Инаятуллах Канбу - Книга о верных и неверных женах
Несомненно, тот, кто восстал против вознесенных до облаков и возвеличенных вечным владыкой, кто будет пытаться взлететь на крыльях спеси, только приблизит свою погибель и падет во прах с такой же неизбежностью, как пущенная стрела.
Все эти строки были написаны только из чувства любви. Если на то будет воля Аллаха, мы установим узы дружбы и приязни, и я надеюсь, что и ты, дарящий блеск счастья челу людей, проявишь стремление к союзу и любви, соблюдая собственные интересы, не разрывая цепи доблестей, не роняя достоинств своего трона, во имя справедливости, преданности и искоренения врагов, ради соблюдения покоя державы, ради укрепления блага и благоденствия, во имя обеспечения покоя и благополучия знатных и простых людей, ради укрепления религии и державы, ради достижения побед, украшающих царствующих особ, — что ради всего этого ты ответишь утвердительно молящемуся у чертога единого творца,
Более наш калам-конь не будет скакать по полю красноречия. Да вознесется солнце твоего владычества и счастья над настоящим небом, да будет благосклонен к твоему царствованию владыка всевышнего чертога».
Посол распрощался с падишахом и двинулся в дальний путь, без устали минуя один переход за другим. Вскоре он прибыл в страну отца Бахравар-бану и был принят падишахом. По обычаю знатоков этикета он вручил ему письмо с многочисленными дарами. После славословий он изложил суть просьбы в подобающих выражениях. Когда падишах узнал, в чем состоит просьба, то пришел в сильный гнев, цвет лица его изменился, на челе проступили следы ярости, и он с пренебрежением отверг просьбу посла.
Приближенные падишаха были удивлены происшедшей переменой. Падишах молчал, как истукан, и посол переменился в лице, потерял всякую надежду и смешался.
Падишах в первый же день, который был для свата горше последнего дня его жизни, велел придворному писцу пустить быстроходного коня-калам по майдану-бумаге и дать ответ. И посол, так и не добившись цели своей поездки, вернулся назад в свою страну в полном отчаянии.
Ответное письмо
«После славословий и благодарности пречистому Изеду, а также прославления пророка передаю привет благородному мужу с чистыми помыслами, тому, кто украшает сад мироздания и пиры властелинов, кто есть опора и изголовье владычества над миром, кто увеличивает красу престола и блеск венца и трона в книге знания и наук, привет потомку властелинов, крупному жемчугу в ожерелье царствования и славы.
Я удостоился получить букет любви и дружбы, иными словами, дружественное послание, каждое слово которого — заглавный лист для страниц разума, в самое благоприятное время, когда я был в наилучшем расположении духа. Письмо меня обрадовало. Твои слова с изъявлением дружбы и расположения я прочитал внимательно. Я выслушал также со вниманием твое поручение, которое красноречиво изложил посол. Слава и благодарность Аллаху, я — ничтожный молитель у чертога пресвятого Аллаха собрал в саду божественной милости целые лужайки роз букеты базиликов мудрости и знаний и удостоился за свое терпение испить напиток познания и истины из погребка божественного руководства. С его помощью я подавил в себе склонность к дурным поступкам и веду счет своим дням на том и этом свете по книге разума, не поддаваясь ее соблазну обманчивых слов глупцов. Я различаю истину ложь, вредное и полезное и никогда не совершу поступка, о котором знатные мужи будут стыдливо молчать, а простолюдины — трезвонить повсюду. Клянусь Аллахом, избранному и возвышенному кругу властелинов, который господь отличил над всеми людьми, подобает разумно мыслить.
Прежде всего им надлежит обойти цель своих желаний, как циркуль обходит вокруг центра, чтобы взвесить paзумом добро и зло предполагаемого поступка. И лишь после этого следует осуществлять свои намерения, словно сокола выпускать на охоту. А если они не наделены в достаточной мере тонким и ясным умом, то мудрые советники должны заменить им разум. Иными словами, они должны попросить у мудрых помощи и осуществлять по их указаниям свои высокие помыслы и намерения, чтобы заслужить одобрение людей и не раскаяться в содеянном. Мудрецы никогда не одобряли того, чтобы, не приступив к делу, говорить о нем и излагать его суть двуязычным каламом, и результат таких предосудительных действий несомненно один — стыд и раскаяние.
Пусть Изед сделает свою помощь руководством для твоих поступков, а разум предоставит тебе в помощники. Солнце твоего царствования пусть высится на небе».
Посол возвращается назад, не добившись своей цели, мост надежд Джахандара рушится. Он отказывается от царской власти и предпочитает ей чужбину и удел нищего и во имя губительной страсти отправляется в рубище нищего в страну Бахравар-бану
Когда посол, униженный и в отчаянии, вернулся в столицу, был принят и удостоился чести поцеловать подножие трона, он вручил приближенным шаханшаха недружелюбное и неприязненное ответное послание. Падишах, видя, что на письме нет доброго предзнаменования, а, напротив, оно проникнуто неприязнью, огорчился безмерно и от сильного огорчения не мог прийти в себя. Потом он отвел шахзаде в уединенный покой и сообщил ему о результатах сватовства. Он вновь пытался воздействовать на сына увещеваниями, осуждая его упорство в этом невозможном деле ясными доводами и убедительными доказательствами, в надежде, что тот послушает его и откажется от своей мечты и несбыточного желания. Но в шахзаде бушевало море страсти, в сердце его бурлило вино любви, так что драгоценные жемчужины-назидания отца не стоили для него и ячменного зернышка, а возвышенные советы не оказывали на него никакого воздействия. Он только поднял с удивлением голову и ответил:
— Возвышенные и сочувственные слова шаханшаха достойны того, чтобы запечатлеть их в сердце золотыми буквами. Но следует знать, что любовь и разум несовместимы и несоизмеримы. Я безумен в любви, и бразды моей воли находятся во власти умопомешательства, увещевания не принесут мне никакой пользы и разум ничем не поможет.
Не давайте нам советов, здесь мы скрылись, дабы
Нам о светлой скорби пели чанги и рубабы [70].
Внутренний жар и страдания шахзаде перешли всякую меру, любовь выхватила из рук его воли повод терпения, и он, подобно Меджнуну, окунулся в долину исканий. Наконец, он предпочел царству скитания, владычеству над страной — удел нищего и бедняка, а тяготы и чужбину — покою и родным краям, сбросил с головы царский венец и надел нищенский клобук, а нежное тело, взлелеянное в шелках, он облачил в рубище из грубой шерсти и покрыл солнцеподобное лицо, что было нежнее розы, дорожной пылью. С горящим сердцем и источающими влагу глазами стал он скитаться по долине страсти.
Люди при виде печального состояния шахзаде тяжко вздыхали, а сострадательные проливали слезы, и стар и млад сокрушались и от удивления кусали пальцы. Даже травы в степи вздыхали по нем, вздымая стоны до небес, вопли же мужчин и женщин отдавались эхом под голубым небосводом. Сановники державы и государственные мужи, слыша о его недуге, приходили в отчаяние и недоумевали. Наконец, они пришли к шахзаде, стали проливать на румяные щеки кровавые слезы, стали читать наставления и назидания и умолять его отказаться от губительной мечты. И тогда разлученный с любимой шахзаде, разум которого был испепелен; пламенем любви и скорби, заговорил, словно зажег речью светильник мучительной страсти, и рассыпал сердце, словно зернышки граната, крупицами слез по щекам [71].
— О мудрые мужи, — сказал он, — поскольку посылающий нам долю даровал мне с небесного стола сердечный недуг, поскольку вечный художник начертал на моем челе приметы позора и моей судьбой оказались скорбь и горе, могу ли я предаваться покою и раздобыть себе доброе имя?
Если горе мне велит пить лишь собственную кровь,
Как же к радости напитку я прильну губами вновь?
— Человек не может, — продолжал он, — соскоблить ножичком со своего чела предначертанное судьбой и сражаться с роком, ибо он всего-навсего — узник, закованный в цепь рабства и заключенный в темницу несчастия. Какой смысл теперь в советах и назиданиях, когда безумие засело у меня в голове и страсть разодрала одежды моего терпения? Напротив, мне надо сейчас помочь, и коли вы можете, то не жалейте своих сил и посодействуйте мне, а не хотите — то оставьте меня в покое, чтобы я по зову своего сердца скитался в поисках желанного, наступая на шипы и камни, посыпая раненую душу алмазными опилками, пронзая сердце иглой отчаяния. Постелью мне будет дорожный прах, а подушкой — камни той страны, где живет моя возлюбленная.
Радость там, где укравшая сердце мое,
Что бы ни было — я отыщу ее след. [72]
Дав наставникам такую отповедь, он положился на бога — а это лучшее зеркало, чтобы узреть желаемое, — оперся на помост божественной милости, самой прочной опоры для страждущих, и решил отправиться странствовать.
