Автор неизвестен - Торикаэбая моногатари, или Путаница
Видя, как Вакагими трудно, мать плакала вместе с ней.
— Что поделать! Если ты и вправду так считаешь, видно, такова судьба. Сделай, как тебе велит сердце.
Вакагими очень обрадовалась ее словам:
— Только я не хочу никаких разговоров о моем исчезновении. Хорошо, что я живу не как все, меня никогда никто не видит кроме четырех-пяти дам, здесь я или нет никто не может знать точно, так что сделайте вид, будто я здесь. Отцу тоже пока ничего не говорите. Если он спросит, скажите, что мне нездоровится. Никто не должен знать о моем отсутствии. Отец так плох — непонятно даже, жив он или нет, верно, он не придет меня проведать. Поскольку с ним мать Химэгими, и в доме всегда столько людей, даже если я не пойду к нему, никто не обратит на это внимания, — сказала Вакагими. Она позвала прислуживавших ей дам и велела им держать язык за зубами.
Вакагими надела охотничий кафтан и штаны, потом попросила дочь кормилицы, которая служила Принцессе и была хорошо знакома Вакагими, пройти к ней, и та остригла ее длинные волосы, уложив на голове обычный мужской узел. Мать с кормилицей были немало удивлены, они восклик-нули: «Ну и дела!» — но поскольку именно таким должен был быть настоящий облик Вакагими, он выглядел совершенно естественно. Удивление сменилось восхищением: Вакагими был лучше всех на этом свете, а его замысел уже не казался им глупостью. Вызванная столь внезапно дочь кормилицы, которая хоть и прислуживала Принцессе, но даже голоса Вакагими никогда не слышала, была несказанно поражена, уразумев как обстоят дела.
В высокой шапке, кафтане и штанах Вакагими выглядел несколько неловко, но новый наряд явно шел ему. Вакагими будто превратился в пропавшего Химэгими, их лица и раньше обнаруживали немалое сходство, но теперь, когда Вакагими оделся мужчиной, сходство стало просто разительным, казалось, это Химэгими вернулся.
— Вот бы отца позвать! Конечно, если Вакагими останется женщиной, отцу всегда будет приятно о ней заботиться, но если он станет мужчиной, для отца это будет настоящим счастьем!
И мать, и кормилица решили, что им следует только радоваться, их тревогам был положен предел.
— Ни в коем случае не показывайте людям, что вы чем-то расстроены. Будьте такими же радостными, как сейчас, — проговорил Вакагими и покинул их.
— 14 —Если он не найдет Химэгими, он тоже покинет этот мир. Вакагими печалился, что станется тогда с родителями, к тому же он привык утром и вечером видеть Принцессу, а она, похоже, в положении, так жаль оставлять ее… Эти чувства смущали его, он взял кисть и написал, что у него на сердце:
«Поскольку мой отец сделался очень болен, к сожалению, не знаю, когда смогу прийти снова.
Когда меня
Уже не будет
В этом мире,
С тоской
Меня ты станешь вспоминать?»
Ответ Принцессы был очень трогательным:
Ты знай:
Когда тебя
Не станет 6 этом мире,
Мне не за чем
В нем будет остабаться.
Он бесконечно долго перечитывал ее стихотворение, потом завернул послание в плотную бумагу. Был шестой месяц, Вакагими отправился в путь при свете поздно взошедшей луны, с ним были трое детей кормилицы и семь-восемь воинов, понимающих все с полуслова, ни в чем не сомневающихся и верных. Будучи женщиной, Вакагими никогда не выходил из внутренних покоев, но теперь он легко и непринужденно ощущал себя и в мужском платье. Те, кто наблюдал за ним, когда он покидал дом, были удивлены и даже напуганы, но им было сказано, чтобы они вели себя так, как будто Вакагими находится здесь — чтобы никто ничего не узнал.
— 15 —Вакагими-мужчина отправился в путь еще не зная, куда ему идти. Сын кормилицы сказал: — Господин Советник бывал у принца-отшельника в горах Ёсино, и я слыхал, будто он поклялся, что там будет его последний приют. Должно быть, он там.
«И вправду, когда Химэгими исчез, поднялся такой шум, что он никогда бы не признался, что находится именно там», — решил Вакагими, и они отправились в Ёсино. В полуденную жару они переправились через реку Удзи и остановились освежиться вблизи реки в тени высокого дерева. Неподалеку располагалась чья-то манящая взоры усадьба, и путники приблизились к ней. Видно никого не было, но слышался голос, читавший сутру. «Какое прелестное место!» — подумал Вакагими, подойдя к плетеной ограде. Бамбуковые шторы были подняты, Вакагими спрашивал себя, кто бы мог жить в этом доме. Он тихонько заглянул за ограду, увидел ручьи в саду — все это выглядело так живописно, будто на картине. Шторы были подняты ровно насколько следует, висели яркие летние занавеси. Выглядевшие очень свежо девушки лет четырнадцати-пятнадцати бодро сновали туда-сюда, они были в простых, без подкладки, полотняных платьях и бледно-лиловых или же алых шароварах, другие сидели, распустив пояса и обмахиваясь веерами. Вакагими вгляделся пристальнее и заметил, что за занавеской находилась какая-то женщина, она была в алой накидке без подкладки и такого же цвета шароварах. Она лежала, устремив взор в сад, и выглядела при этом очень несчастной, но лицо ее словно светилось блестящей красотой, волосы струились, как на картине, она была так обворожительна и прелестна, что он не мог оторваться. У Вакагими возникло какое-то странное ощущение, что он уже видел ее раньше, он все смотрел на нее и, наконец, ему показалось, что она напоминает Химэгими. Он продолжал с волнением наблюдать за ней. Выражение ее прекрасного лица было тревожным, и эта тоска делала ее похожей на Химэгими еще больше. «Может быть, он сделал, как я? Если бы он вдруг стал женщиной, он был бы именно таким», — подумал Вакагими. Ему хотелось приблизиться и спросить «Может, вы и вправду он?» — но в это было так трудно поверить. Не желая никого смутить своей назойливостью, он не двинулся с места, но женщина будто бы почувствовала, что кто-то наблюдает за ней, бамбуковые шторы опустились. Разочарование Вакагими не знало границ.
Он не мог этого вынести. Если это действительно Химэгими, может, она обратит на него внимание и узнает его? Желая обратить на себя внимание, Вакагими подошел к самой ограде, и в доме почувствовали, что, как это ни странно, кто-то здесь есть. Химэгими стала вглядываться из-за опущенных штор и увидела несказанно привлекательного, обольстительного и благородного мужчину. Она была чрезвычайно удивлена и взволнована, не понимая, как это такой человек мог очутиться здесь. Она не могла не знать его, но она его не знала. При этом по своему положению он был явно не ниже ее самой. Тут ей почудилось, будто он — ее отражение. «В тот вечер, когда я решила, что настало время для исчезновения, Вакагими была печальна до слез. Когда этот мужчина поворачивается в профиль, его лицо напоминает ее». Но все равно ей и в голову прийти не могло, что Вакагими мог изменить свой облик. Химэгими воскликнула: «Какой красивый!» — и не сводила с него глаз. Молоденькая служанка подумала: «Наша госпожа так прекрасна, что не имеет равных во всем мире, но и этот мужчина не хуже!» И вдруг неожиданная мысль поразила ее, и девушка позвала из глубины дома своих подружек, чтобы и они посмотрели на незнакомца:
— Вот это да! Да это, должно быть, тот самый Советник, про которого говорят, что он пропал и никак не сыщется.
— Ну и ну! Никто, верно, не знает, что он здесь.
— Его отец так печалится, вот бы дать знать, что он здесь.
Химэгими слушала их пересуды с печалью и удивлением, у нее полились слезы, и она скрылась в глубине дома.
Вакагими еще некоторое время постоял у изгороди, но поскольку Химэгими велела, чтобы никто не показывал вида, что она здесь, то в доме стояла тишина, подойти поближе и расспросить было неловко. Так что Вакагими ничего не узнал и только вздыхал.
— Чья здесь земля? — спросил он кого-то, отойдя от ограды.
— Принца Сикибукё, Министра церемоний.
Отца Сайсё! Услышав этот ответ, еще более затрудняющий дело, Вакагими решил никому не рассказывать о том, что он видел. Даже если это не Химэгими, все равно ее образ трогает сердце, так хочется любоваться ею. Ему хотелось бы быть рядом с ней, покинуть место, где она обитала, было трудно. Уже подул вечерний ветерок, а ему все не хотелось уходить, ее образ запечатлелся в его сердце. Если он не оставит этот мир, он хотел бы видеть такую женщину рядом с собой. «Я всегда думал, что Принцесса бесконечно хороша, но эта женщина не уступит ей», — подумал он — настолько он был пленен незнакомкой.
— 16 —Сайсё беспокоился из-за нездоровья Ённокими, своей тайной возлюбленной. Сейчас он снова был с ней. Шли месяцы, здесь, в Удзи, Химэгими почти перестала подниматься с постели и все время лежала, взгляд ее был скучен. «Что ж, так и должно было случиться. Это невозможно выносить и невозможно смириться, но что делать! — размышляла Химэгими. — Сайсё любит Ённокими не меньше, чем меня, он делит между нами свое сердце. Он проводит пять-шесть дней здесь и потом на столько же скрывается у нее, и это время я вынуждена проводить в ожидании и тревоге, я к этому не привыкла, и, сколь это ни прискорбно, мое терпение на исходе, но снова стать мужчиной я уже не могу. Если роды пройдут благополучно, я уйду в Ёсино и стану монахиней». Эта мысль успокоила ее.
