Пурнабхадра - Панчатантра
Так с возбужденным умом он причитал на все лады, пока, наконец, не настала ночь. На следующий день опять в условленное время тележник нарядился и пришел в дом ткача. Он увидел ткача лежащим на нспостланной постели с вытянутыми руками и ногами, испускающим длительные и горячие вздохи, с бледными щеками и проливающим слезы. Видя его в таком положении, он сказал: «Эй, друг! Отчего сегодня твое тело в таком состоянии?» И когда тот, снова спрашиваемый им, ничего не ответил от стыда, то тележник, охваченный печалью, прочел стихотворение:
«Разве можно || гнева друзей бояться?
Помогать им, || чувствуя недоверье? |
Тот, кому ты, || матери словно, веришь,
Вот кто — друг твой. || Всякий другой — лишь встречный». (209) çāli
И затем, умея разбираться во внешних признаках, он приложил руку к его сердцу и другим частям тела и сказал: «Приятель, как мне кажется, это состояние вызвано у тебя не лихорадкой, а любовью». Когда же таким образом он сам дал ему возможность говорить, тот, усевшись, прочел стихотворение:
«Коль хочешь снова стать счастливым,
Достойному слуге, жене благочестивой, |
Властителю могучему
И другу о печали расскажи»[120]. (210) ār
Сказав так, он поведал ему все о своем состоянии, начав с того, как увидел царскую дочь. Тогда тележник, подумав, сказал: «Ведь царь этот — кшатрий. Не боишься ли ты совершить нечестивый поступок? Ты ведь вайшья[121]». Тогда тот ответил: «По закону кшатрий может иметь жен от трех каст. Наверно, она — дочь вайшийки. Поэтому я и чувствую к ней склонность. Сказано ведь:
Уверен я — кшатрию подойдет она,
И оттого сердце мое стремится к ней. |
Ведь у людей, что благородством славятся,
В таких делах голос решает внутренний». (211) vaṁça
Тогда, узнав его решение, тележник сказал: «Приятель, что же теперь делать?» Ткач ответил: «Почем я знаю? Я рассказал тебе как другу». Сказав это, он умолк. Тогда тележник обратился к нему: «Встань, умойся, поешь и перестань горевать. Я придумаю для тебя такое средство, благодаря которому ты сможешь непрерывно вкушать с ней радость любовного наслаждения».
Тогда ткач, возрожденный обещанием друга, поднялся и взялся за все обычные дела. И на следующий день тележник взял только что сделанное им из дерева сооружение в виде Гаруды, раскрашенное разными красками и поднимавшееся вверх с помощью клина, пришел к ткачу и сказал ему: «Приятель, если ты влезешь на него и вставишь клин, то сможешь отправиться, куда захочешь. Когда же ты вытащишь клин, сооружение опустится. Поэтому возьми его. Сегодня ночью, когда люди уснут, прими облик Нараяны, украсив свое тело, и, сев на Гаруду, созданного силой моего знания, опустись на крышу дворца в покои девушки и поступи с царской дочерью, как пожелаешь. Я убежден, что царевна спит одна на крыше дворца».
Сказав это, тележник ушел, а ткач провел остаток дня, обуреваемый сотней желаний. Когда же наступила ночь, он, благоухая от ароматной воды, курений, пудры, притираний, бетеля, благовоний для рта, цветов и других средств, надев разнообразные венки и одежды и блистая диадемой и другими украшениями, так и поступил. И когда царская дочь, чье сердце лишь слегка затронул Мадана[122], лежала одна на постели на крыше дворца, залитой лунным блеском, и с улыбкой глядела на месяц, она внезапно увидела ткача в облике Нараяны, сидящего на Вайнатейе[123]. Увидя его, она в волнении поднялась с постели, почтительно приветствовала его и спросила: «Божественный. По какой причине почтена я здесь твоим приходом? Укажи поэтому, как мне поступить». Когда царевна сказала так, ткач медленно ответил ей глубоким нежным голосом: «Дорогая, ради тебя явился я сюда». Она сказала: «Я ведь дочь человека». Он ответил: «Ты — моя прежняя супруга, изгнанная из-за проклятия. Долгое время охранял я тебя от сношений с мужчиной и поэтому теперь женюсь на тебе по обряду гандхарвов»[124]. Тогда, подумав: «Это ведь такое недосягаемое желание», она согласилась, и он взял ее в жены по обряду гандхарвов.
Так проводили они время, с каждым днем все больше любя друг друга и вкушая радости любовного наслаждения. В конце каждой ночи ткач влезал на искусственного Гаруду, говорил ей на прощание: «Я отправляюсь на небо Вайкунтха»[125] и, незамеченный, возвращался в свой дом.
И однажды стражники женских покоев заметили на теле царевны следы наслаждений с мужчиной. Боясь, как бы им не лишиться жизни, они в страхе обратились к господину: «Божественный! Соверши милость, даровав нам безопасность. Мы должны кое-что сообщить». Когда царь согласился, хранители женских покоев рассказали: «Божественный! Несмотря на то, что покои усердно охраняются от доступа мужчин, царевна Сударшана[126] выглядит так, словно ею наслаждается мужчина. Мы здесь ничего не можем сделать. Пускай здесь решает божественный».
Получив такое известие, царь с тревогой в сердце подумал:
«Дочь родилась» — большое размышленье.
«Кому дать в жены?» — вновь сомнений много. |
«Счастливой будет в браке иль несчастной?»
Да! Много горя дочь отцу приносит. (212) indra
Также:
Лишь родится дочь, — || лишает мать рассудка,
И пока растет || друзьям приносит горе, |
Замуж выдадут — || ведет себя беспутно.
Дочерей иметь — || большое наказанье. (213) prami
Также:
«Достанется ль достойному?
Понравится ль ему? Свободна ль от грехов?» — |
Так беспокоится поэт
За новую поэму, как за дочь». (214) ār
И вот, размышляя и так и этак, он пришел к царице и сказал: «Божественная! Пусть тебе в точности сообщат, о чем говорят слуги. На кого теперь гневается Кританта[127], что послал такое зло?» И когда те рассказали, что произошло, царица с обеспокоенным сердцем поспешно отправилась в покои девушки и увидела, что губы ее дочери искусаны, а тело исцарапано ногтями. Тогда она сказала: «Эй, негодница, позорящая свой род! Зачем ты нарушила добродетель? Кто это, отмеченный Критантой, приходит к тебе? Раз такое дело, скажи правду». И та, опустив лицо от стыда, рассказала ей всю историю про ткача в облике Вишну.
Услышав это, царица с улыбающимся лицом и с поднявшимися на всем теле волосками[128] поспешно отправилась к царю и сказала: «Радуйся, божественный! Ведь сам блаженный Нараяна каждую полночь приходит к девушке. Она стала его женой по обряду гандхарвов. Так этой ночью мы с тобой пойдем к окну и в полночь должны увидеть его. Ведь он не разговаривает с людьми». Услышав это, царь возрадовался сердцем и с трудом провел этот день, показавшийся ему за сто лет. И вот, когда ночью царь с женой, спрятавшиеся у окна, обратили взор на небо, они увидели, как тот, отмеченный подобающими знаками, сидя на Гаруде и держа в руках раковину, диск и палицу[129], спускался из воздушного пространства. Тогда царь, чувствуя себя погруженным в нектар, сказал царице: «Никто другой в мире не сравнится с нами счастьем. Ведь нашу дочь посещает и услаждает сам блаженный Нараяна. Исполнились все желания наших сердец. Теперь, благодаря могуществу зятя, я покорю всю землю».
Между тем прибыли к нему за ежегодными свидетельствами почтения послы живущего на юге славного Викрамасены[130], под властью которого находилось девять миллионов девятьсот тысяч деревень. А царь, гордясь своим зятем Нараяной, не оказал им почтения, как бывало прежде. Тогда они с гневом сказали: «О царь! Ведь миновали дни, назначенные для приношения. Почему же ты не послал должных свидетельств уважения? Или ты неожиданно получил откуда-то необычайную силу, что гневаешь великого и славного Викрамасену, подобного огню, ветру, ядовитой змее и Кританте?» Когда они сказали так, царь показал им дорогу богов[131]. И вернувшись в свою землю, они рассказали о происшедшем, преувеличив его в сто тысяч раз, и разгневали своего господина. Тогда, окруженный могущественной свитой и войском из четырех частей[132], он двинулся на него, гневно произнеся при этом:
«Пускай он в море заберется,
На Меру[133] влезет пусть, хранимый Шакрой, |
И все ж негодного царя
Я погублю — вот мой обет». (215) ār
И затем, двигаясь непрерывным маршем, Викрамасена достиг той страны и опустошил ее. Тогда спасшиеся от смерти жители пришли к дворцу царя Пундхравардханы и подняли крик. Но слыша их, он даже нисколько не опечалился.
И на следующий день, когда подошли войска Викрамасены и осадили город Пундхравардхану, министры, домашний жрец и знатные люди сообщили царю: «Божественный! Сильный враг приблизился и осадил город. Почему же божественный остается спокойным?» Тогда царь сказал: «Будьте и вы спокойны. Я придумал способ уничтожить этого врага. Завтра утром вы увидите, что я сделаю с его войском». Сказав так, он приказал хорошо охранять стены и ворота. Затем, позвав Сударшану, он почтительно сказал ей ласковым голосом: «Дитя, надеясь на мощь твоего супруга, я начал войну с врагом. Так скажи сегодня ночью блаженному Нараяне, когда тот придет, чтобы утром он уничтожил нашего врага».
