Конфуций - Уроки мудрости

Кувшинки идет собирать она,
В пруду их срывает у островков.
Она приготовит свои цветы,
И жертвенник князю будет готов.

Кувшинки идет собирать она
В протоке средь сжатых горами вод.
Она приготовит свои цветы
И в княжеский храм сама принесет.
Она в накладной прическе стоит,
В храме до света – смиренно молчит.
Неспешно и тихо идет назад:
Вернется она, исполнив обряд.

Цикада в траве зазвенит, запоет,
И прыгнет кузнечик зеленый – сверкнет!
Супруга давно уж не видела я,
И сердце тоскует – скорбит от забот.
Я знаю: лишь только увижу его,
Как боль в моем сердце утихнет – пройдет.

На южную гору взошла я – пора
Там папоротник молодой собирать.
Давно уж супруга не видела я –
Устало уж скорбное сердце страдать.
Я знаю: лишь только увижу его,
Лишь только с дороги я встречу его,
Как в сердце мне радость вернется опять.

На южную гору взошла я, теперь
Там папоротник собираю давно.
Супруга давно уж не видела я,
Поранено сердце – тоскует оно.
Я знаю: лишь только увижу его,
Лишь только с дороги я встречу его,
Как сердце утешится, мира полно.

Травы водяной набрала и полыни
В потоке, бегущем по южной долине.
Прилежно зеленые руппии рвет
У края струящихся медленно вод.

Растения собраны, нужно сложить их
В корзинах прямых и овалом плетенных;
В корзины сложила и будет варить их
В треножниках медных, в котлах плоскодонных.

Для жертвы она установит все это
Под окнами храма с востока и с юга.
О, кто же блюдет так усердно все это?
То юная, чистая сердцем супруга.

Пышноветвистая дикая груша растет;
Ты не руби, не ломай ее пышных ветвей –
Шао правитель под ней отдыхал на траве.

Пышноветвистая дикая груша растет;
Листьев не рви, не ломай ее веток рукой –
Шао правитель под нею изведал покой.

Пышноветвистая дикая груша растет;
Ты не ломай ее пышные ветви, не гни –
Шао правитель садился под нею в тени.

Этой ночью роса увлажнила пути,
Рано ночью возможно ль идти?
Я скажу ему: много росы на пути.

Кто же скажет: у птичек рога не растут?
Воробьи под пробитою кровлей живут.
Кто же скажет, что ты не помолвлен со мной?
Ты меня призываешь на суд[27].
Пусть меня призываешь на суд, говорят, –
Не закончен наш брачный обряд.

Кто же скажет: клыков нет у мыши лесной,
Что прогрызла ограду в саду?
Кто же скажет, что ты не помолвлен со мной?
Ты меня призываешь к суду[28].
Что же, пусть ты меня призываешь к суду, –
За тебя все равно не пойду.

В шубах овчинных идут они в ряд…
Шелком пять раз перевит ваш наряд,
Яства отведать от князя домой
Мирно уходят, и радостен взгляд.

Шубы из шкурок барашка новы,
Шелком прострочены белые швы…
С видом довольным из княжьих ворот
Яства отведать выходите вы.

Шелком прошитая шуба добра!
Взгляд благосклонен – ведь кушать пора.
Шелком пять раз ваш наряд перевит –
С княжьего вышли степенно двора.

Гулко грохочет гром –
Там, от Наныианя на юг.
Как ты ушел? Ведь гроза кругом!
Ты отдохнуть не посмел, супруг!
Милый супруг мой, прошу об одном:
О, возвратись же скорей в наш дом!

Гулко грохочет гром –
Там, где Наныианя склоны круты.
Как ты ушел? Ведь гроза кругом!
Но задержаться не смеешь ты.
Милый супруг мой, прошу об одном:
О, возвратись же скорей в наш дом!
Гулко грохочет гром –
Там, у Наныианя, внизу.
Как ты ушел? Ведь гроза кругом!
Дома побыть не посмел в грозу.
Милый супруг мой, прошу об одном:
О, возвратись же скорей в наш дом!

Слива уже опадает в саду,
Стали плоды ее реже теперь.
Ах, для того, кто так ищет меня,
Мига счастливей не будет, поверь.

Сливы уже опадают в саду,
Их не осталось и трети одной.
Ах, для того, кто так ищет меня,
Время настало для встречи со мной.

Сливы опали в саду у меня,
Бережно их я в корзинку кладу.
Тот, кто так ищет и любит меня,
Пусть мне об этом скажет в саду.

Сколько малых звезд на небосводе!
Ярких – три иль пять на весь Восток.
К князю я спешу, лишь ночь приходит…
С князем я – рассвета близок срок…
Звездам дал иное счастье рок.

Много малых звезд на небосводе,
Светит Мао, Шэнь уже видна[29].
К князю я спешу, лишь ночь приходит, –
Одеяло принесет жена…
Звезд судьба и наша – не одна!

Так с Цзяном сольется потока волна…
Та девушка шла к жениху.
С собою нас брать не хотела она,
С собою нас брать не хотела она,
Потом стосковалась одна.

Так воды сливаются за островком…
Та девушка шла к жениху.
С собой ты нас взять не хотела в свой дом[30],
С собой ты нас взять не хотела в свой дом,
Была ты нам рада потом.

Тэ в Цзян возвращает поток своих вод[31]…
Та девушка шла к жениху.
Она собралась, только нас не берет,
Да жалко ей стало, что нас не берет,
Тоскует теперь и поет.

Убитая лань на опушке лесной,
Осокою белой обвил ты ее.
У девушки думы на сердце весной –
О юный счастливец, пленил ты ее.

В лесу низкорослый дубняк шелестит.
Убитый олень на опушке лежит,
Он белой осокою плотно обвит.
А девичья прелесть, как яшма, блестит.

«Потише, потише, не трогай меня,
Коснуться платка не позволила я,
Не трогай – залает собака моя».

Как дикая вишня густа и пышна,
Одетая ныне в цветочный наряд…
И разве не скромная строгость видна
В строю колесниц этой внучки царя?

Как слива и персик густы и пышны!
Цветы распустились сегодня на них.
То внучка Пин-вана[32], невеста-краса.
Сын циского князя[33] – царевны жених.

Что нужно тебе, чтобы рыбу удить?
Из шелковых нитей витая леса![34]
Сын циского князя – царевны жених,
То внучка Пин-вана, невеста-краса.

Как пышно разросся камыш над рекой…
Пять вепрей убиты одною стрелой…
Вот, Белый наш тигр, ты охотник какой!

Густой чернобыльник стоит как стена.
Стрела – пятерых поразила одна…
Вот, наш Цзоу-юй, ты охотник какой.

Так кипарисовый челн уплывает легко –
Он по теченью один уплывет далеко!
Вся я в тревоге и ночью заснуть не могу,
Словно объята тяжелою тайной тоской, –
Не оттого, что вина не нашлось у меня
Или в забавах найти б не сумела покой.

Сердце – не зеркало, всей не раскроет оно
Скорби моей, что таится в его глубине.
К братьям пойти? Но и братья родные мои
Быть не сумеют надежной опорою мне!
Как я пойду им поведать печали одни,
Зная, что встречу у них лишь неправедный гнев?

Сердце мое – ведь не камень, что к почве приник,
Сердце мое ведь не скатишь, как камень с холма!
Сердце мое – не вплетенный в циновку тростник,
Сердце мое не свернуть, как циновки в домах!
Вид величав мой, поступки разумны всегда –
В чем упрекнуть меня можно? Не знаю сама.

Сердце мое безутешной печали полно.
Толпы наложниц меня ненавидят давно!
Много теперь я познала скорбей и обид.
Сколько мне тягостных бед испытать суждено!
Думы об этом в глубоком молчанье таю.
Встану и в грудь себя бью – не заснуть все равно.

Солнце на небе, и месяц по небу поплыл –
Мрак, почему не луну ты, а солнце сокрыл?
Точно нечистой одеждой, тоской облеклось
Сердце мое, и печаль мою сбросить нет сил.
Думы об этом в глубоком молчанье таю,
Птицей бы я улетела, да не дано крыл!

Одежда на вас зеленого цвета,
Вы желтый мой шелк для подкладки избрали[37],
Печаль моего одинокого сердца –
О, где же конец постоянной печали?

Супруг мой, одежду зеленого цвета
На желтой сорочке вы носите всюду.
Печаль моего одинокого сердца –
О, как же тоску и печаль позабуду?

Одежды – зелеными были шелками,
Шелка для одежд выбирали вы сами.
Я, древних людей вспоминая, стараюсь
Беречься, виновной не быть перед вами.

Я в холст облекаюсь то в тонкий, то в грубый,
Мне в стужу согреться под ним не под силу.
Я, древних людей вспоминая, стараюсь
Вновь бодрость обресть в своем сердце унылом.