Автор неизвестен Древневосточная литература - Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»
Так и есть, если уж собственная наша душа не ведёт себя так, как нам самим бы хотелось, — так повелось в бренном мире, — то досадовать на других — большая ошибка. Родители то умиляются собственным детям, то досадуют на них. Непременно вспоминайте об этом, когда с вами случится что-то подобное!
5
О том, как Иккю рассказывал о лисе
Один человек пришёл в сплетенную из травы хижину, где жил Иккю, встретился с преподобным и сказал:
— Мы писать-читать не обучены, и когда слышим о том, что не можно увидеть глазом, то всё равно как будто не слышали. Расскажите что-нибудь интересное, всё равно что.
Тогда Иккю рассказал:
— Ну что же… Было то в Китайском государстве. Один тигр загнал лису и уже собирался её сожрать, а лиса ему и говорит: «Послушай-ка, тигр, не ешь меня! С нынешнего дня Небо назначило меня военачальником над всеми зверями. Поэтому если ты меня съешь, то пойдёшь против воли Неба и тут же погибнешь. Если же ты мне не веришь и думаешь, что я обманываю, — идём-ка пройдёмся со мной. Увидев меня, все звери, какие ни есть, непременно устрашатся, задрожат, побегут и попрячутся!»
Тигр удивился, решил это проверить и пошёл вслед за лисой. Как она и сказала, все до единого звери разбегались куда придётся и прятались, дрожали от страха и падали ниц. На самом-то деле бежали они не потому, что испугались лису, — убегали и в страхе дрожали они оттого, что увидели тигра. А тигр подумал, что и на самом деле звери боятся лису, склонился перед волей Неба и стал ту лису защищать. Вообще говоря, лисы удивительные обманщики! К слову, множество таких лис живёт повсюду в людских домах. Не давайте им себя обмануть, берегитесь их![162]
Тигр пошёл вслед за лисой. Как она и сказала, все до единого звери разбегались и прятались. На самом деле бежали они не потому, что испугались лису — убегали и в страхе дрожали они оттого, что увидели тигра.
6
О том, как арендатор Носэ просил у Иккю лекарства
Жил здесь один великий гуляка, на выдумки хитрый, а звали его «арендатор[163] Носэ». Как-то раз наступил двадцать седьмой или двадцать восьмой день последнего месяца года, и с него стали требовать оплаты долгов. Прижало его, оббегал он всех знакомых, но на какие хитрости ни пускался — такое уж время, что каждому деньги нужны, и не нашлось никого, кто бы сказал: «Я тебе помогу!»
А ещё недалеко от Аватагути жил местный богач, которого звали Хикохати. Пошёл Носэ к нему. «Займу у него!» — с такой мыслью спешил он в Аватагути. Этот Хикохати — и за какие-то прегрешения в прошлых жизнях он таким уродился? — по утрам и вечерам ел неочищенный тёмный рис, запивая кипятком вместо супа, — вот каков он был.
Рассказал ему Носэ, за чем пришёл, но, как было сказано, даже еды для себя жалел он — мог, бывало, пожадничать и за целый день не съесть ничего, а уж родственникам, а тем паче постороннему, ссудить денег — о таком и подумать нельзя. Так ничего и не добился от него Носэ, делать нечего, собрался он в обратный путь, тут же сложил:
Полны закрома
Сокровищ у Хикохати,
А толку чуть,
Всё золото, что имею, —
«Золотые шары»![164]
Такара то мо
Нарану такара ва
Хикохати ка
Мотитару канэ ва
Вагами кинтама
— так высказался он и ушёл домой.
Один человек сказал ему:
— Ступай к преподобному Иккю, расскажи ему о своих печалях! Он сострадателен, не может быть, чтобы он тебе ничего не дал. Иди скорее! К тому же и ты, когда дела шли неплохо, когда-то помогал ему, и он из благодарности сердечно к тебе отнесётся, невозможно, чтобы он тебе отказал. Скорее, спеши!
— А ведь и правда! — согласился Носэ, и, когда он прибыл к Иккю, тот его принял.
Вначале поговорили они об одном, о другом, и Носэ, улучив удобный момент, сказал:
— А вот, господин преподобный, «из четырёх сотен и четырёх недугов бедность — самый тяжёлый» — печалились древние. Вы, господин монах, знаете, что мучим я этим недугом уже годы и месяцы. Нынче у меня обострение, и пошёл я к одному лекарю, а он мне сказал: «Этот недуг нам излечить невозможно. Не указан такой недуг в книгах. А уж если нет там недуга с таким названием, то и лекарь помочь не может. Наверное, недуг ваш называется „долги“. Какой бы ни был лекарь, хоть даже сам Дживака или Бянь Цюэ[165], нелегко было бы ему вас излечить. Вот если начнёте принимать чудесное лекарство „Золотые пилюли“, тут же излечитесь!» — так он мне рассказал. Если у вас, преподобный, найдётся такое, то хотелось бы получить один свёрток с этим лекарством! — так говорил он, проливая слёзы ручьём, а Иккю, выслушав его, сказал:
— Да, действительно, этот недуг свирепствует дважды в году. Вот в это время примерно, и ещё в середине седьмой луны он расходится до дальних земель и глухих деревень. Что ж, если так, найдётся у меня немного того, что вы просите. Дам вам один свёрток! — сказав так, ушёл он в дом и вынес свёрток с деньгами, написал на нём: «Поддерживающие жизнь и оберегающие тело пилюли».
— Вот, выдаю вам один свёрток. Это вас должно вылечить. А если охватит недуг опять, тут уж я помочь не смогу! — так сказал и передал ему деньги.
7
О том, как Иккю говорил о высоком
Один человек пошёл к преподобному и говорил с ним. Когда они всё обсудили, он сказал:
— Господин преподобный! Я тут болел, долго лечился и вот начал вставать, и первым делом пришёл к вам. По всей Японии идут разговоры о том, какой вы умелый рассказчик. А расскажите-ка о чём-нибудь, всё равно о чём! Кстати, вот, например, в этот раз расскажите-ка о том, что оценивается высоко в этом мире. Для начала, что же высоко ценится?
Иккю выслушал его и сказал:
— Что же. То, что называют «высоким», — это, во-первых, горы Фудзи, Асама, Хоки, Такама, Атаго, Хиэй. Пагоду в Тодзи, носы тэнгу. Говоря о других вещах, высоко оцениваются следы кисти Сюйтана[166] и Дайто[167], далее, стихи Цураюки[168] короткие истории на красочной бумаге Тэйка[169]. Далее, произведения из глины — это «настоящие» кувшины для чайных листьев[170], бунрин[171], катацуки[172], маруцубо[173], насубикабура[174], из металлических чайных сосудов кабуранаси[175] — цуру-но итигоэ[176], бронзовые вместилища для чая. Потом, короткие мечи вакидзаси, мечи тати, катана, изготовленные Ёсимицу, Масамунэ, Кунитоси[177]. Из сделанного Юкихирой[178] — колчаны. Высока цена на рис в засуху, а ещё дороже золотые слитки. Высокий, как у птицы калавинки, голос у поющих детей, они могут брать самые высокие ноты.
Так рассказал он обо всём «высоком», а прихожанин ему:
— Вот, преподношу преподобному! — с такими словами достал и поднёс ему одежду.
Иккю не выказал никакой радости, ни слова благодарности не сказал, сложил лишь «безумные стихи»:
Китайский халат,
Снова китайский халат,
Китайский халат,
Всё время одно и то же —
Одни сплошные халаты.
Каракоромо
Мата каракоромо
Каракоромо
Каэсугаэсу
Каракоромо кана
Так он сказал на прощание, с тем и отпустил его.
Один человек пошёл к преподобному и сказал: «Господин преподобный! Я болел, теперь начал вставать и первым делом пришёл к вам. По всей Японии идут разговоры о том, какой вы умелый рассказчик. А расскажите-ка о чём-нибудь, всё равно о чём!»
8
О том, как один человек желал практиковать дзэн и пришёл к Иккю
Один человек пришёл к Иккю с просьбой, высказал ему своё желание обучаться дзэн, а преподобный, выслушав его, сказал:
— Это легко. Если у вас есть такое желание, постарайтесь представить себе истинную природу «конго» — алмазного тела[179] .
Тот, услышав это, ответил:
— Вообще-то, нечего там и думать об истинной природе «конго». Это — солома. Ведь сандалии плетут из соломы, так что ничего другого и быть не может.
Иккю очень развеселил такой ответ, но он сказал:
— Нет, я вовсе не об этом. «Конго», «истинная природа алмазного тела», это лишь звук, оно не видно глазами, его нельзя взять в руки, оно не сгорает в огне, попробуешь разрезать — не разрежешь, в воде не мокнет, ни в какой цвет не окрашивается, потому можно решить, что его вовсе нет, но изначально оно существует и в своё время проявляется, — так учил его Иккю.
Тот послушал и сказал:
— Что-то это для меня чересчур сложно. Если мы о «конго» — то их только из соломы и делают. Из чего другого их сделать нельзя. Если вы не об этом, то я даже не знаю, о чём это вы толкуете, — так он ответил и вышел, но, дойдя до ворот, вернулся.
