Абулькасим Фирдоуси - Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»

Услышав сей ответ благоприятный,
Гонец, как пыль, понесся в путь обратный,

Вступил к военачальнику в шатер,
Повел с Бахрамом тайный разговор.

Бахрам, узнав, что воинство Хосрова
Его делам содействовать готово,

Велел светильники зажечь кругом
И выбрал для сражения с врагом

Львов, наделенных мощью несравненной,
Отважных покорителей вселенной.

Их подсчитали главари бойцов —
Шесть тысяч оказалось храбрецов.

Бахрам сказал: «Пора на подвиг бранный
До петухов ударим в барабаны.

Скачите, издавая львиный рев,
Венчая кровью головы врагов!»

Вперед, чтоб низкой местью насладиться,
Помчались три свирепых хаканийца,

Все войско восклицало: «Где юнец?
Хосров, настал сегодня твой конец!»

Мечи звенели, словно гром гремучий,
Земля железом стала, войско — тучей…

Был преисполнен боли юный шах.
Лик посинел и кровь зажглась в очах.

Как только показались копья солнца,
Разбито было войско венценосца,

Он горечь поражения обрел,
Как только ночь приподняла подол.

Воззвал к вельможам шах: «О помогите
Врага разбить! Вверяюсь я защите

Всевышнего — и он меня спасет.
Один лишь меч — отныне мой оплот!»

Приблизились к нему три хаканийца —
Не хаканиец каждый, а убийца —

И первый замахнулся булавой.
Но поднял щит Хосров над головой,

Двуострый меч рукою правой вынул,
Одним ударом турка опрокинул.

«О воины мои! — взревел Хосров, —
В позоре не бегите от врагов!»

Но войско хлынуло спиной к сраженью,
Хосрова предавая униженью…

Тогда сказал вельможам шахиншах:
«Раскаиваюсь я в своих делах.

Не выпестовал взрослого я сына,
Умру — не будет в мире властелина!»

Бандуй сказал: «Уйдем. Бежала рать,
Теперь защиты где тебе искать?

Не слышатся воинственные клики:
Теперь ты здесь — единственный великий».

Ответил шах: «Бандуй и ты, Тахор!
Помчитесь на конях во весь опор,

Оставшихся моих бойцов возглавьте
И по мосту на берег переправьте

Шатер, венец, серебряный кошель,
Парчу, сокровища моих земель,

Возьмите шахский мой престол с собою
И все, что есть на этом поле боя».

Вельможи, чтоб сокровища спасти,
Их с поля поспешили унести,

Как вдруг, повергнув мир во мрак и пламя,
Драконовидное взметнулось знамя,

Бахрам явился, словно вестник зла,
Свет жизни смерть, казалось, унесла.

И вот сошлись Бахрам с Хосровом вместе —
Два гневных льва, пылавших жаждой мести.

Схватились два врага, разъярены,
Как буйные военные слоны.

Под скакуном Бахрама прах клубился,
Но богатырь успеха не добился.

Напрасно взять хотел он перевес:
Сошло уж солнце с купола небес, —

Ничем не кончилось единоборство,
Враги явили равное упорство.

С известьем прибыл в этот миг Тахор:
«Все спасено — венец, престол, шатер!»

Сказал Хосров, почувствовав усталость:
«Нас только десять человек осталось,

А стан врагов раздался вглубь и вширь,
И впереди — искусный богатырь.

Хотя мы силу обретаем в славе,
Все ж головы свои спасать мы вправе.

Чем погибать, не лучше ль отступать,
Чтоб в наступленье перейти опять?»

Помчался юноша к мосту Нахрвона,
Бахрам за ним свирепо, исступленно,

Пылая местью, скакуна погнал.
Хосров Густахму на мосту сказал:

«Ты принеси мне лук: мои реченья
Он переводит на язык сраженья».

Был подан шаху знаменитый лук.
Стрела затмила неба полукруг.

Меж тем, как ливень, стрелы низвергались
И в шлемы наконечники вонзались.

Бахрам примчался, гневом напоен.
Огромен лук его, а конь — дракон.

У всадника оружья нет иного,
Нет панцыря у скакуна гнедого.

Тогда, шепча молитву божеству,
Вдруг черную, как ворон, тетиву

Шах натянул, стрелу в коня направил,
И конь упал и землю окровавил.

Бахрам над головою поднял щит,
Казалось, миг — и будет он убит,

Тогда Ялонсина, не зная страха,
Коня погнав, напал на шахиншаха.

Но разве шах, владеющий венцом,
Когда-нибудь считал его бойцом?

Вдоль конской челки выпрямил он руку,
Привыкшую к прославленному луку,

И вражеского ранил скакуна,
И, спешенный, удрал Ялонсина.

Хосров, Бахрама отступить заставив,
Мост перейдя и свой отряд возглавив,

Помчался к Тайсакуну вдоль реки,
Исполнен боли, гнева и тоски.

Железом город укрепив искусно,
Засел он там в задумчивости грустной,

Со всех жилищ созвал вельмож своих
И у ворот поставил часовых.

Затем в столицу прибыл он в тревоге,
Отцу седому поклонился в ноги,

И много долгих дней провел с отцом,
С беспомощным, дряхлеющим слепцом.

Сказал Хосров: «Тот богатырь-воитель,
Которого избрал ты, повелитель,

Пришел, как венценосный властелин,
Привел с собою множество дружин.

Его хотел я от греха избавить, —
Не смог на добрый путь его наставить:

Война, война его к себе влекла, —
Будь проклят он и все его дела!

Я принял бой, противный мне до боли.
Оставил многих я на ратном поле.

Часть воинов отпала от меня,
Как спутники случайные, храня

Мне верность лишь до первой неудачи,
Вступая с неохотой в бой горячий,

Признав права Бахрама на венец:
В начале разве виден им конец?

Вослед за мной, вплоть до моста Нахрвона
Мой низкий недруг мчался разъяренно,

И от Бахрама я бежал, едва
Осыпалась моих надежд листва.

Ты скажешь: отступленья путь невесел, —
Но я сперва и вред, и пользу взвесил,

А если мудрый шах отдаст приказ,
К аравитянам двинусь я тотчас».

Ормузд сказал: «Там не найдешь защиты,
Опоры у арабов не ищи ты.

Что могут дать Аравии сыны?
Нет войска там, оружья и казны.

На тех людей надеяться напрасно:
Бесспорной выгоды не видя ясно,

Обиженными вдруг себя сочтут,
Они тебя Бахраму продадут.

О, пусть на голос твой, прогнав напасти,
Откликнется смеющееся счастье!

Когда в Иране жребий твой угрюм,
Немедленно ты отправляйся в Рум,

С кайсаром честно говори и прямо
О вероломстве дерзкого Бахрама.

Владеющий румийскою страной
Тебе поможет войском и казной.

Там, в Руме, тоже чтут законы веры,
Там нет сокровищам числа и меры,

С кайсаром ты в родстве: свой древний род,
Как ты, от Феридуна он ведет».

Хосров сказал: «Я твой совет приемлю».
Поцеловал он пред Ормуздом землю

И сотни произнес ему похвал.
Бандуя и Густахма он позвал

И молвил им: «Отныне с нищетою
Мы стали неразлучною четою.

Пуститься в бегство мы должны опять,
Мятежной рати мы должны отдать

Иранские просторы и святыни,
Разбить шатры должны мы на чужбине».

Замолк — дозорного раздался крик:
«О справедливейший из всех владык!

Я вижу знамя с вышитым драконом,
Что водрузил мятежник над Нахрвоном!»

Вскочил Хосров с проворством молодым
На скакуна и полетел, как дым,

Ему казалось: за спиною дышит
Дракон ужасный, что на стяге вышит.

На миг он обернулся, чтоб взглянуть,
Пустились ли Бандуй с Густахмом в путь,

И что же? В то мгновенье роковое
Трусили потихоньку эти двое!

«Презренные мужи! — вскричал Хосров, —
Друзьями, что ли, вы сочли врагов?

А нет — зачем вы топчетесь на месте?
Иль вражеской вы не боитесь мести?

Иль вам отрадней, чем скакать со мной,
Бахрама чуять за своей спиной?»

Сказал Бандуй: «Владыка над царями!
Не мучай сердце думой о Бахраме,

Не видит нашей пыли он сейчас.
А ты, покуда враг далек от нас,

Внемли друзьям: не будет цель успешна,
Когда решил ты мчаться так поспешно.

Бахрам предстанет пред твоим отцом,
Слепца престолом одарит, венцом,

А сам воссядет у его десницы,
И власть его не будет знать границы.

От имени царя, страны глава,
Кайсару в Рум напишет он слова:

Мол, подлый раб, мой сын, бежал из царства,
В душе таит он подлость и коварство.

Убежища начнет просить смутьян,
Но только выпрямит окрепший стан,

Поднимутся у вас мятеж и смута.
Нельзя ему предоставлять приюта,

Он должен быть тотчас под стражу взят,
В оковах возвращен ко мне назад».

Хосров, нахмурясь, отвечал Бандую:
«Что суждено, того я не миную,

Увы, дела тяжки, длинны слова,
Вручим себя заботам божества».

Погнав коня, поехал он в печали,
А нечестивцы от него отстали,

Вернулись к дряхлому царю царей,
Приблизились к престолу от дверей

Так, чтоб шагов не слышно было стука,
И вытянули тетиву из лука

И шаха удавили тетивой,
Над гордой надругались головой.

Все кончилось, едва рассвет забрезжил.
Сказал бы ты: Ормузд на свете не жил!

Что кубки времени в себе таят?
Сегодня в них вино, а завтра — яд,

А если такова игра вселенной,
То не ищи ты счастья в жизни бренной!

Когда закончил дни свои Ормузд
И трон владыки оказался пуст,

Послышались удары барабанов.
Тогда, от тела мертвого отпрянув,

Убийцы пожелтели как парча.
А в этот миг, ликуя и крича,

Бахрама рать по городу летела,
Взметнув дракона голубое тело.

Злодеи, удавившие слепца,
Поспешно убежали из дворца.

Едва достигли юного владыки
И тот увидел желтые их лики,

Он вздрогнул, ибо начал различать
На ликах преступления печать.

Властитель уподобился шафрану,
Но в сердце затаил немую рану.

Сказал дружине: «С главного пути,
Друзья мои, нам следует сойти.

Мы не должны себя щадить: отныне
Наш путь пойдет сквозь дикие пустыни».