Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири - Макамы
И добавил:
— Горе тому, кто с адабом незнаком, и достоин похвал, кто его добывает упорным трудом. Так, возбудив во мне восхищение, он ушел и покинул меня в огне огорчения.
Перевод А. Долининой
Оманская макама
(тридцать девятая)
Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— С тех пор как щеки мне покрыл пушок и стал кудрявиться мой лобок, возымел я к странствиям неодолимую страсть, в далекие страны мне захотелось попасть. По степям и пустыням, не слезая с верблюжьей спины, в долины спускаясь и поднимаясь вверх, на холмы, готов был без устали ездить я от жилища к жилищу и от пепелища к пепелищу, посещая места известные и глухие, на пути встречая источники свежие и колодцы сухие, устремляясь в дорогу вновь и вновь, пока ноги махрийских верблюдов[270] не стопчутся в кровь и пока не сотрутся копыта быстрых коней, истомленных усталостью долгих путей.
Наконец надоело мне по пустыням скакать — я задумал Оман[271] повидать. Выбрал я надежный корабль, погрузил на него припасы: тюки с товарами, дорожные сумы, воды и пищи запасы; с тревогой в душе взошел на корабль, в неразумии себя упрекая, Аллаха моля о спасении и обеты ему давая.
Тьма ночная окутала небеса; мы приготовились поднять якоря и поставили паруса. Но неожиданно наших ушей достиг с берега громкий крик:
— О вы, идущие в море со страхом или без страха согласно воле Аллаха! Хотите я буду вашим проводником и поведу вас верным путем, от опасностей оберегая, от мучений дорожных избавляя?!
Мы ответили:
— Хорошо, пусть сияние твоих знаний светит нам впереди, как верный друг, нас верным путем веди!
Незнакомец спросил:
— Возьмете ли вы попутчика, не обремененного грузом тяжелым, но наделенного нравом веселым? Займет он места немного, а в его пропитании положитесь на бога.
Мы решили, что просьба для нас легка и не жаль нам куска для проводника. Он же, взойдя на корабль, возопил:
— О всевышний, сей корабль от бед сбереги, от опасностей в бурных морях нам помоги! Доводилось мне слышать от ученых мужей, что всевышний в премудрости своей именует невеждами не тех, кто знаний не получил, а тех, кто незнающих плохо учил.
Известно нам от пророков заклинанье чудесной силы, многих оно спасло от могилы. Заклинание это я не стану от вас скрывать — не в моих привычках молчать. А вы словам моим усердно внимайте, хорошенько запоминайте, поступайте согласно заветам пророков святых и учите тому же других. Заклинанье сие — талисман отплывающих в море, охраняет владеющих им от погибели в бурном просторе. В дни потопа владел им наш праотец Ной[272] — так он жизнь сохранил и себе и животным, которых он взял с собой. В истории этой нет ни слова обмана, чему свидетельством служит известная сура Корана[273].
Вслед за историей Ноя поведал наш спутник речистый много других историй, затейливых и цветистых. И словами всевышнего закончил ловко: «Плывите в нем, во имя Аллаха его движение и остановка»[274].
А потом, вздохнув глубоко, как влюбленный, страстью своей утомленный, или верующий, в молитве склоненный, он сказал:
— По воле господней корабль я буду вести, от бед охранять в пути и помогать вам полезным советом — Аллах мне свидетель в этом!
Продолжал аль-Харис ибн Хаммам:
— Все внимали ему, восхищенные, красноречием упоенные, а сердце мое наконец подсказало разгадку того, что тьма ночная скрывала. Я сказал:
— Заклинаю тебя Аллахом, который любой обман обнаружит, — признайся, ведь ты Абу Зейд ас-Серуджи?
Он ответил:
— Ты прав, нетрудно было о том догадаться — ведь за тучами солнце не может долго скрываться.
Свет радости душу мою озарил, я счастливый случай благословил. Надул паруса нам попутный ветер, и в море вышли мы на рассвете. С ясного неба солнце светило приветно, и время в пути бежало для нас незаметно. Другу старому был я так рад, словно в руки попал мне несметный клад. Как жаждущий, который не может напиться, я не мог с Абу Зейдом наговориться.
Вдруг ветер неистовый налетел, и сразу над нами небосвод потемнел. Высокие волны стали в борта ударяться с размаху, спутники наши потеряли память со страху. Спеша укрыться от страшной бури, корабль мы к острову повернули: со стихией в спор мы не хотели вступать и решили на суше попутного ветра ждать.
Буря долго не унималась; ни еды, ни воды у нас не осталось. Голод плавателям грозил. И тогда Абу Зейд предложил:
— Если будем недвижно сидеть у воды, не высидим ни крошки еды. Не лучше ль в глубь острова нам пойти, счастья с тобой попытать в пути?
Я ответил:
— С тобою пойду я всюду, верной тенью шагать по стопам твоим буду, терпелив и покорен, как подошвы сандалий, но душу живую здесь мы встретим едва ли.
По острову долго мы блуждали, надежду совсем уже потеряли, от жажды и голода истомились и от усталости с ног валились. Как вдруг увидели перед собой высокий дворец, окруженный стеной. В стене ворота железа литого, а в воротах рабы стоят и глядят сурово.
Приходится путь по лестнице снизу всегда начинать; без веревки воды из колодца никому не достать — вот и мы, чтобы попасть к господам, обратились сначала к рабам, а они печальны, удручены, словно тяжкой болезнью больны. Спросили мы юношей о причине печали, но они упорно молчали, в ответ не промолвили ни слова, ни хорошего, ни дурного. Мы подумали: «Может быть, это мираж, манящий издалека? Может быть, мы за пламя костра приняли огонек светляка?» И сказали:
— Проклятье на головы наглецов, вместо ответа свои языки жующих, и проклятье на головы глупцов, вопросы им задающих!
Тут вышел вперед один из них, с виду постарше остальных, и промолвил:
— О люди, не следует нас порицать и упреками осыпать, ибо в горе глубоком мы пребываем и вокруг ничего не замечаем.
Абу Зейд сказал ему:
— Петлю печали, стянувшую горло, ослабь поскорей, горе свое словами излей. Во мне ты найдешь врачевателя, сведущего во многих делах, прорицателя опытного, читающего в умах и сердцах.
Тогда страж рассказал:
— Знай, что этого замка владыка — повелитель сих мест и государь великий — много лет в огорчении пребывал: лучших девушек острова в жены он брал, но Аллах ему сына не посылал. Наконец одна из царских жен понесла, стройная пальма побег дала. Надежда в душе царя зародилась; стал он дни и часы считать, моля, чтобы время поторопилось. Но когда наступил желанный срок, снова бедою грозит нам рок: роженицу страшная боль терзает, ни на мгновенье не утихает, а разродиться она не может — вот почему нас отчаянье гложет. Боимся мы и за мать и за плод, а как помочь — никто не поймет.
Тут разразился он громким рыданьем и произнес с глубоким страданьем:
— Все мы Аллаху принадлежим, все в его лоно вернуться должны.
Абу Зейд воскликнул:
— Утри свои слезы и выслушай весть благую — вашему горю с радостью помогу я. Знаю я одно заклинанье, оно облегчает роды; много раз я его испытывал за долгие годы.
Побежали рабы к своему господину гурьбой, спеша поделиться вестью благой, тут же вернулись, нас во дворец позвали, и мы с Абу Зейдом перед царем предстали. Почтительно мы поклонились царю. Он сказал Абу Зейду:
— Я богато тебя одарю, если поможет твое заклинание: сохранит младенца и жене облегчит страдания.
Абу Зейд даром времени не терял: калам[275] заточенный принести приказал, пенку — белый камень морской, чашу, полную розовой водой, а к ней примешать шафрана толченого для успеха заклинанья ученого. Не успел он дух перевести, как рабы поспешили все принести. Абу Зейд опустился на колени; уткнувшись в землю лицом, Аллаха молил о прощении; затем всех присутствующих удалил и к заклинанию приступил: взял в руки калам, засучил рукава и шафраном на белом камне начертал такие слова:
О младенец во чреве, прими мой совет:
Ты в надежном убежище, сыт и согрет,
Ты не ведаешь страха, не знаешь тревог,
Ни другой, ни врагов у тебя еще нет.
Но удары судьбы поджидают тебя,
Только стоит тебе появиться на свет.
От жестокого мира пощады не жди —
Ты увидишь, что полон он горя и бед,
И прозрения горечь тебя напоит,
Ты заплачешь в предчувствии тягостных лет.
Нет, спокойную жизнь не спеши покидать,
Ты дремли, оболочкой надежной одет.
Если манит лукавый обманщик тебя
Выйти в мир треволнений из сладких тенет —
Берегись, соблазнителю ты не внимай,
Знай: молчанье твое — самый лучший ответ,
Наставление мудро мое, но — увы —
Вызывает сомненья и добрый совет!
Присыпав написанное песком, обернул он камень шелковым лоскутком, сто раз кряду на него поплевал, амброй попрыскал и приказал роженице к ляжке амулет прививать и появленья младенца ждать.