Абулькасим Фирдоуси - Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»

Письмо, как вихрь, примчалось к шахиншаху.
Веретено припомнив и рубаху,

Бахрам писал: «Ты опротивел мне,
Меня ты не увидишь и во сне.

Теперь твои уловки не пригодны.
Когда твой сын, сей отрок благородный,

Воссядет на престол Хосров Парвиз,
Я горные вершины сброшу вниз,

Освобожу я от врагов пустыню
И превращу я весь Иран в твердыню.

Хосрова я владыкой подниму,
Я буду подчиняться лишь ему:

Он — царь царей, хотя он юн и скромен,
Он — верности пример, ты — вероломен.

Такого ли ты ждал, Ормузд, конца,
Что станет сын печалью для отца,

Что преисполнишься ты злодеяньем?»
Посол приехал в Тайсакун с посланьем.

«Когда Ормузд, — посол сказал купцам, —
Сперва не веря собственным глазам,

Увидит падишахские диргемы,
Его уста от страха станут немы,

И если в сыне друга не найдет,
Мы уничтожим шахиншахский род,

Мы выкорчуем из земли Ирана
Прогнивший корень дерева Сасана.

Не так иранцы созданы творцом,
Чтоб шею гнуть пред каждым гордецом!»

Посол, дыханьем ненависти вея,
Вступил в Багдад с вельможами из Рея.

Письмо Бахрама прочитал Ормузд,
И мир земной стал для владыки пуст.

Тут о диргемах прибыло известье, —
Соединились две тревоги вместе.

Ормузд едва от горя не зачах.
Хосрова заподозрив, молвил шах

Ойингушаспу: «Друг, я впал в кручину,
Не доверяю собственному сыну.

Той зрелости Хосров достиг сейчас,
Чтоб отвернуть свое лицо от нас.

Диргемы я отправлю из Багдада
Как то, что не заслуживает взгляда».

Сказал вельможа: «Выслушай меня.
Пусть ни ристалища и ни коня

Твой сын Хосров вовеки не увидит,
Когда он из повиновенья выйдет.

Хотя слывет он отпрыском твоим,
Он светится лишь отблеском твоим!»

Сказал Ормузд, уразумев вельможу:
«Я каверзу нежданно уничтожу».

Был некто призван втайне в поздний час.
Сказал Ормузд: «Исполни мой приказ,

Очисть сегодня землю от Хосрова».
Ответил тот: «Исполню это слово,

Из сердца вырву к юноше любовь,
Но руку пусть не обагряет кровь».

Тогда властитель мира грозным взглядом
Придворного слугу послал за ядом…

Беспечно жил царевич, день за днем
Любовью наслаждаясь и вином,

В чертогах тайсакунских пребывая,
О заговоре не подозревая.

Но пробил миг, — доверенным слугой
Нарушен был царевича покой.

Слугою обнаружена случайно,
Царевичу известной стала тайна.

Когда Хосров услышал, что отец
Ему готовит гибельный конец,

Он в полночь убежал из Тайсакуна,
Расстаться не желая с жизнью юной,

В Азербайджан погнал он скакуна, —
Душа да будет в бегстве спасена!

Узнали и простой и родовитый
О том, что убежал Хосров со свитой,

Немилостью родителя гоним, —
И воины отправились за ним.

С могучим духом и железной дланью, —
Лев, увидав их, становился ланью, —

В годину битв — отечества столпы,
Они туда направили стопы,

Где обрести надеялись Хосрова,
Всеобщего любимца молодого.

Святого, как Усто, прислал Гурган,
Лихого, как Ханжаст, прислал Умман,

Исфандиора мужество и разум
Сверкали в том, кто прислан был Ширазом,

Кирман прислал такого, как Пируз,
Был многомощен витязей союз,

Со всех сторон вельможи в путь пустились,
По одному к царевичу явились

И молвили: «Ты все пленил сердца,
Достоин ты престола и венца,

К тебе из меченосного Ирана,
Из копьеносного Арабистана,

Простых стрелков и витязей-вельмож
Примчится столько, сколько позовешь.

Будь бдителен, но не пугайся козней,
Будь радостен с утра до ночи поздней.

Пусть воинов, приехавших сюда,
Ведет твоя счастливая звезда.

Любимый всеми, прогони заботу.
Порой мы будем ездить на охоту,

Порой к Озару ты помчишь коня,
Приверженец священного огня.

А если, грозный силою стальною,
Шах ополчится на тебя войною,

То за тебя мы жизни отдадим
И память павших за тебя почтим!»

Ответил им Хосров: «Я полон страха,
Я трепещу пред войском шахиншаха.

Вы мне сказали чистые слова,
Но скакунов помчите вы сперва,

Озаргушаспу низко поклонитесь
И самой страшной клятвой поклянитесь

Пред ликом вездесущего огня,
Что защищать вы будете меня,

Повиноваться мне беспрекословно,
Со мной навеки связанные кровно.

Тогда останусь в этой стороне,
Не будет Ахриман опасен мне».

Ответили царевичу вельможи:
«Зеницы ока нам Хосров дороже!»

К святыне устремили конский бег
И дали клятву верности навек.

Хосров, повеселев, людей направил —
Узнать, какие шах силки расставил.

Когда услышал царственный отец,
Что сын его — мятежник и беглец,

Прибегнуть к мерам он велел суровым,
Велел послать погоню за Хосровом,

Густахма и Бандуя захватить,
В темницу их сырую заточить:

То были матери Хосрова братья.
Всех родичей Хосрова, без изъятья,

И слов не тратя, бросили в тюрьму,
И не было пощады никому.

Сказал властитель, возлежа на ложе,
Ойингушаспу, знатному вельможе:

«От мысли удалился я благой,
Печаль отныне стала мне четой.

Раз так случилось, как нам быть с Бахрамом,
С рабом ничтожным, жадным и упрямым?»

Ойингушасп задумался на миг,
Чтоб мудрости ответ его достиг,

И молвил так: «Властитель над царями!
Мы затянули речи о Бахраме,

Но сердца языком я говорю:
Отправь меня к тому богатырю,

Смиренного, закованного в путы, —
Быть может, раб откажется от смуты».

Сказал Ормузд: «Мне чужд подобный путь,
Я к низким душам не хочу примкнуть.

Я войску прикажу добыть удачу,
Тебя же предводителем назначу.

Но должен ты сперва послать посла,
Узнать Бахрама думы и дела:

Чистосердечным будет мне слугою, —
К благополучью путь ему открою,

А если трона жаждет и венца,
То пусть он ждет позорного конца.

О всех событьях сообщай подробно,
Не мешкая, лети ветроподобно».

Был в эти дни в зиндан, в подземный мрак,
Ойингушаспа заключен земляк, —

Из города его родного родом.
От узника вельможе пред походом

Письмо такое было вручено:
«Ты знаешь, господин, меня давно,

Я твой земляк, закован я в зиндане,
Испытываю множество страданий.

Замолви шаху слово за меня, —
И в пламя битвы я помчу коня,

Я за тебя погибну, воевода,
Коль будет мне дарована свобода».

Немедленно к Ормузду во дворец
Ойингушаспом послан был гонец:

Мол, в подземелье мой земляк томится,
Могилой стала для него темница.

Сейчас, когда собрался я в поход,
Пусть шах к моим заслугам снизойдет,

Пусть узнику дарует он прощенье,
Чтоб тот со мной отправился в сраженье.

Ответил шах: «Ты хочешь, чтоб злодей,
Убивший и ограбивший людей,

Прощенье получил? Как честный воин,
Сражаться кровопийца не достоин!

Но я твои заслуги признаю, —
Исполнить просьбу вынужден твою».

Так шахиншах освободил злодея,
Ойингушаспу отказать не смея.

Вельможа снарядил военный стан,
Пойдя в поход, вступил он в Хамадан.

Спросил он: «Кто из вас, о горожане,
Судьбу умеет предсказать заране?»

От всех он получил один ответ:
«Пусть звездочет подаст тебе совет».

Явился звездочет длиннобородый.
Велеречив, предстал пред воеводой:

«Здесь обитает мудрая жена.
Глазами звезд является она.

Нет в мире тайны для ее наитья,
Она предсказывает все событья».

Вещунью к полководцу привели.
Она пред ним склонилась до земли.

И вопросил старуху воевода
О судьбах шаха, войска и похода.

Потом сказал: «Мне на ухо шепни, —
Когда и где мои иссякнут дни:

Умру ли мирно, под домашним кровом,
Иль буду я убит врагом суровым».

Ойингушаспа шепот вдруг затих:
Прошел его земляк, взглянул на них

И отошел, не напрягая слуха.
«Кто этот воин? — молвила старуха, —

Затем, что вечный холод и покой
Ты обретешь, сражен его рукой.

В небытие низринет он твой разум, —
Ядро и кожура погибнут разом».

Услышав это слово колдовства,
Вельможа вспомнил древние слова:

«Случается, что горе ты умножишь,
Когда соседу нищему поможешь:

Разбогатевши от твоих щедрот,
Он в благодарность кровь твою прольет».

Глава похода погрузился в думы,
Не ел, не спал Ойингушасп угрюмый.

Ормузду написал он в скорбный час:
«Тому, кого от гибели я спас,

Не следовало возвращать свободу:
К драконьему принадлежит он роду.

Мой шах был прав, о низком говоря:
«Он не достоин милости царя».

Ты прикажи — прошу тебя о малом —
Отсечь злодею голову кинжалом…»

Чуть высохли чернила и печать,
К себе велел он земляка позвать,

И щедро наградив его дарами
И обольстительными похвалами,

Сказал: «Доставь письмо царю царей,
С ответом возвратись ко мне скорей».

В душе своей почувствовав пыланье,
Земляк у воеводы взял посланье.

Подумал он: «Как я вернусь назад,
Где я в цепях томился, тьмой объят?»

С такою думой он скакал в тревоге
И вскрыл посланье посреди дороги.

Прочел — и смысл письма его потряс.
Сказал: «Меня земляк от смерти спас —

И хочет кровь мою пролить. За что же?
Достойно ль это знатного вельможи?

Увидеть крови хочет он струю,
И я вернусь к нему и кровь пролью».

Так порешив, пустился в путь обратный,
С жестоким сердцем в стан приехал ратный.

Ойингушасп сидел в своем шатре
Без слуг и без кинжала на бедре.

Он погрузился в мысли о державе,
О будущем своем, о бранной славе.

Вдруг своего увидел земляка,
И понял он, что смерть его близка.

Тот вынул меч, безмолвен и спокоен.
Взмолился о пощаде знатный воин,

Воскликнул он: «О сбившийся с пути,
Не я ль пришел, чтоб жизнь твою спасти?»

Ответил тот: «Ты спас ее недавно
Затем ли, чтоб я был казнен бесславно?»

Он полководцу голову отсек:
Надежд и радостей был краток век!

Он с головой отрубленною вышел,
И спящий стан шагов его не слышал.

Не должен знатный муж, идя на бой,
Остаться вдруг наедине с собой!..

Злодейством душу запятнав, убийца
Глазам Бахрама поспешил явиться.

Сказал: «Тебе я голову привез
Врага, что над тобою меч занес.

Твоих не разгадал он дарований,
Дерзнул с тобой сойтись на поле брани».

Спросил Бахрам: «Кто этот человек,
Которому ты голову отсек?»

Сказал: «Ойингушасп, вельможа знатный, —
Ормузд послал его на подвиг ратный».

Бахрам сказал: «Сей муж погнал коня,
Чтобы с Ормуздом примирить меня,

Для этой цели из покоев шаха
Сей честный муж отправился без страха.

Ты за него заплатишь головой,
Чтоб страшен был другим поступок твой».

Велел казнить убийцу воевода
Перед лицом и войска, и народа.

Наказан был преступник за грехи, —
Душа избавилась от шелухи!

Тогда к Бахраму в путь пошли недлинный
Ойингушаспа скорбные дружины,

Почувствовав к мятежнику приязнь
Затем, что совершил он эту казнь.

Немало храбрецов ушло к Хосрову,
Увидя в нем правления основу, —

Так исстари на свете повелось:
Исчез пастух — и стадо разбрелось.

Ормузд, узнав о роковой потере,
Закрыл своих чертогов щедрых двери.

Не видели его с вином в руке,
Он в постоянной пребывал тоске.