Алишер Навои - Лейли и Меджнун

По всем страницам пробежав, калам
Такую повесть поверяет нам:

Немало в небе вероломства есть,
С обманом у него знакомство есть,

И шутки начало шутить оно!
А шутки — что? Бесстыдство лишь одно!

Меджнуну повелело: «В брак вступи!»
И в то же время мчится по степи

Со всеми родичами Ибн-Селлям:
Он в стан Лейли велел скакать коням!

С почетом племя встретило гостей —
И жениха, и всех его людей.

И свой народ созвал отец Лейли,
И вскоре кубки пира принесли.

Продлилось пиршество немало дней,
А наливались кубки все полней.

Но только свадьба веселит пиры!
Дождались гости радостной поры.

И выбран был благословенный час,
Для двух народов незабвенный час.

И проповедник высунул язык —
Он попусту давно болтать привык —

И закрепил он брачный договор,
И все пошли к Лейли, в ее шатер,

Вступили в целомудрия приют,
И вот луну дракону отдают.

Невесту к Ибн-Селляму подвели,
Он руку протянул руке Лейли,

Но странный случай с ним произошел.
Страдал он сердцем. Был недуг тяжел

И мучил Ибн-Селляма издавна.
К тому же много выпил он вина,

Как будто заливал вином пожар, —
И на пиру его хватил удар.

Все тело судорогой сведено, —
Вперед запомнит он, как пить вино!

Но вот затих, недвижный, как мертвец,
И люди все подумали: конец.

Казалось, был он смертью покорен…
Смех свадьбы стал рыданьем похорон.

И жениха скорее унесли —
Забыли о невесте, о Лейли.

От горьких дум, которым нет числа,
Павлиньи сломаны ее крыла.

И думы ей покоя не дают,
Уйдут — придут на смену сотни смут.

Она решила ночью мертвой лечь
И притаила ядовитый меч.

Желанье Ибн-Селлям не утолит,
Она себя от мира удалит!

Она свободной сделает себя,
Умрет, единственного полюбя!

И выбран этот меч недаром был:
Наказан Ибн-Селлям ударом был…

Коварству неба где найти предел!
Как много в мире непонятных дел!

И вот одно: Меджнуна и Лейли —
Две несказанных радости земли —

Ударила судьба такой волной,
Что двое сделались четой одной.

Но две жемчужины разлучены:
Тот — мужем наречен другой жены,

Той — суждено другому стать женой —
И что же? Нет отверстья ни в одной!

И все это в одну случилось ночь!
Как вероломство неба превозмочь?

Не знают новобрачные родства,
Чужими стали, в брак вступив едва.

Или для них и час, и день, и год
Один и тот же выбрал звездочет?

О нет: и звездочет бессилен тут.
Ведь сказано: «Все звездочеты лгут!»

Когда, решив: жених сейчас умрет, —
Стоял всю ночь вокруг него народ,

Тогда вернулось мужество к Лейли:
Свободна от супружества Лейли!

Пока без чувств лежал ее жених,
Тихонько, незаметно для родных,

Она покинула отцовский дом
И скрылась вскоре за степным холмом.

Куда идет? Не ведает сама,
Не видно стана за песком холма…

И в ту же сторону Меджнун идет,
Не сам идет — любовь его ведет,

И приближаются в степной дали
Лейли к Меджнуну и Меджнун к Лейли!

Его печальный голос ей знаком:
Животворящим он звенит стихом.

Меджнун ее дыхание вдохнул,
Ее благоухание вдохнул.

К Меджнуну подошел его кумир.
Подобной встречи не запомнит мир!

И друг на друга смотрят, не дыша:
Вернулась к телу слабому душа.

Теперь им нужен был один творец!
Для двух жемчужин был один ларец!

Два солнца всходят на одной земле.
Две розы зреют на одном стебле.

В едином теле две души сошлись,
В глазу едином два зрачка зажглись.

Дух плотью стал, и духом стала плоть —
Единой сделал двойственность господь.

Слил виночерпий вина разных лоз
И чашу единения поднес,

Любовным зельем сделалась она,
Он сделался поклонником вина.

Он захмелел, она пьяным-пьяна,
И тот, и та — поклонники вина.

Два имени у них — что из того?
Единое мы видим существо!

Слились две капельки живой воды.
Их не разнять, напрасны все труды!

Она — вода, он — сахар в их судьбе.
Всю воду сахар притянул к себе.

Она — вода. От вздохов он дрожит,
Он пузырьками по воде бежит!..

Над ними небо сжалилось на миг,
И сон в глаза жестокости проник.

И каждое дыхание земли,
И каждое создание земли,

Все крохотные твари в эту ночь
Стремились двум любовникам помочь.

Раскинул нитку длинную паук:
Закрыл их паутиною паук.

Чтобы влюбленных скрыть, на мир легло
Летучей мыши серое крыло.

Чтоб не тревожить их, комар замолк.
Глаза прикрыл мохнатым ухом волк.

Замолк и филин, тяжело вздохнув,
Под перьями он свой упрятал клюв.

Бродил в степи с баранами пастух, —
Вошел в его собаку сонный дух,

И на нее, чтоб не будила стан,
Накинул из бараньих шкур аркан.[18]

Чтобы лиса проснулась лишь к утру,
Ночь окурила всю ее нору.

Заснули насекомые в степи.
Спокойно спят пасомые в степи.

И все летающие твари спят.
И все кусающие твари спят.

За жертвою не скачет крупный зверь.
Не воет и не плачет малый зверь.

Ослабли силы четырех стихий
И стали неожиданно тихи:

Вода бурливой не шумит волной.
Не гонит пыль густую вихрь степной.

Дыханье стужи дремлет под замком,
И пламя не болтает языком:

Оно завесой шелковой встает,
Чтоб войско стужи не сошло с высот.

Луны лепешка скрыта темнотой,
И стала ей земля сковородой.

От глаз Меркурий отгоняет сон,
«Воистину, готовы…»[19] — пишет он.

Венера не читает книг своих,
В руках Венеры звонкий чанг затих.

Любовников дурной не сглазит глаз:
Его проколет Марс копьем сейчас.

Воззвал Юпитер к совести судьбы,
Он распростер ладони для мольбы.

Сатурн влюбленным робкий шлет привет,
И ночи цвет — Сатурна робкий свет,[20]

Но руки вымазала ночь в смоле,
Чтоб не нашел рассвет пути к земле.

Боится утро холодком пахнуть,
На пепел ночи ветерком дохнуть,

Не дышит утро истинное здесь, —
Дыхание развеет пепел весь.

И даже утро ложное, поверь,[21]
Такое осторожное теперь!

Не виден людям утренний рассвет,
Светильников для них на небе нет,

Чтоб разлучить влюбленных не могли!..
Как чуден мир: Меджнуна и Лейли

Преследовали небеса всегда, —
В одну лишь ночь исчезла вся вражда!

Душа и тело, — вот они слились,
Как плющ и кипарис, переплелись.

Один целует ноги у другой,
Ласкает шею робкою рукой.

Она — ладони сетью заплетет,
Как волосами, друга обовьет,

А то ведет ладонью по глазам,
По шее, по лицу, по волосам.

Он тоже к сердцу друга припадет
И локонами руки обовьет,

И кудри — как чудовище-дракон:
Всегда хранит сокровище дракон!

Она, смущаясь, кудри соберет
И — спутанными — пыль с него сотрет,

И говорит: «О, пыль тоски твоей
Татарского мешочка мне милей!»[22]

Свиданием с возлюбленным пьяна,
Себя Меджнуном чувствует она.

В Лейли мечтает воплотиться он:
Игрив и ласков, как девица, он!

Она есть он, отныне он — она.
У них одно дыханье, жизнь одна.

Не страшен путь греха такой чете:
Их даже грех приводит к чистоте.

Кто чистотою равен им, для тех
Вовек любовь не превратится в грех,

Влюбленный должен чистым быть всегда:
Любовь желанью грязному чужда!

Соединила двух людей любовь, —
Решило небо стать жестоким вновь,

И ложным утром озарило всех:
Раздался вероломный, лживый смех.

Взлетели искры утра выше гор,
В груди Меджнуна запылал костер.

Подобна утру светлому Лейли, —
Росой кровавой слезы потекли.

Прошла для них свидания пора,
Настала расставания пора.

Лейли, роняя красный цвет из глаз,
О прошлой ночи повела рассказ,

И на слова Меджнун переложил
Все то, что прошлой ночью пережил,

Один другому ноги целовал,
Один другому сердце разрывал,

Ожог разлуки ожигая вновь,
Немые руки обретая вновь.

С любимым быть на ложе — хорошо,
Но и расстаться — тоже хорошо!

Ушла Лейли: скрывается луна,
Созвездием скорбей окружена.

Пошел безумец по тропам степным:
И боль, и горе следуют за ним…

Свиданья ночь пришла, чудотворя,
Но сеть разлуки нам плетет заря.

Пусть ночь продлится век, — всё жаждем нег.
Как вздох, как вздох один, промчится век!