Абульхасан Рудаки - Ирано-таджикская поэзия

По дальним странам мира я скитался,
Со многими людьми я повстречался

И знанье отовсюду извлекал,
Колосья с каждой жатвы собирал.

Но не встречал нигде мужей, подобных
Ширазцам, — благородных и беззлобных.

Стремясь к ним сердцем, полон чистых дум,
И Шам покинул я, и пышный Рум.

Но не жалел, прощаясь с их садами,
Что я с пустыми ухожу руками.

Дарить друзей велит обычай нам,
Из Мисра сахар в дар везут друзьям.

Ну что ж, хоть сахару я не имею,
Я даром слаще сахара владею.

Тот сахар в пищу людям не идет,
Тот сахар в книгах мудрости растет.

Когда я приступил к постройке зданья,
Воздвиг я десять башен воспитанья.

Одна — о справедливости глава,
Где стражи праха божьего — слова,

Благотворительность — глава вторая,
Велит добро творить, не уставая.

О розах — третья, об огне в крови,
О сладостном безумии любви.

В четвертой, в пятой — мудрость возглашаю,
В шестой — довольство малым прославляю,

В седьмой — о воспитанье говорю,
В восьмой — за всю судьбу благодарю.

В девятой — покаянье, примиренье,
В главе десятой — книги заключенье.

В день царственный, в счастливый этот год
На пятьдесят пять свыше шестисот,

В день, озаренный праздника лучами,
Наполнился ларец мой жемчугами.

Я кончил труд, хоть у меня была
В запасе перлов полная пола.

Душа еще даров своих стыдится,
Ведь с перлами и перламутр родится.

Средь пальм непревзойденной высоты
В саду растут и травы и кусты.

И к недостаткам моего творенья,
Надеюсь, мудрый явит снисхожденье.

Плащу, что из парчи бесценной шьют,
Кайму из грубой бязи придают.

Нет в этой книге пестроты сугубой,
Ты примирись с ее каймою грубой.

Я золотом хвастливо не блещу,
Сам, как дервиш, я милости ищу.

Слыхал я: в день надежды и смятенья
Аллах дурным за добрых даст прощенье.

Дурное услыхав в моих словах,
Ты поступай, как повелел аллах.

Коль будет бейт один тебе по нраву,
Прочти всю книгу, истине во славу.

Мои стихи, ты знаешь, в Фарсистане —
Увы — дешевле мускуса в Хотане.

Свои грехи я на чужбине скрыл
И в этот гулкий барабан забил.

И шутки ради розу Гулистану
Я приношу, а перец — Индостану.

Так — финик: кожа у него сладка,
Да косточка внутри ее крепка…

Ануширван, когда он умирал,
Призвал Хормуза и ему сказал:

«Покинь чертоги мира и покоя,
Взгляни, мой сын, на бедствие людское!

Как можешь ты довольным быть судьбой,
Несчастных сонмы видя пред собой?

Мобеды оправданья не отыщут,
Что спит пастух, а волки в стаде рыщут.
Иди пекись о нищих, бедняках,
Заботься о народе, мудрый шах!
Царь — дерево, а подданные — корни.
Чем крепче корни, тем ветвям просторней.
Не утесняй ни в чем народ простой.
Народ обидев, вырвешь корень свой.
Путем добра и правды, в божьем страхе
Иди всегда, дабы не пасть во прахе.
Любовь к добру и страх пред миром зла
С рождения природа нам дала.
Когда сияньем правды царь украшен,
То подданным и Ахриман не страшен.
Кто бедствующих милостью дарит,
Тот волю милосердного творит.
Царя, что людям зла не причиняет,
Творец земли и неба охраняет.
Но там, где прав царя добра лишен,
Народ в ярме, немотствует закон.
Не медли там, иди своей дорогой,
О праведник, покорный воле бога!
Ты, верный, не ищи добра в стране,
Где люди заживо горят в огне.
Беги надменных и себялюбивых,
Забывших судию, владык спесивых.
В ад, а не в рай пойдет правитель тот,
Что подданных терзает и гнетет.
Позор, крушенье мира и оплота —
Последствия насилия и гнета.
Ты, шах, людей безвинно не казни!
Опора царства твоего они.
О батраках заботься, о крестьянах!
Как жить им в скорби, нищете и ранах
Позор, коль ты обиду причинил
Тому, кто целый век тебя кормил».
И Шируйэ сказал Хосров, прощаясь,
Навек душой от мира отрекаясь:
«Пусть мысль великая в твой дух войдет:
Смотри и слушай, как живет народ.
Пусть в государстве правда воцарится,—
Иль от тебя парод твой отвратится.
Прочь от тирана люди побегут,
Дурную славу всюду разнесут.
Жестокий властелин, что жизни губит,
Неотвратимо корень свой подрубит.
Ушедшего от тысячи смертей
Настигнут слезы женщин и детей.
В ночи в слезах свечу зажжет вдовица —
И запылает славная столица.
Да, только тот, который справедлив,
Лишь тот владыка истинно счастлив.
И весь народ его благословляет,
Когда он в славе путь свой завершает».
И добрые и злые — все умрут,
Так лучше пусть добром нас помянут.

Правителей правдивых назначай,
Умеющих благоустроить край.
Кто, правя, тружеников обижает,
Тот благу всей державы угрожает.
А власть злодея — сущая беда!
Да не уйдет он грозного суда!
Кто добр поистине — добро увидит,
Злодей же сам детей своих обидит.
О правде ли к насильникам взывать,
Когда их с корнем надо вырывать!
Казни судей, в неправде закоснелых,
Трави, как хищников заматерелых.
Бесчинствам волка положи конец,
От истребленья огради овец.

Купец какой-то хорошо сказал,
Когда он в плен к разбойникам попал:
«Толпе старух подобно войско шаха,
Когда грабители не знают страха!
Беда в стране, где властвует разбой,
Не будет прибыли стране такой.
И кто поедет в край, забытый богом,
Где спит закон, где грабят но дорогам?»
Чтоб славу добрую завоевать,
Шах чужеземцев должен охранять.
Уважь пришельцев, что приюта просят,
Они ведь славу добрую разносят.
А если гостелюбья нет в стране,
Ущерб и царству будет, и казне.
Ты по обычаям, по доброй вере
Не запирай пред странниками двери.
Гостей, купцов, дервишей бедных чти,
Очисти от грабителей пути.
Но слух и зренье будут пусть на страже,
Чтоб не проник в твой дом лазутчик вражий.

Людей, несущих смуту, не казни,
А из своих пределов изгони.
Не гневайся на пришлеца дурного,
Сам жертва своего он нрава злого.
Но если Фарс — смутьяна отчий край,
В Рум, в Санаан его не изгоняй.
Ведь неразумно бедствие такое
На государство насылать другое,
Чтоб нас не проклинал иной народ,—
От них, мол, к нам несчастие идет.

Люби друзей, чей посвящен был труд
Всю жизнь тебе. — они не предадут.
И старого слугу изгнать постыдно,
Забвение заслуг его обидно.
Хоть стар, не в силах он тебе служить,—
Как прежде, должен ты его дарить.
Когда Шапур, еостарясь, стал недужен,
Хосрову он на службе стал не нужен.
И в бедствие Шапур, и в бедность впал,
И он письмо Хосрову написал:
«Царь, я служил тебе в былые лета!
Стар стал… Неужто изгнан я за это?»