Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
Итак, выехали Симэнь Цин и тысяцкий Хэ на широкую улицу, и Хэ Юншоу послал гонца предупредить дядю, а сам пригласил Симэня на обед. Симэнь долго отказывался и благодарил за гостеприимство. Тогда Хэ Юншоу велел слуге взять Симэня под уздцы.
— Мне хотелось бы обо всем посоветоваться с вами, сударь, — сказал он Симэню.
Они поехали рядом, а у ворот дома Хэ спешились. Бэнь Дичуань понес пустые коромысла к секретарю Цую.
А Хэ Юншоу, надобно сказать, приготовил сослуживцу богатое угощение. Когда они вошли в залу, Симэнь увидал расставленные кругом ширмы с вышитыми павлинами, на тюфяках красовались лотосы. В жаровне ярко горел лучший фигурный уголь, из золотых курильниц струился аромат. Посреди залы стоял стол, неподалеку пониже — другой, а с восточной стороны — третий. Они ломились от редких яств и диковинных плодов. В золотых вазах стояли цветы. Блистала мебель, ширмы и пологи.
— Можно узнать, кто приглашен, сударь? — спросил Симэнь.
— Мой почтенный дядюшка нынче оказался свободен, сударь, — пояснил Юншоу, — вот и решился пригласить вас пообедать.
— Сколько ж хлопот я причинил вам, сударь? — заметил Симэнь. — Как ваш сослуживец я, разумеется, не заслуживаю столь роскошного приема.
— Таково желание моего дядюшки, — говорил Юншоу, улыбаясь. — Это скромное угощение позволит мне выразить вам свое почтение и испросить ваших наставлений.
Им подали чай.
— Могу я засвидетельствовать почтение его сиятельству? — спросил Симэнь.
— Дядюшка скоро выйдет, — отвечал Хэ Юншоу.
Немного погодя из дальних покоев появился старший дворцовый евнух-смотритель Хэ. Он был в расшитом драконами о четырех когтях зеленом шерстяном халате, в шапке и черных сапогах. На поясе у него красовалась застежка из драгоценного камня.
Симэнь намеревался почтить дворцового смотрителя четырьмя низкими поклонами, но тот решительно воспротивился.
— Ни в коем случае! — возразил он.
— Мы с Тяньцюанем принадлежим к молодому поколению, — говорил Симэнь, — и долг обязывает нас оказывать вашему сиятельному все положенные почести, Кроме того, вы имеете честь принадлежать к знатнейшим приближенным особам Двора.
Они долго упрашивали друг друга. Наконец, Хэ И согласился на половину положенного церемониала и пригласил Симэня занять почетное «верхнее» место, а сам сел в кресло хозяина рядом. Хэ Юншоу расположился сбоку.
— Но это невозможно, ваше сиятельство! — возразил Симэнь, — Мы с господином Хэ коллеги. Могу ли я допустить, чтобы господин Хэ сидел ниже меня? Вы, ваше сиятельство, ему дядя, вам полагается, но мне нет.
— А вы, сударь, отлично знаете этикет, — говорил польщенный Хэ И. — Ну, ладно! Тогда я сяду сбоку, а вы, сударь, будете рядом с вашим новым коллегой.
— Тогда и мне будет удобно, — согласился Симэнь.
Они обменялись поклонами и расселись.
— Слуги! — крикнул Хэ И. — Подбросьте-ка угольку. Похолодало сегодня.
Слуги принесли шлифованного угля и подложили его в стоявшие в углах начищенные до блеску медные жаровни, потом опустили утепленные промасленной бумагой занавеси. От зажженных огней в зале стало светло как днем.
— Прошу вас, сударь, будьте как дома! — обратился к гостю Хэ И. — Может, снимете парадный халат?
— Извините, ваше сиятельство, — говорил смущенно Симэнь, — Я без нижнего халата. Я пошлю своего слугу …
— Не стоит, — успокоил его Хэ И и обратился к слугам: — Ступайте принесите господину мой зеленой шерстяной халат с квадратной нашивкой, украшенной летающей рыбой.
— Но мне не полагается носить служебное облачение вашего сиятельства, — заметил Симэнь.
— Ничего страшного! — продолжал Хэ И. — Вчера император, да продлится его жизнь на десять тысяч лет, пожаловал мне одеяние с драконом о четырех когтях. Это мне больше не потребуется. И я подарю его вам.[1240]
Слуги принесли халат. Симэнь снял с себя пояс и парадный халат и отдал Дайаню, сам облачился в одеяние придворного сановника и поклонами благодарил хозяина.
— Прошу и вас, сударь, снять верхний халат, — обратился Симэнь к Хэ Юншоу.
Снова подали чай.
— Позовите певцов! — распорядился Хэ И.
В доме придворного смотрителя, надобно сказать, обучали музыке и пению целую дюжину подростков. Они вышли, возглавляемые двумя учителями, и приветствовали гостя и хозяев земными поклонами. Хэ И велел внести в залу медные гонги и бронзовый барабан. Когда заиграли, могучие звуки свирелей и удары в барабан потрясли небеса и вспугнули рыб и птиц. Музыканты сели на свои места в ожидании распоряжений. Хэ И поднес Симэню кубок.
— Не утруждайте себя, прошу вас, ваше сиятельство, — всполошился Симэнь, — Пусть почтенный коллега поднесет. Поставив передо мной кубок и прибор, вы уже оказали мне великую честь.
— Нет уж, сударь, позвольте мне поднести вам кубок, — наставал Хэ И. — Видите ли, племянник только начинает служить и не знает еще всех тонкостей. Не оставьте его своими милостями, сударь, очень вас прошу. Я вам буду весьма обязан.
— Не беспокойтесь, ваше сиятельство, разумеется, не оставлю, — заверил его Симэнь. — Говорят, коллеги — что самая близкая родня. Мне, вашему ученику, хотелось бы надеяться на покровительство вашего сиятельства. Я же со своей стороны почту за долг помочь вашему племяннику.
— Вот и прекрасно! — воскликнул Хэ И. — Мы обязаны поддерживать друг друга, коль скоро все мы служим Государю.
Симэнь не стал дожидаться, пока ему поднесут кубок. Он взял кубки и поднес их сперва придворному евнуху Хэ И, а потом Хэ Юншоу. После взаимных поклонов все сели.
К пирующим вышли три подростка с учителем и, взяв в руки серебряную цитру, костяные кастаньеты, трехструнку и лютню, спели цикл романсов.
На мотив «Высится статно парадный дворец»:
Хрустальный и чистый чертог,
Разливами радуги полон,
Внутри — перламутровый полог…
За окнами — лунный восход,
Снежинки кружит ветерок,
На ложе драконовом холод,[1241]
И сон не глубок и не долог
За золотом царских ворот.
На мотив «Катится расшитый мяч»:
В воздухе цветы-снежинки —
Ивы зимние пушинки —
То порхают мотыльками,
То алмазами сверкают;
Заслонив лицо руками,
Я иду, шаг ускоряя,
Стала шапка вороная,
Словно в трауре, седая.
Где же феникса палаты?[1242]
Растворились в снежной буре
Стен лазурные глазури,
Окон кружевное злато…
Не найти мне путь обратный —
Всюду белые нефриты,
Как из серебрят земную свиту
Девять ярусов небесных.[1243]
Свет и тьму, твердь и отверстье,[1244]
Все стихии и все дали
Пудрой белою устлали.
На мотив «Поразительный сюцай»:
На воротах медный зверь оскален страшный,[1245]
И замки дворца неодолимы…
Я из спальни выхожу незримый,
Я — с предгорья долголетья Чжао Старший.[1246]
Я спешу к Учителю Канонов,
Познавать всеведение законов.
На мотив «Застывшая завязь»:
Зимою ветра неустанны
И снег все дороги занес,
А я сокровенные тайны.
С тобой обсуждаю всерьез
Не ждем окончания стужи
К чему бесполезно тянуть?
Кто ценит не внешность, а суть,
Тому церемонии чужды.
В безмолвном пределе дворцовом,
Три князя давно на местах[1247]
И сам Трипитака-монах.[1248] —
Все жаждут заветного слова.
От холода пьем кипяток
И ждем толкования строк.[1249]
На мотив «Поразительный сюцай»:
Не подражаю я Ханьскому вану,
Ведь наслаждался в покоях Вэйян он[1250]
Также не чту императора Тан,
Что развлекался в хоромах Цзиньян.[1251]
Мне сладострастье двух фениксов чуждо,[1252]
Мне просвещенье единственно нужно.
Роскошь отброшу, чтоб снова, как в старь,
Скромным и мудрым был ваш государь.
На мотив «Катится расшитый мяч»:
Меж четырех морей[1253]
Я — первый из людей,
Мне долг велит вести народ свой.
К основам мужества и благородства.
Твердыням трем почтительно послушным:
правителю, отцу и мужу;
Познавшим пять первейших правил.
гуманность, справедливость,
пристойность и надежность,
и пониманье правды.[1254]
Но молодость свою
Я передал копью,
К Конфуцию пришел не сразу.[1255]
В «Преданьях» сколько глав![1256]
Смирит «Обрядник» нрав
И просветит народный разум.[1257]
А в «Песнях» сколько строф![1258]
Причины катастроф
И процветаний «Летопись» изложит.[1259]
Мне подражать кому? —
Лишь Юй, Чэнтан, Вэнь, У,[1260]
Как предков чтить мне Яо, Шуня должно.[1261]
Был не один Тай-цзун,
И Ханьский Гао-цзу:
Там — Фан и Ду,[1262] там — Сяо, Цао рядом.[1263]
А мне — без вас нельзя.
Хочу, чтоб вы, друзья,
Преодолели мудрости преграды.
На мотив «Поразительный сюцай»:
