Амир Дехлеви - Газели
«О черный мрак разлуки…»
О черный мрак разлуки, подобный тьме ночей!
Во мраке вижу кудри — и мрак еще черней.
Как тьмой не быть объятым, когда свечу желанья
Зажечь не в силах сердце от призрака свиданья?
Не знает тот, кто не был хоть раз любовью пьян,
Вина, что опьяняет сильнее, чем дурман.
Во зле повинны люди, в корысти — зла причины.
Во всех моих печалях красавицы повинны.
Вопить из-за колючки — таков удел людей.
Из-за прекрасной розы рыдает соловей.
Любовь, как зной пустыни, томит влюбленных жаждой.
Отправиться в пустыню отважится не каждый.
Я не дерзну губами твоих коснуться ног,
Но дай мне в изголовье, как милость, твой порог!
Коль я умру, не думай, что я убит тобою.
О нет, не ты убийца! Любовь тому виною.
Ее хмельные стрелы давно попали в цель.
Проходит жизнь Хосрова, но не проходит хмель.
«Я луной тебя назвал бы…»
Я луной тебя назвал бы — слух она не услаждает.
Я тебя назвал бы розой — перлы слов не рассыпает.
Ты не знаешь, нет, не знаешь, что не сплю я до рассвета.
Где уж знать, коль ты вкушаешь сладкий сои, забыв поэта.
И никто тебе не скажет, как тоска скитальца гложет.
Ветерок об этом знает, но сказать, увы, не может.
До земли спадают кудри и окутывают плечи,
Но уста они лишили словаря любовной речи.
О жестокая, волненье — для тебя чужое слово.
Ты могла бы научиться волноваться у Хосрова.
«Напрасны проклятья…»
Напрасны проклятья и слезные стоны!
Что делать, судьба не всегда благосклонна.
Я с радостью жертвою стал бы твоею.
Что делать, заставить любить не умею.
Печальному сердцу лекарство — терпенье.
Что делать, коль в сердце терпенья — ни тени?
Сношу терпеливо лишь тяжкие муки.
Что делать, коль ранен кинжалом разлуки?
Тебя не заставит забыть и могила.
Что делать, коль ты обо мне позабыла?
Раба обласкают — он сдвинет и горы.
Что делать, стелюсь я, я слышу укоры.
Ты жизни Хосрову дороже, о пери!
Что делать, стучусь я в закрытые двери.
«Ты — статуя, ты — идол…»
Ты — статуя, ты — идол, чье сердце тверже скал.
Нет, сердце не такое создатель Еве дал.
Я с амброю сравнил бы твой тонкий запах кос,
Но благовонней амбры сердца в силках волос.
Твой лик — сиянье шелка, но похищать сердца
Не может шелк подобно сиянию лица.
Сказал: «Себя увидишь, коль взглянешь на луну»,
В ответ сказала: «Лучше я в зеркало взгляну».
Я жажду сна в могиле. О, как покоен он!
Коль рядом нет подруги, подобен аду сон.
Винишь, Хосров, красавиц? Виновны не они.
В соблазне красотою глаза свои вини!
«Сердце к ней ушло…»
Сердце к ней ушло, оставив то, чего оно желало,
И молва на перекрестках, как змея, вонзает жало.
Я и сам делюсь печалью и скорблю, не пряча слезы,
Ведь моим устам остались лишь несбывшиеся грезы.
Как мячом, играла честью, но победу, безусловно,
Над соперниками все же одержал я, пусть духовно!
Вся цена душе, о роза, твоему равнялась взгляду,
И, коль сердца не осталось, оболочки ей не надо.
На твоем пути, наверно, вовсе душу потеряет
Тот потерянный, чье сердце у тебя в руках сгорает.
Что отвыкнет от страданий и без сердца он едва ли.
Тот, чье сердце так привыкло к безысходности печали.
О Хосров, не лучше ль сразу, не испытывая жалость,
Кончить все земные счеты, если сердца не осталось?
«Сердце, верящее в то, что красавиц покорит…»
Сердце, верящее в то, что красавиц покорит,
Я сравнил бы со стеклом, что взялось разбить гранит.
Но и праведник-аскет, торопящийся в мечеть,
Просто, как зеленый плод, не успел еще созреть.
Ты спросила: «Это кто?» Слух ласкал небрежный тон.
«Дервиш, — кто-то дал ответ. — Просит милостыни он».
О притворство! Но зачем за неверность клясть подруг,
Коль подругам красота изменяет тоже вдруг?
Знаешь ты — зачем заря? Чтоб тавро разлуки мог
У влюбленных выжигать полыхающий восток.
В этом мире все не так. Тошно жить Хосрову в нем.
Оттого играет он с красотою, как с огнем.
«Когда источаешь улыбкою мед…»…
Когда источаешь улыбкою мед,
Никто у торговцев сластей не берет.
Когда возникаешь на миг предо мной,
В глазах — кипарис, озаренный луной.
Сверкнешь красотой — расступается ночь.
С тобой состязаться и солнцу невмочь.
Бледнеет, но спать не уходит луна.
Должно быть, от ревности ей не до сна.
О прелести локонов я промолчу,
Безумцев запутать в кудрях не хочу.
Нет, я не один восхищаюсь тобой.
Увидев тебя, восхитится любой.
Я — раб твой, и все ж всемогущ и велик.
Владыка и раб у владыки владык.
Ты перлы стихами, Хосров, произнес
И в мир превратил первозданный хаос.
«Не думай, что влюбленные — Адамовы сыны…»
Не думай, что влюбленные — Адамовы сыны.
О друг мой, это ангелы, бесплотные, как сны.
Не духи ли воистину Меджнун, Вамик и Вис,
Из горних тайн обители спустившиеся вниз?
О пери, будь источником и впрямь воды живой
Для жаждущих, которые уходят в мир иной!
От твоего видения в бессонной тьме ночей
Бегу, как мышь летучая от солнечных лучей.
Хосров на грани гибели из-за твоей красы.
Наставник — прочь! Что мертвому дыхание Исы?
«О, верь, тебя не заменю…»
О, верь, тебя не заменю красавицей другою,
Клянусь лежащей пред тобой во прахе головою!
Мою могилу посетишь в ином тысячелетьи
И розу верности найдешь по-прежнему в расцвете.
Тоскою мой развеян прах. Я у нее в неволе,
Но ветру прах моей тоски развеять не позволю.
Поистине глаза того подернуты туманом,
Кто кипарис превознесет, с твоим равняя станом.
Как не страшиться за тебя, коль одержимым взглядом
Тебя пронзают сотни глаз, когда проходишь рядом?
И я нисколько не дивлюсь, что странниками стали
Сердца, сраженные тобой, гонимые печалью.
Отринь Хосрова, если он найти не сможет силы
К тебе явиться, убоясь, что это — шаг в могилу.
«Ты для меня была предвечности зарею…»
Ты для меня была предвечности зарею.
Явившись в этот мир, пошел я за тобою.
Когда же ты ушла, от слез, подобных граду,
Потоки разлились соперникам преградой.
Узнайте, о друзья! Не воспылает роза
Лишь оттого, что льют глаза влюбленных слезы.
Жестокая, никто, израненный любовью,
На жертвенник любви не пролил столько крови!
Я долго умолял явить к страдальцу жалость,
Когда же ты пришла, как быстро ночь промчалась!
И все ж благодарю за дивное мгновенье,
Хоть ты была скупой, наверно, от смущенья.
О вы, что на пирах минувшей ночью пили,
Я не вина вкусил, а влаги Сальсабиля!
Как финики вкусны, спросите у рассвета.
Увы, остались мне шипы от пальмы этой.
Поныне пью вино, о роза, ночи нашей.
Что может быть, Хосров, мудрее винной чаши?
«Тюрчанка знает, как пытать…»
Тюрчанка знает, как пытать,
Являя лунный лик опять.
Испепеляет сердце мне.
Ну что ж, я — раб. Сгорю в огне.
Подвыпьет, камнем из ворот
В меня, как в дервиша, швырнет.
Что розе горе соловья?
Кичится, аромат струя.
Кто плачет от любви, как я,
Бросает честь в поток ручья.
Душа уходит в мир иной —
Твои глаза тому виной.
Хосров, тебя увидев, смолк,
Хоть в красноречьи знает толк.
«Вынув сердце, в душу ты пришла…»