Автор неизвестен - Торикаэбая моногатари, или Путаница
— Какое счастье, что мы вместе! Но если бы ты с самого начала была женщиной, мы могли бы жить не скрываясь.
«И вправду, какой странной я была», — думала Химэгими.
Они с умилением вспомнили, как после того, как у Ённокими родилась девочка, Химэгими заметила веер Сайсё. Воспоминания заставили их расчувствоваться.
— 21 —После рождения младенца прошло больше десяти дней, Химэгими выглядела счастливой — она ощущала себя здоровой, но все-таки мысли ее были неспокойны, ибо она беспокоилась о будущем. Сайсё тоже мучился, поскольку боялся, не захочет ли она опять стать мужчиной. Но мать так любила мальчика — постоянно держала на руках и так заботилась о нем, что невозможно было вообразить, что она решится оставить его.
— Послушай, Ённокими все еще пребывает в этом мире, но все теперь относятся к ней совсем по-другому, ей так горько и тяжело. Ей ведь тоже уже пришло время рожать, может, она даже умрет родами. Меня мучает совесть, мне так жаль, что она стала никому не нужна, ведь это моя вина. Было бы бессердечно сделать вид, будто я ничего не знаю. Я, разумеется, хотел бы ухаживать за тобой вплоть до пятидесятого[17] дня и не желаю оставлять тебя даже на короткое время — так я беспокоюсь, поэтому я хотел бы тайно привезти ее сюда. Что ты об этом думаешь? Она ведь теперь без мужа… — сказал Сайсё.
«Негодяй!» — подумала Химэгими, но вида не показала:
— Я понимаю, ты должен думать именно так. Но мы ведь состояли с ней в супружеских отношениях, и показаться в моем нынешнем облике перед ней мне еще более неловко, чем перед кем бы то ни было другим, — ее лицо покрылось румянцем, она была несказанно прекрасна, смотреть на нее было наслаждением. Сайсё улыбнулся.
— Учти: я сказал это, потому что не хотел покидать тебя ни на минуту.
Решив, что Химэгими теперь успокоилась, и, жалея Ённокими, Сайсё снова отдал ей свое сердце, укрылся у нее, был заботлив и добр. Ее отец — Удайдзин, выполняя свое скоропалительное проклятие, даже не заглядывал к ней. С самого детства Ённокими жена Удайдзина привыкла к мысли, что Удайдзин безгранично любит именно эту дочь, и хотя у нее самой не было особого предпочтения ни к кому из детей, теперь она стонала:
— Невозможно себе представить, что именно Ённокими очутилась в таком положении! — мать попыталась представить себя на месте дочери, но остаться с ней не посмела.
Сестры Ённокими знали, что их никогда не любили, как младшую, и теперь они даже радовались, что все ей перемывают косточки, они не сочувствовали Ённокими и не жалели ее. Не имея другого выхода, Ённокими позволила Сайсё спрятать ее и ухаживать за ней. Она была бесконечно печальна, ее бессилие заботило Сайсё, он оставался с ней даже днем и не оставлял попыток успокоить ее. Итак, выхода не было, и Ённокими без стеснения отдалась его утешениям. Когда он смотрел на нее, ее слабость казалась ему обворожительной, он постоянно находился при ней — ведь она могла разродиться вечером или ночью, а если он будет далеко, ему не смогут сообщить об этом, поэтому он долго не был в Удзи.
Письма от Сайсё приходили по несколько раз на дню, так что Химэгими вроде могла бы быть спокойна, но они не радовали ее. «Наверное, так и должно было случиться. Мне же остается только страдать. В том, большом мире мне не было равных, а теперь я потеряла все. Любовь Сайсё вовсе не безгранична, и я уже устала ждать его возвращений, так не может продолжаться вечно. Пока скандал не улегся, Удайдзин еще повременит, но он любит Ённокими сильнее всех, и, в конце концов, он смирится, и Сайсё станет ее мужем. Что тогда будет со мной? Я ведь не могу открыть своей тайны, вот мне и придется сторожить мост Удзи,[18] считая ночи, когда ловится молодь форели.[19] Это нестерпимо. Но ведь совершенно невозможно и стать снова мужчиной. Видно, пришло время подумать о том, чтобы переселиться в Ёсино». Но оставить сына так тяжело! Она чувствовала, как путы этого бренного мира теперь держат и ее.
— 22 —Дней через семь или восемь Сайсё вернулся в Удзи. По обыкновению он ничего не скрывал от Химэгими: Еннокими чувствует себя очень плохо, и он беспокоится за нее. Напрасно он поступал так — лучше, если бы он был скрытен или попросту болтал о чем-нибудь о другом, но он так не думал. Химэгими уже знала, что не станет жить с этим человеком, но вела себя очень дружелюбно, никто бы не заподозрил ее. Сайсё же пришел в довольное расположение духа, он снова безмерно любил ее, но уж такой странный был у него нрав: достаточно ему чуть попривыкнуть к какой-нибудь женщине, как его любовь истончалась. Он рассчитывал по обыкновению некоторое время провести здесь, но уже вечером из столицы прибыл посыльный:
— У Ённокими сильные боли, похоже, скоро начнется, — шепотом сообщил он.
С неспокойным сердцем и волнением в груди Сайсё подумал: «Если не пробыв здесь и дня я, на удивление всем, сегодня же уеду, что скажет Химэгими?» Сайсё почувствовал себя отвратительно. Все же, несомненно, его чувства к Химэгими никогда не изменятся, и можно будет все поправить, а вот если он сейчас раз не повидает Ённокими, а она вдруг умрет — вот это будет непоправимо. Объяснив причину своего отъезда Химэгими, он тут же ушел.
— Ты должен так поступить, — спокойно сказала Химэгими на прощание.
«Странное и достойное презрения у меня сердце, этот человек только и делает, что оскорбляет меня, а я даже не могу по-настоящему рассердиться на него. Быть женщиной печально, сам Будда говорил, женщина — средоточие греха. Удайдзин меня недолюбливал, а Ённокими на меня обижалась. И было за что. Теперь пришло воздаяние, теперь я заняла их место и оскорбляют меня. Не было и не будет никого, с кем я могла бы поговорить откровенно», — Химэгими не могла отделаться от этих печальных размышлений.
На следующее утро пришло письмо от Сайсё: «Ённокими очень плоха и слаба, я должен быть рядом с ней. Буду сообщать тебе, что происходит. Я приехал сюда, потому что волновался за нее, а теперь вот страшно тревожусь и за тебя, и за сына».
Химэгими же отвечала как ни в чем ни бывало: «Ты ведь знаешь, что всякому беспокойству положен предел. Как там Ённокими?»
«Химэгими любит меня и совершенно не расстраивается, это так свежо», — подумал Сайсё, прочтя ответ, и никакие подозрения не закрались в его сердце.
— 23 —Химэгими только и думала, как бы ей послать человека в Ёсино. Ей показалось, что у кормилицы ее сына нрав серьезный и надежный. «Если она любит мальчика, а я, не таясь, расскажу ей о себе, то, верно, она не выдаст меня». Химэгими доверительно обратилась к кормилице:
— Хотя мы пока и не слишком хорошо знаем друг друга, но мне кажется, что ты по-настоящему любишь мальчика, и тебе можно довериться. Выслушай меня, но только потом никому ничего не рассказывай.
Кормилице был лестен этот доверительный тон.
— Уж не сомневайтесь. Буду вам служить, пусть даже придется пожертвовать собой.
— Ничего не должно быть известно ни здешним слугам, ни тем более самому господину. Мне нужно послать весточку принцу-отшельнику, что живет в горах Ёсино. Есть ли способ это сделать?
— Это совсем не сложно, — ответила кормилица. Химэгими обрадовалась и написала: «Со времени нашей последней встречи прошло немало времени, беспокойство по Вашему поводу не оставляло меня, но надеюсь, что вы прожили эти месяцы благополучно. Мои дела тоже шли благоприятно, но теперь я не такой человек, которого Вы знали. Думаю, что смогу посетить Вас».
Она старательно запечатала послание.
— Непременно доставьте письмо по назначению, — с этими словами она протянула письмо кормилице.
Никто не догадывался, кем была Химэгими на самом деле, но кормилица слышала, что у принца Ёсино есть дочери. Поэтому она решила, что Химэгими — одна из них. Уже настала восьмая луна. У кормилицы был близкий человек, который, как она считала, мог выполнить поручение. Она ему все объяснила, и он отправился в путь.
— 24 —В Ёсино, между тем, Вакагими ожидал известий и постигал науки. Он радовался своей удаче. Еще бы! Ведь ему повстречался такой замечательный человек — принц Ёсино! Кроме того, и принцессы оказались особами, исполненными несравненного очарования. Находясь в этом уединенном месте, он просто голову потерял от желания сблизиться с ними. Но Вакагими сдерживался, успокаивая себя тем, что при сложившихся обстоятельствах у него непременно будет возможность видеться с ними.
Срок, когда Химэгими обещал дать о себе весточку, уже прошел, Вакагими беспокоился и тосковал. Но вот однажды вечером явился некий человек, который сказал:
— Я принес письмо.
— От кого?
— Велели обязательно передать принцу.
Принц Ёсино взял письмо — оно было от Советника. Принц обрадовался, и тут же показал письмо своему гостю. Тот был просто счастлив, но на сердце было все-таки неспокойно: слова «теперь я не такой человек, которого Вы знали», видимо, означали, что он стал монахом. А иначе истолковать его исчезновение было невозможно. У Вакагими теснило грудь, он позвал посыльного:
