Мурасаки Сикибу - Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2
А некоторые говорили:
– Женщине не подобает проявлять такую твердость духа…
Сопоставление картин
Основные персонажи
Министр Двора (Гэндзи), 31 год
Государыня (Фудзицубо), 36 лет, – мать имп. Рэйдзэй
Отрекшийся государь (имп. Судзаку) – сын имп. Кирицубо и Кокидэн
Бывшая жрица Исэ, обитательница Сливового павильона (Акиконому), 22 года, – дочь Рокудзё-но миясудокоро и принца Дзэмбо, воспитанница Гэндзи
Нынешний государь (имп. Рэйдзэй) – сын Фудзицубо и Гэндзи (официально сын имп. Кирицубо)
Дама из дворца Кокидэн – дочь Гон-тюнагона, наложница имп. Рэйдзэй
Гон-тюнагон (То-но тюдзё) – брат Аои, первой супруги Гэндзи
Принц Хёбукё (Сикибукё) – отец Мурасаки
Государыня-мать (Кокидэн) – мать имп. Судзаку
Найси-но ками (Обородзукиё) – придворная дама имп. Судзаку, тайная возлюбленная Гэндзи
Принц Соти (Хотару) – сын имп. Кирицубо, младший брат Гэндзи
Госпожа из Западного флигеля (Мурасаки), 23 года, – супруга Гэндзи
Государыня, возымев желание ввести бывшую жрицу Исэ в покои Государя, делала все, чтобы это осуществилось. Министр Гэндзи, сожалея о том, что у жрицы нет надежного покровителя, способного входить в ее повседневные нужды, все же отказался от мысли перевозить ее в дом на Второй линии, ибо слух о том наверняка дошел бы до отрекшегося Государя. Притворяясь, будто ему ничего не известно, он тем не менее взял на себя заботы по подготовке соответствующей церемонии – словом, делал все, что полагается родителю.
Отрекшийся Государь был весьма огорчен, узнав о готовящемся событии, но перестал писать к жрице, дабы не подавать повода к молве, когда же пришел день представления ко двору, послал ей заботливо подобранные дары: невиданной красоты наряды, редкостного изящества шкатулки для гребней и прочего, ларцы с горшочками для благовоний, разнообразные курения, превосходные благовония для платья, которых аромат ощущался за сто шагов. Готовя все эти вещи, отрекшийся Государь, несомненно, думал о том, что их увидит министр Гэндзи, а потому отнесся к их выбору с особым вниманием.
Министр и в самом деле находился в доме жрицы, и ее главная дама показала ему присланные дары. Стоило лишь мельком взглянуть на крышку шкатулки для гребней, чтобы понять, сколь тонкой работы была эта вещь. К шкатулке для шпилек вместе с веточкой искусственных цветов[1] был прикреплен небольшой листок бумаги:
«Может быть, потому,
Что твою прическу украсил я
Гребнем прощальным,
Определили нам боги
Розно по жизни пройти…»
Нельзя было не пожалеть Государя, и Гэндзи невольно почувствовал себя виноватым. На собственном опыте зная, сколь трудно противостоять искусительным стремлениям сердца, он хорошо понимал, что должен был испытывать Государь в тот давний день, когда дочь миясудокоро отправлялась в Исэ. Теперь она в столице и, казалось бы, ничто не мешает Государю удовлетворить давнее свое желание… Но вот – новое, совершенно неожиданное препятствие. Удалившись на покой, Государь обрел наконец возможность жить тихо, безмятежно, и когда бы его не заставили вновь сетовать на мир… Ставя себя на его место, Гэндзи не мог не сознавать, что сам он в подобных обстоятельствах вряд ли сумел бы сохранить присутствие духа. «Как дерзнул я обидеть Государя, столь необдуманно упорствуя в своих притязаниях? Разумеется, у меня были причины чувствовать себя уязвленным, но я же знаю, как он добр, как мягкосердечен…» Гэндзи долго стоял, не в силах победить душевное волнение.
– Как вы собираетесь ответить? Наверное, были и другие письма? – спрашивает он, но дамы, смутившись, не решаются их показать. Сама жрица, чувствуя себя нездоровой, не проявляет никакого желания отвечать Государю.
– Оставлять письмо без ответа неучтиво и непочтительно, – настаивают дамы, но, увы, тщетно.
Услыхав их перешептывания, Гэндзи говорит:
– Нельзя пренебрегать посланием Государя. Напишите хоть несколько строк.
Жрица никак не может решиться, но вдруг вспоминается ей тот давний день, когда уезжала она в Исэ и Государь, показавшийся ей. таким изящным и красивым, плакал, сожалея о разлуке. Безотчетная нежность, которая возникла тогда в ее юном сердце, вновь оживает в ней, словно и не было всех этих долгих лет. Тут же в ее памяти всплывает образ покойной миясудокоро, и она пишет:
«Когда-то давно,
В дальний путь меня провожая,
Говорил ты: «Прощай!»
Почему-то с особенной грустью
Вспоминаю сегодня тот день…»
Вот, кажется, и все, что она написала в ответ.
Гонца осыпали почестями и дарами. Гэндзи очень хотелось узнать, что ответила жрица, но он не решился спрашивать. Отрекшийся Государь был так красив, что, будь он женщиной, Гэндзи непременно увлекся бы им; жрица тоже отличалась замечательной красотой, так что они наверняка составили бы прекрасную чету, тогда как нынешний Государь был совсем еще юн… Гэндзи терзался сомнениями, ему казалось, что жрица в глубине души недовольна тем, как решилась ее участь, но изменить что-либо было уже нельзя, и он продолжал руководить подготовкой к церемонии, следя за тем, чтобы строго соблюдались все предписания, надзор же за непосредственным ее осуществлением поручил одному из своих приближенных, Сури-но сайсё. По-прежнему чувствуя себя виноватым перед бывшим Государем и не желая, чтобы тот узнал о его попечениях, Гэндзи старался делать вид, что приходит во Дворец с единственной целью – наведаться о Государе. В доме жрицы всегда собиралось много благородных дам, а как теперь ее обществом не гнушались даже самые знатные из них, раньше предпочитавшие большую часть времени проводить в собственных семьях, она оказалась окруженной такой великолепной свитой, какой прежде в столице и не видывали.
«Жаль, что ее мать не дожила. Как радовалась бы она, что старания ее увенчались успехом, как готовилась бы к этому дню», – думал Гэндзи, с тоской вспоминая ушедшую. Да и не он один, многие скорбели о ней, многим ее недоставало. Трудно было не отдать справедливой дани незаурядным дарованиям и душевному благородству миясудокоро, и разве не удивительно, что мысли Гэндзи то и дело возвращались к ней?
В тот день Государыня тоже находилась во Дворце. Узнав, что сегодня в его покоях появится новая дама, Государь томился любопытством и нетерпением, волнение, отражавшееся на его лице, чрезвычайно его красило. Он казался старше своих лет и обладал основательным умом, который редко встречается в столь юном возрасте.
– Скоро сюда пожалует очень красивая дама. Вам следует оказать ей достойный прием, – наставляла Государя мать, а он смущался, не зная, как следует себя вести. «Говорят, она совсем уже взрослая…»
Но вот спустилась ночь, и во Дворце появилась жрица. Она была так спокойна и сдержанна, так стройна и изящна, что Государь не мог отвести от нее глаз.
К обитательнице дворца Кокидэн он успел привыкнуть и не стеснялся ее. Новая же дама держалась с таким величавым достоинством, что он невольно робел, тем более что и Гэндзи был к ней чрезвычайно почтителен. Так вот и получилось, что обе дамы равно прислуживали Государю ночью, а дни он чаще проводил во дворце Кокидэн, теша себя невинными детскими забавами. Гон-тюнагон, отдавая дочь во Дворец, возлагал на нее большие надежды, и появление соперницы не могло не встревожить его.
Получив ответ на свое письмо, отосланное вместе со шкатулкой для гребней, отрекшийся Государь почувствовал, как трудно будет ему забыть жрицу.
Однажды к нему зашел министр, и они долго беседовали. Государь снова завел разговор о том памятном дне, когда жрица отправлялась в Исэ, но, поскольку прямо не говорил о своих чувствах, Гэндзи тоже решил не показывать своей осведомленности. Однако, желая проникнуть в тайные думы Государя, то и дело переводил разговор на жрицу и обнаружил, к величайшему своему сожалению, что она и теперь далеко не безразлична ему.
Зная, что Государя пленила прежде всего необыкновенная миловидность этой особы, Гэндзи изнемогал от любопытства, но, увы, приблизиться к ней было невозможно. Обладай она хоть малой долей той беспечности, которая обычно бывает свойственна юным годам, он, несомненно, нашел бы средство увидеть ее, но, отличаясь необыкновенной строгостью нрава, жрица вела себя теперь еще церемоннее прежнего, манеры же ее с каждым днем приобретали все большую утонченность, и Гэндзи радовался, видя, что ожидания его не оказались обманутыми.
Итак, две дамы прислуживали Государю, целиком занимая его мысли, поэтому принц Хёбукё не спешил отдавать дочь во Дворец. «Подожду, – думал он. – Может быть, когда Государь станет немного старше…»
