Идзуми Сикибу - Идзуми Сикибу. Собрание стихотворений. Дневник
36
«Стоит подумать:
"Той ночью над нами сияла
Та же луна",—
И взор, от нее отвращаясь,
Бесцельно блуждает по небу».
Ответив же, снова устремила свой взор к луне и так, в тоскливом одиночестве, просидела до самого рассвета. На следующий день принц изволил приехать, но никто из домашних того не услышал. В моем доме, разные занимая покои, живут другие дамы[141], и принц, приметив карету, принадлежавшую кому-то из их гостей, подумал: «Она, наверное, теперь не одна». Придя в дурное расположение духа, он тем не менее не пожелал окончательно порывать со мной и изволил прислать такое письмо:
«Поняли ли вы, что я вчера вечером приезжал к вам? Неужели вы даже не заметили? О, это невыносимо…
37
Знал и раньше — порой
Вздымаются волны выше
Горы Мацуяма[142].
Но такой дождливой тоски
Никогда не испытывал прежде…»
В тот день как раз лил дождь. «Вот странность, — подумала я, — уж не оговорил ли меня кто?» И ответила так:
38
«Скорее уж ты
"Сосна на вершине", и волны
Взлетают все выше…
И разве сумеет кто-нибудь
Тебя превзойти?»
Очевидно, воспоминания о прошлой ночи были слишком мучительны, во всяком случае, принц долго не давал о себе знать. А потом прислал такую песню:
39
«То от обиды
Сердце болит, то томлюсь
От любовной тоски —
Лишь ты в моих думах, и я
Ни минуты не знаю покоя».
Не могу сказать, что мне нечего было ответить, но принц наверняка бы истолковал мои слова по-своему разумению — мол, решила оправдаться, — поэтому я ограничилась такой песней:
40
«Придет ли конец
Нашим встречам? Ах, будь что будет,
Не стану вздыхать.
Лишь бы любовь никогда
Не иссякла, пусть только обиды…»
Таким образом, они все более отдалялись друг от друга. Однажды лунной ночью, когда женщина лежала, погруженная в глубокую задумчивость и, глядя на луну, невольно повторяла про себя: «Как завидую я…»[143], ей вздумалось написать принцу:
41
«Гляжу на луну
И печалюсь — снова одна
В жилище унылом.
Но кому о том расскажу,
Если ты не придешь?»
С письмом женщина послала девочку-служанку, наказав передать его Укон-но дзё. Принц как раз собрал своих приближенных и беседовал с ними. Дождавшись, пока все разойдутся, Укон-но дзё вручил письмо принцу, и тот, приказав снарядить обычную карету, поехал к женщине.
Она все еще сидела на пороге, любуясь луной, и, увидев, что пожаловал гость, тут же опустила занавеси. Как всегда, с каждой новой встречей в красоте принца открывалось что-то новое, доселе неизведанное: сегодня, вопреки обыкновению, он приехал в поношенном домашнем платье, мягко облекавшем его фигуру[144], и от этого казался еще прекраснее. Без лишних слов принц положил письмо на веер и, молвив только: «Ваш посланник удалился, не взяв его…» — передал его женщине. Она же сочла неприличным отвечать, ибо расстояние меж ними было порядочное, и, лишь подсунув под занавеси веер, молча приняла послание. Принцу вздумалось войти в дом. Проходя по прекрасному саду, он произнес: «Чем она не роса…»[145]. Сколько благородного изящества было в его облике! Приблизившись, принц сказал:
— Сегодня я не смогу остаться. Я хотел лишь удостовериться, к кому приезжал этот тайный гость… На завтра мне предписано удаление от скверны[146], и ежели меня не будет дома, у домашних могут возникнуть подозрения… — С этими словами он двинулся к выходу. Но женщина проговорила:
42
«Хоть бы дождик пошел —
Вдруг тогда бы луна приютилась
В доме моем?
А то все в небесах далеких
Путь вершит, обходя стороною…»
«В этой женщине есть что-то трогательно-детское, она еще лучше, чем о ней говорят», — подумал принц, и сердце его дрогнуло. «Ах, моя милая!» — сказал он и еще на некоторое время задержался в ее покоях, когда же собрался наконец уходить, то сказал так:
43
«О, с какой неохотой
Устремляюсь вослед за луною
В облачную обитель[147].
Выскользну тенью, а сердце
Разве может покинуть тебя?»
После того как принц уехал, женщина взглянула на его предыдущее послание и обнаружила там такую песню:
44
«Поведали мне —
Из-за меня ты тоскуешь,
Глядишь на луну.
И я поспешил убедиться,
Верны или нет эти слухи?»
«Ах, он все-таки необыкновенно хорош! — подумала она. — Как бы я хотела, чтобы он переменил свое мнение обо мне, похоже, он слышал лишь самое неблаговидное!»
Принц тоже полагал женщину особой весьма достойной и надеялся, что она поможет ему избавиться от томительной тоски, столь часто овладевавшей им в последнее время, однако же рядом с ним всегда находились люди, готовые оговорить ее. «Вроде бы к ней частенько наведывается Гэн-но сёсё[148]. И даже дни проводит в ее доме», — нашептывали ему одни. «Говорят, Дзибукё[149] тоже у нее бывает…» — вторили им другие. Очевидно, им удалось убедить принца в ее сердечном непостоянстве, во всяком случае довольно долго от него не было даже писем.
Как-то в наш дом зашел Кодонэри. Девочка-служанка и прежде не упускала случая перемолвиться с ним словечком-другим, вот и теперь, слово за слово, и девочка спрашивает: «Нет ли сегодня письмеца для госпожи?» «Нет, — ответствует Кодонэри. — Однажды, изволив пожаловать к вам, его высочество приметил у ворот чью-то карету и потерял охоту писать. Кажется, он узнал, что кто-то посещает вашу госпожу».
После того как Кодонэри удалился, девочка — «так, мол, и так» — сообщила, и я огорчилась чрезвычайно. «Пусть мне давно уже не приходилось прибегать к принцу, — думала я, — пусть я даже не полагала его своей опорой, во мне все же жила надежда, что пока он хоть иногда вспоминает обо мне, наша связь не порвется. Он же, будто и впрямь была за мной какая вина, усомнился во мне, поверив наветам…» Сетуя на злосчастную судьбу свою, я вздыхала: «Но тогда отчего…»[150], и вдруг принесли письмо от принца.
«Недавно какой-то необъяснимый недуг овладел мной, и мучился я чрезвычайно… — писал он. — Несколько раз заезжал к вам, но похоже не вовремя, во всяком случае, каждый раз принужден был возвращаться ни с чем, и столь явное пренебрежение…
45
Так уж и быть,
Пенять на сей раз не стану
Лодке рыбачьей
За то, что, отчалив от берега,
Исчезает в дали залива…»
Сконфуженная — принц явно слышал обо мне слишком много дурного — я не хотела отвечать, но подумав: «В последний раз», — написала так:
46
«У залива Рукав,
Смотрю, как стекает каплями соль,
И большего не дано.
Платье рыбачки поблекло,
А лодка давно уплыла».
Пока мы обменивались такими письмами, настала седьмая луна. На седьмой день[151] от многих пылких поклонников принесли послания, в которых говорилось о Ткачихе и Волопасе, но я и взглянуть на них не пожелала. Прежде принц никогда не пропускал такого случая, и я уже подумала было, что он в самом деле забыл обо мне, но тут как раз принесли письмо. Развернув его, я прочла:
47
«Думал ли я,
Что, превратившись в Ткачиху,
В ночь Танабата
На реку Небесную стану
С такой тоскою смотреть…»
Больше он не написал ни слова, но я была рада и этой песне — ведь несмотря ни на что он все-таки не упустил случая… И ответила так:
48
«Любуешься небом?
А я на него сегодня
И глядеть не хочу.
Лишь вздыхаю, ну разве не горько —
Встречать ночь Танабата одной…»
Прочитав это письмо, принц подумал, что все же не может совершенно выбросить женщину из своего сердца.
В последний день месяца от него принесли такое письмо:
«Я страдаю, в неизвестности пребывая… Неужели хотя бы иногда… Право, подобное пренебрежение…»
Женщина ответила:
49
«Крепок твой сон,
Ты не слышишь, а ветер осенний
Ночами, ночами
Призывно шумит, пригибая
К земле метелки мисканта».
И он не преминул откликнуться:
«Ах, моя милая! Вы хотите сказать, что ваш сон некрепок? И только-то? А ведь "когда вздыхаешь…"[152] Похоже, ваши чувства не так уж и глубоки…
50
Если б и вправду
Ветер шумел в мисканте,
Я б, наверное, слушал:
Быть может, не спит любимая,
Вот-вот поманит меня[153]».
Спустя два дня в сумерках к дому неожиданно[154] подвели карету, и из нее вышел принц, а как дотоле нам не случалось видеться в такое время, я очень смутилась, однако делать было нечего. Побеседовав со мной о разных пустяках, он удалился.
