Поэтическая антология - Манъёсю

Ах, ветка сорванная
Хоогасива,
Что ты несешь, мой друг, подняв высоко,
Совсем как зонт парадный из шелков
Зеленовато-голубого цвета!

Ах, говорят, в далекие года,
Когда божественные предки еще жили,
Гостям на листьях чаши подносили,
И листья, что срывали для стола,
И были листья хоогасива!

В селенье Сибутани еду я,
Домой ведет теперь моя дорога,
Хочу луной на этом берегу
Налюбоваться я.
О конь, постой немного!

Та кукушка, что поет
За забором у тебя
Средь долины,
Милый друг,
Что отсюда мне видна,
Та кукушка, что поет
Ранним утром,
В час зари,
Средь ветвей,
Где расцвели
Хаги нежные цветы,
А в вечерний поздний час
Там, где фудзи пышный цвет,
Та кукушка эти дни
Распевает вдалеке,
Только к дому моему
Все не прилетает петь.
Я на это не ропщу,
Оттого что не настал
Срок, когда должны опасть
Померанцев лепестки
У цветов в моем саду.
Но печалюсь о другом:
То, что ты, живя, мой друг,
В доме близ долины той,
Пенье слушая не раз,
Ничего мне не сказал,
Не подал об этом весть,—
Вот о чем печалюсь я!

О друг жестокий, что не подал весть,
Что слушал без меня один
Все время
Кукушку, что ко мне не прилетала петь,
Хотя я ждал ее с великим нетерпеньем!

И хотя вблизи долин
Возвышается мой дом,
И хотя в моем селе
На ветвях густа листва,
Но кукушка до сих пор
Все не прилетает петь!
И, мечтая услыхать
Кукование ее,
Рано утром выхожу
За ворота посмотреть,
Ввечеру
Смотрю вокруг,
Огляжу долину всю,
И тоскую я о ней,
Но, увы, и звук один
Кукования ее
До сих пор еще никак
Не могу услышать я…

Пора расцвета фудзи, чьи цветы
Волной струятся, ныне миновала,
Так почему ж средь распростертых гор
Кукушка горная
К нам петь не прилетала?

Ах, в далекие года
Это все произошло,
И теперь рассказ идет
О чудесных тех делах.
Был там юноша Тину,
Юноша Унаи был,
Жарко спорили они
Из-за славы, говорят,
Бренной славы на земле!
Даже жизни не щадя,
Что лишь яшмою блеснет,
Состязалися они,
Сватая себе жену.
И когда об их делах
Услыхала дева вдруг,—
Что была там за печаль!
Словно вешние цветы,
Хороша была она.
Словно осенью листва,
Удивляла красотой.
И в расцвете юных лет,
Самой дорогой поры,
Оттого что жалко ей
Стало рыцарей своих,
Попрощалася она
С матерью, отцом родным
И, оставив милый дом,
Вышла на берег морской!
Жизнь бренная ее,
Что короткою была,
Как коленце трав морских,
Трав жемчужных,
Что к земле
Низко клонятся с волной,
Набегающей на брег
С моря в множество рядов
Ввечеру и поутру
В час, когда придет прилив,—
Жизнь бренная ее,
Словно иней иль роса,
Навсегда исчезла вдруг
В набегающих волнах…
И решил тогда народ,
Чтобы здесь стоял курган
В память девы молодой,
И чтоб шел
Из века в век
Сказ о гибели ее,
И чтоб помнили о ней
Люди будущих времен,
Взяли гребень из цуга
И воткнули в землю там.
И в том месте поднялось
Вскоре дерево цуга
И склонилось до земли
Зеленеющей листвой…

И, верно, в память юной девы
На будущие годы и века
Тот дивный гребень из цуга
Здесь деревом чудесным вырос,
Склонившись ветвями к земле…

Оттого что грозен был восточный ветер,
Волны, набегавшие на берег в Наго
В тысячи рядов, бегут еще сильнее —
Все сильнее и сильней
Моя любовь!

С той поры, как в мире есть
Небо и земля,
Установлено, что все
Люди смертные земли
Славных воинских родов
Подчиняются всегда
Государю своему —
В этом служба состоит.
Потому, приказу я
Государя подчинясь,
Распростертые кругом
Горы, реки перешел,
Чтобы управлять страной
Дальней от столичных мест.
Разлучен с тобою я,
С ветром, облаком небес
Шлю всегда тебе привет —
Ведь прошло немало дней,
Как не виделись с тобой,
Оттого вздыхаю я
И в печали я живу.
И когда я о тебе
Здесь томился и вздыхал,
Люди, шедшие сюда
По дороге, что давно
Здесь отмечена была
Яшмовым копьем,
Передали мне, придя,
Эту горестную весть.
Твой любимый, близкий друг
Нынче омрачен душой
И горюет без конца —
В горе и печали он.
Этот бренный жалкий мир
Полон скорби и тоски.
Ах, цветы, что в нем цветут,—
Минет быстро их расцвет.
Люди смертные земли —
Их недолог краткий век.
И с достойнейшей твоей
Матушкой родной твоей,
Что случилось нынче там,
Ведь еще не вышел срок?
Словно зеркало была,
Что кристально, как вода,
Любоваться на нее
Можно было без конца.
Ведь еще была она
Эти дни в расцвете сил,—
Жаль, когда в такие дни
Рвется яшмовая нить…
Как поднявшийся туман,
Вдруг исчезла с наших глаз,
Как упавшая роса,
Вмиг растаяла она,
Как жемчужная трава,
Надломилась вдруг, упав,
Как поток текущих вод,—
Не остановить ее.
То не ложь или обман
Люди рассказали мне?
То не выдумку иль бред
Люди передали мне?
Словно ясеневый лук,
Ночью прогудел струной…
И хотя далек был звук,
Но его услышал я.
Глубока была печаль…
И стремительный поток
Слез внезапных, что текут,
Как в садах поток дождя, Я
не в силах удержать!

Хотя лишь дальний слух донесся до меня
О том, что ты живешь, терзаясь и горюя,
И все-таки
Здесь в голос плачу я,
Одну тоску с тобой делю я!

О, верно, знаешь ты,
Что жизнь на земле —
Непостоянная, непрочная, пустая,
Но все же сердце пощади свое,
Будь стойким рыцарем, держись достойно!

О, если бы тебя, мое дитя,
Ко мне прибило так,
Как этот ворох веток,
Что всплыл в потоках долгого дождя,
Здесь погубившего цветы унохана!

Созрея колосом,
Не станет ли видна,
Как тот костер, зажженный рыбаками,
Чтоб скумбрия на свет зажженный шла,
Моя любовь, что охранял я тайной?

У дома моего
Цветы осенних хаги все расцвели уже
Не потому ль,
Что слишком долго б они ждали,
Когда б осенний ветер начал дуть?

О любимое дитя!
Ты дороже мне была
Жемчуга, что, говорят,
Свято чтится и лежит
Скрытый глубоко в ларце
Бога вод — владыки дна.
Но таков уже закон
В мире смертных.
Потому
Подчинилась ты тогда воле мужа своего,
Устремилась в дальний путь,
В край неведомый Коси,
В глушь далекую страны.
Листья алые плюща
Разошлись по сторонам —
Разлучились мы с тобой.
И с тех пор перед собой
Беспрестанно вижу я
Росчерк ломаных бровей,
Как изгиб бегущих волн
Вдалеке на глади вод,
Вижу милое лицо,
Что мелькает предо мной,
Как мелькает вдалеке
Среди волн
Большой корабль.
Если я с такой тоской
Буду думать о тебе,
Сердце бедное мое,
Что живет немало лет,
Вряд ли сможет дальше жить!