Митицуна-но хаха - Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями)
Я думала, что немного побуду здесь, но как только рассвело, мы шумно выехали из ворот храма. Возвращение тоже было предпринято тайком, но и здесь и там владельцы поместий стали приглашать меня к себе в гости, так что путь назад сделался беспокойным. Я считала, что на третий день пути должна прибыть в столицу, но стало очень темно и пришлось остановиться в местности Кудзэномиякэ в провинции Ямасиро.
Место было очень убогое, и, едва наступила ночь, я стала ждать рассвета. Мы выехали еще затемно, и тут нас нагнал верховой, одетый в темный плащ. Довольно далеко от меня он спешился и, прежде всего, преклонил колени. Я взглянула — это был телохранитель Канэиэ.
— В чем дело? — спросила я, и тогда он отвечал:
— Вчера вечером, около часа Птицы, хозяин изволил прибыть в поместье Удзи и распорядиться: «Поезжайте к госпоже и пришлите ее сюда!»
Погонщики быков, шедшие впереди, принялись всячески понукать быков.
Когда мы приблизились к реке Удзи, поднялся туман, из-за которого не видно стало дороги, и у меня на душе сделалось тревожно. Быков выпрягли, и оглобли у экипажа опустили, стали готовиться к переправе, и тогда послышалось множество громких голосов:
— Подними оглобли у экипажа, положи их концы на берег!
В тумане виднелась обычная рыболовецкая плотина. Было не сказать, как удивительно. Оказалось, что сам Канэиэ стоит на противоположном берегу. Я написала ему стихотворение и отправила впереди себя.
Но каковы
Сердца людские —
Известен им тот день, когда
Рыболовецкую плотину
Поставить в Удзи для тебя!
Когда лодка, с которой оно было послано, вернулась к нашему берегу, мне передали его ответ:
В своей душе
Я дни считал,
Когда надумаешь домой вернуться,
А ты спросила, для кого
Поставлена плотина в Удзи.
Пока я читала эти стихи, экипаж погрузили на паром и с громкими восклицаниями стали переправляться. Было не очень удобно, но и отпрыски довольно высокопоставленных семейств и какой-то чиновник ранга дзё-но-кими теснились между оглоблями, короткими слегами на заднике экипажа. Едва пробились лучи солнца, как мало-помалу туман растаял. Стало видно, что на том берегу выстроились в ряд племянник Канэиэ, офицер дворцовой гвардии и другие люди. Канэиэ стоял среди них, одетый для путешествия в охотничье платье. Паром пристал к берегу в высоком месте, так что мы поднялись на сушу с некоторым усилием. Экипаж вкатили за оглобли, по настилу из досок.
Когда мы собрались на веранде, чтобы я разговелась после паломничества специально приготовленными яствами, один человек сказал о владельце поместья на противоположном берегу, старшем секретаре Адзэти:
— Мне сказали, что он сейчас осматривает рыболовецкие плотины, и после этого, видимо, приедет сюда.
— Как только услышит, что мы приехали, непременно пожалует.
Только об этом перемолвились, как от господина Адзэти принесли очень красивую кленовую ветку с багряными листьями, привязанную к фазану и свежей рыбе. «Я только что услышал, что вы изволили пожаловать сюда, и захотел отобедать с вами вместе, только в этот день у меня, к сожалению, не случилось ничего примечательного», — было написано в сопроводительной записке. Канэиэ ответил: «Не успели мы прибыть сюда, как Вы сейчас же прислали услужить нам. Извините за беспокойство», — потом снял с себя нижнее одеяние[47] и подарил посыльному. Тот, так и не снимая платья, переправился через реку.
Оказывается, карп, окунь и другие яства были присланы в соседнюю комнату, слугам. Некоторые любители уже собрались выпить, и от них слышалось:
— Какая замечательная вещь! Пусть лунный диск колес сего экипажа виден будет и при солнце!
Один из моих домашних слуг украсил задок моего экипажа цветами и яркими кленовыми листьями.
— Чтобы пришел такой день, когда расцвели бы ближние цветы и стали плодами! — воскликнул он, и Канэиэ высказал ему благодарность за это, а потом все мы на лодке переправились на другой берег. Предварительно Канэиэ отобрал всех любителей выпивки, взбодрив их словами:
— Поедем, напьемся как следует!
Экипажи мы велели повернуть в сторону реки, а их оглобли поднять на подставки; сами же переправились на двух лодках. А потом, совершенно опьянев, с пением возвращались домой и кричали:
— Экипаж запрягай, запрягай!
От всего этого я чувствовала себя в затруднении и вернулась домой очень усталой.
Когда рассвело, я занялась спешной подготовкой к приближающемуся обряду великого очищения.
— Здесь надо сделать то-то и то-то, — сказал Канэиэ, и я впопыхах старалась исполнить это. Демонстрация продолжалась и во время церемонии, в особом экипаже. Сплошным потоком следовали служанки, телохранители выходили красочно одетые, создавая великолепное настроение. Наступила следующая луна, мы стали готовиться к предварительному смотру перед самой церемонией Первого вкушения государем риса нового урожая. Я тоже была занята подготовкой к осмотру, а тем временем подступили хлопоты по случаю завершения года.
Так накапливались годы и месяцы, и мне было грустно от того, что не получалось так, как бывало задумано заранее, так что и наступление Нового года не приносило счастья. Я только думаю, что все в мире быстротечно, и эти записи можно назвать дневником эфемерной жизни, наполненной всяческими недостойными чувствами.
Книга вторая
Среди всех этих быстротечных событий наступило и утро Нового года. Я подумала, что весь прошлый год не знала настоящей устойчивости в жизни, может быть, оттого, что не строго соблюдала разные запреты, которые считали для себя обязательными другие люди. Пробудившись утром, я еще не встала с колен[1], как сказала:
— Слушайте все! В этом году я собираюсь соблюдать все запреты, какие только существуют в мире.
Услыхав эти слова, моя единоутробная младшая сестра, которая еще валялась в постели, продекламировала:
— Послушайте. «Зашью в мешок я небеса и землю!»[2] — так что получилось очень забавно.
Я подхватила:
— И тогда бы я сказала, что счастье «будет со мною каждый месяц все его тридцать дней и тридцать ночей».
Дамы мои рассмеялись:
— Это самое лучшее, чего можно пожелать. Вам это пожелание нужно записать и передать господину.
А сестра поднялась с постели и, не в силах удержаться от смеха, добавила:
— О, это изумительно! Это лучше, чем явленное миру собрание служителей и Закон Будды[3], — и я, как говорила, так и записала и с маленьким сыном отправила письмом для Канэиэ.
Он был в это время уже влиятельной особой, и людей к нему в дом приходило необыкновенно много. Канэиэ был очень занят тем, что готовился отправиться ко двору, но все-таки ответил мне. Смысл ответа сводился к тому, что в нынешнем году в календаре была вставная пятая луна[4]:
Всякий год
Пусть останутся лишние дни —
Чтоб любовь расцвела,
Пригодится иметь
Дополнительную луну.
Получив такой ответ, я подумала, не чрезмерна ли моя молитва.
На другой день случилась драка между моей прислугой и прислугой из дома главной госпожи, что доставило нам много хлопот. Сам Канэиэ был весьма огорчен тем, что так получилось, и выразил сожаление об этом, но я считаю, что беспорядки вспыхнули оттого, что мы жили друг к другу слишком близко. Поэтому я решила переменить жилище и переехала чуть подальше. Показывая намеренно все свое великолепие и блеск, примерно через день ко мне приехал Канэиэ.
Это, конечно, чувства суетные, но вот чего мне захотелось больше всего: я захотела, как говорится, вернуться на родину, хотя бы и не в парче.
Пришло время готовиться к празднику девочек — третьему дню третьей луны[5]. Было похоже, что людей у нас будет немного, и мои служанки принялись писать послание служанкам из дома главной госпожи. Письмо было шуточным:
Всех любителей
Цветущих персиков
Просит в сад к себе
Припожаловать
Си Ванму[6].
От Канэиэ люди прибыли без промедления. Выпивки и еды принесли столько, что хватило дотемна.
С наступлением средней декады мужчины поделились на команды и стали упражняться в стрельбе из лука. Они спешили натренировать друг друга. В тот день, когда в моем поместье собралась одна только отстающая команда, члены ее попросили моих дам вручить премии победителям. Под рукой ничего подходящего не оказалось, и выход нашли в том, что к ивовой ветке прикрепили листок голубой бумаги, на котором написали:
Когда дует
Ветер с гор
В лицо —
Весною — пряди ив
Назад клонятся.
Ответы на это стихотворение сочиняли все стрелки, но я их забыла. Один ответ был таким:
