Эпосы, легенды и сказания - Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака
– О богатырь, а ты яви осторожность и осмотрительность, помни, что царевич еще молод и неопытен, нельзя козни врагов проглядеть.
А еще он попросил у Аргуна перстень с его печатью и гербом, и тот вручил ему свое кольцо.
Взял Самак Атешака за руку и покинул царский шатер. Говорит ему:
– Атешак, мы сперва пойдем закончим с Махпари дело, чтобы душа спокойна была, а потом отправимся с тобой в страну Мачин, там я тебе добуду твою Дельарам.
Атешак обрадовался: ладно, говорит. Пустились они в путь, пришли в ущелье Бограи к охране Катрана. Говорят им:
– Аргун приказал вам глаз с Катрана не спускать, не зевать, не дремать. Никак нельзя, чтобы он отсюда сбежал, на свободу вырвался.
Потом отправились дальше, пока не оказались близ крепости. Темная ночь была. Самак сказал:
– Придется нам, Атешак, дожидаться, пока день наступит, в такую темень не годится наверх к крепости карабкаться.
Дождались они утра, обошел Самак вокруг, видит гору, которую господь вседержитель от других гор отделил, а на ней – что-то наподобие гнезда птичьего… Головой крепость та касается звезды Аюк [24], а ведет туда узкая тропка, по которой больше одного всадника не проедет. Огорчился Самак, сказал себе: «Тут хоть со всего мира войско собери – этой крепости все равно не взять. Другой такой и на свете нет!»
Стоит Самак, чудо это разглядывает, надивиться не может. Такой оплот перед собой видит, который небесам тайны поверяет, на свод небесный свысока взирает, такую крепость, какую описал поэт:
Кто смелости найдет, чтоб стихом эту крепость восславить?
Перо где достойное для описанья найдет?
Гранит вечных скал этой тверди устои упрочил,
И вечную кровлю над нею простер небосвод.
Напрасны пред нею все копни и хитрости вражьи -
Не могут они сокрушить неприступный оплот.
Небесные громы и те ей ничуть не опасны,
Под стены твердыни, клянусь, не проникнет и крот.
Злой дух не сумеет открыть ее прочных запоров,
Злой вихрь не посмеет коснуться железных ворот.
Крепка та твердыня, как будто рука землепашца.
Сурова она и мрачна, как жестокий Нимрод [25].
Как разглядел Самак эту твердыню, сказал:
– Атешак, да это столп небесный! Однако все же придется нам туда проникнуть.
Двинулись они к крепостным стенам, едва приблизились немного, а уж дозорный сверху увидал, что двое идут. Кричит им:
– Кто такие?
– Свои, – отвечает Самак.
К воротам подошли, Самак поглядел: ворота двустворчатые, железные, все вокруг тоже железом оковано, на совесть изготовлено. Если бы железных дел мастера свое умение приложили, десять дней бились бы – все равно такие ворота не сломать.
Подивился Самак, а потом крикнул:
– Скажите богатырю Магугару, что прибыли два гонца от Аргуна Сарчупана, есть у них для кутваля крепости вести.
Стражник сказал урядникам, те доложили Магугару, что дожидаются его двое, говорят, от Аргуна прибыли, известия привезли.
– Поглядите, кто они и по какому делу, – говорит Магугар, – да какое у них есть подтверждение, что они и правда посланцы.
Вышел из крепости хаджиб, сказал:
– Кутваль Магугар изволит спрашивать, зачем вы прибыли и какой у вас знак есть в подтверждение ваших слов?
– У нас есть перстень Аргуна, – ответил Самак, – а дело наше важное. Скажи, что Самак и Атешак прибыли.
Тот вернулся и сообщил все Магугару.
Услыхал Магугар имена Самака и Атешака, сразу помрачнел, приуныл, голову повесил. А огорчился он из-за того, что Махпари была в крепости. Как мы уже говорили, Магугар был сыном Шерванэ, кормилицы Махпари, он в детстве видал Махпари, влюбился в нее и открылся матери. Шерванэ ему сказала:
– Махпари – царская дочь, а ты – безотцовщина. Не отдадут ее за тебя – ведь твоего отца сыскать невозможно.
Она потому так говорила, что очень много развратничала, кого попало в дружки себе брала, сама не знала, от кого те дети, которых она рожала. И про Магугара не помнила, чей он сын, кто его отец. Но потом она все-таки сказала:
– Ну, ничей сын, наберись терпения, я кое-что придумала. Соберу я царевичей свататься к девушке, задам им загадку про говорящий кипарис и брошу в темницу. А когда выяснится, что больше никто не приезжает ее сватать, скажу тебе разгадку, ты посватаешься к девушке, и шаху придется отдать тебе дочь, не удастся ему отказать.
Так она успокаивала своего сынка, пока его не назначили кутвалем крепости Шахак. Отправился он туда, продолжая надеяться, а кормилица всякий раз, как приезжала к нему повидаться, ободряла его и приговаривала: «Теперь уж скоро». А что ее убили, Магугар до сих пор не знал.
Когда Махпари привезли в крепость, Магугар поглядел на девичью красу, длинную косу, на стан да на стать ее. Прежняя любовь в нем всколыхнулась, и пришел он в смятение, а ведь у девушки было еще больше прелестей, чем он разглядеть мог.
В той крепости были шахские покои – их и назначили для жилья царской дочери с Лала-Салехом и двумя невольницами. Шахская дочь объявила:
– Желаю, чтобы никто, кроме Лала-Салеха, ко мне не приходил. Пусть он каждую неделю приносит все, что нужно.
Пока комнаты для нее готовили, шахская дочь ожидала. Сообщили в город Чин, что девушку привезли в крепость, чтобы прислали Рухафзай-музыкантшу и невольницу по имени Аргаван, домоуправительницу царевны, и еще одну, Альгу-казначейшу. Те через неделю прибыли.
Махпари очень обрадовалась их приезду, хоть она и тосковала по Хоршид-шаху. А эти шахские покои были так построены, что, если подняться на башню, больше чем на сто фарсангов вокруг видно было. К примеру, всех, кто мимо проезжал, видать. Побывала там Махпари и приказала Альгу:
– Ты мне давно служишь, девушка исполнительная, ты должна теперь целый день сидеть здесь в башне и наблюдать. Как кто-нибудь близко покажется, ты мне доложишь. Другой службы тебе не будет.
– Повинуюсь, – ответила Альгу и осталась в башне. А Махпари и Рухафзай день и ночь вино пили, а за всем, что им нужно было, Лала-Салех шел к Магугару, и тот приказывал выдать желаемое.
Однажды Магугар спросил Лала-Салеха:
– А почему моя мать не приехала с царевной?
Лала-Салех не сообразил, что язык-то придержать надо, и говорит:
– Долгих лет тебе, богатырь, ведь мать твою убили!
Магугар так и ахнул, с места вскочил.
– Кто ее убил, – говорит, – и за что?
– Самак-айяр, – сказал Лала.
– А по какой причине?
Лала описал Магугару все, что произошло, от первого появления Хоршид-шаха до того времени, когда они в крепость приехали. Когда Магугар узнал о том, как мать была убита, услышал обо всех событиях, он зарыдал, заплакал о матери, а потом велел отпустить Лала-Салеху все, что требовалось, и тот вернулся к себе.
А Магугар поминки справил и стал раздумывать: «Господь справедливо мои дела устроил! Хоть мать моя скончалась и не успела мне Махпари предоставить – а ведь это ее я тут дожидался, – девушка сама мне в руки попала. Буду ее держать здесь, пока она не привыкнет ко мне, а потом овладею ею и затворюсь в крепости. Никакое войско в мире меня тут не возьмет. А с Самаком, Шогалём и Хоршид-шахом я так рассчитаюсь, что до конца света о том говорить будут». Вот что он придумал.
А Лала, вернувшись от Магугара, очень опечалился. Шахская дочь спросила его:
– Отчего ты такой невеселый?
Лала выложил ей все, о чем рассказал Магугару.
– Ах ты растяпа, ты что же, рассудка лишился, с ума спятил?! – воскликнула царевна. – Да можно ли было меня такой опасности подвергать? Как я теперь отсюда выберусь, от этого негодяя избавлюсь?
– Ох, царевна, ненароком ошибка вышла, не хотел я, – сказал Лала-Салех.
– Смотри, Лала, – говорит девушка, – теперь остерегайся, будь осторожен с ним.
Поговорили они, через несколько дней явился Лала к Магугару за пищей, а тот вдруг пожаловал ему богатое платье и еще кошель с тысячью динаров. Поклонился Лала, поблагодарил, а сам думает: «Неспроста это Магугар меня одаривает». Тут Магугар к нему обратился:
– Лала, ты знаешь, что мать моя умерла, а ведь ты у нее под началом состоял, значит, теперь должен быть со мной заодно. Тебе известно, что я с детства в Махпари влюблен и только ради шаха не сватался – мать не позволяла. Теперь, раз мать умерла, а девушка у меня оказалась, значит, сам бог мне ее послал. Не откроешь ли ты ей, что у меня на сердце? Расскажи ей обо мне, что мы, мол, с ней соединимся, поселимся в этой крепости – ее никакое войско на свете не возьмет – и будем спокойно жить-поживать, так как всякого добра здесь в изобилии.
И еще много чего наговорил он Лала-Салеху. А Лала отвечает:
– Нет, богатырь, у меня смелости не хватит перед шахской дочерью такие речи вести, да я заикнусь только, а она меня жизни лишит! Не хочу я после стольких лет беспорочной службы, которая мне доброе имя принесла, погибнуть бесславно. Придумай еще что-нибудь, а это дело не для меня.
