ты далеко, но твой наряд мне снится на рассвете
В мечтах — в объятьях ты моих, краса всего земного!
Мы знаем: свет звезды Сухейль приходит из Йемена, —
Ищу тебя, звезда Сухейль, средь звездного покрова!
О мой кумир, я от людей твое скрываю имя,
Оно — не для толпы, оно — не для суда людского,
Но стоит слово мне сказать, — хочу иль не хочу я, —
Заветным именем твоим становится то слово.

Слышу два великих слова, — и страдаю, оскорбленный,
Их впустую чернь склоняет, не постигнув их законы.
О красавице прекрасной говорят: — Она прекрасна!
Кто влюблен, того влюбленным кличет голос изумленный.
Это больно мне, подруга, ибо только ты — прекрасна,
Это больно мне, страдальцу, ибо только я — влюбленный.

Только раз бывает праздник, раз в году его черед, —
Взор твой, пери[30], праздник вечный, вечный праздник в сердце льет

Раз в году блистают розы, расцветают раз в году,
Для меня твой лик прекрасный вечно розами цветет.

Только раз в году срываю я фиалки в цветнике,
А твои лаская кудри, потерял фиалкам счет.

Только раз в году нарциссы украшают грудь земли,
А твоих очей нарциссы расцветают круглый год.

Эти черные нарциссы, чуть проснулись — вновь цветут,
А простой нарцисс, увянув, новой жизнью не блеснет.

Кипарис — красавец гордый, вечно строен, вечно свеж,
Но в сравнении с тобою он — горбун, кривой урод.

Есть в одних садах тюльпаны, розы, лилии — в других,
Ты — цветник, в котором блещут все цветы земных широт.

Ярче розы твой румянец, шея — лилии белей,
Зубы — жемчуг многоценный, два рубина — алый рот.

Вьется кругом безупречным мускус локонов твоих,
В центре — киноварью губы, точно ярко-красный плод,

Ты в движенье — перепелка, ты в покое — Кипарис,
Ты — луна, что затмевает всех красавиц хоровод.

Ты — луна в кольчуге страсти и с колчаном нежных стрел,
Перепелка — с кубком хмельным, кипарис, что песнь поет.

Не Цепями приковала ты влюбленные сердца —
Каждым словом ты умеешь в них метать огонь и лед…

О ты, чья бровь — как черный лук, чей локон петлею завит,
Чьи губы красны, как рубин, нежнее шелка пух ланит!

Тюльпаном расцветает шелк, и пахнет мускусом аркан,
Лук мечет стрелы галие[31], и жемчуга рубин таит.

Под сводами бровей цветут нарциссы огненных очей.
Но пышный гиацинт волос в их завитках покуда скрыт,

Твоих кудрей волнистый шелк волшебник мускусом натер
И губы в сахар обратил, чтоб влажный лал[32] не знал обид.

О, сколько раз я в сеть любви смятенным сердцем попадал!
О, сколько раз я, как змеей, был страстью пламенной обвит!

Но гибели я не страшусь, хоть вижу гибельную сеть,
Не замечаю смертных уз, хотя и мне аркан грозит.

Твой взор — двойник души твоей, он тем же полон волшебством.
Мой стан — двойник твоих кудрей, в том горький мой и сладкий стыд.

Но стан и кудри — что роднит? — Дугой согбенная спина!
Но взор и душу — что роднит? — Желанье, что тебя томит!

Не Заратуштры ли огонь пылает на твоих щеках?
Не мускус ли и галие твоих кудрей поток струит?

Кудрями сердце отняла, его глазам ты отдала.
Моя душа полна тоской, но сердце радостью горит…