Коллектив авторов - Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

Копья повсюду, раздор и страданья,
множится бед вереница,
Все это горестным служит уроком
для воина и очевидца.
Мрак непогоды, ветры и ливни
многие долгие годы.
Век сотрясаются горы и реки,—
звезды успели сместиться.
Рухнет иль уцелеет противник,
знать не дано мне покуда,
Знаю одно: от меня зависит —
выстоять или смириться.
Тучей охвачено красное солнце.
Кто же кого одолеет?
Душу теперь отвести бы в застолье.
Скоро ли мир воцарится?

Мыслью о себе томлюсь:
Тяжесть алых уз нужна ль?[1507]
Я лежу, и жжет печаль.
Ива студит жар любви.[1508]
Жизнь между людьми, как сон,
Вещим колесом скрыт путь,
Надо ль жизни нить тянуть,
Коль в грядущем муть и дрянь.
Скажешь ли «воспрянь!» душе,
Ведь не ждешь уже удач!
Жизнь, как жалоба и плач,
Где бессилен врач любой.
Плачут над судьбой в тоске.
Цвесть в морском песке кусту.[1509]
Страшно перейти черту,
Стар ли ты, в цвету ли ты.
Нету красоты теперь,
Гибну от потерь, утех,
Мука жизни травит всех,
Режет как посев серпом.
И корысть кругом, как грязь,
Праху поддалась краса.
В море го́ря я — слеза,[1510]
Пена, что нельзя поймать.
Жизнь свою понять хочу
И в дыму ищу пути.
Морю нас легко нести
И нельзя спасти никак.
Небо с нами как дитя,
Гонит нас шутя на мель,
Иль на обжиг в печь, как мел,[1511]
Словно пар — удел людской.[1512]
В зале танцев — злой паук,
В музыкальном — стук цикад,
В цветнике шипы торчат.
Под золой закат-костер.
Слава застит взор вельмож,
Взор богатых — ложь, тщета.
Жизнь, как сон в Нанькэ — мечта.[1513]
Встанешь — и пуста рука.
Сад погиб, дика трава,[1514]
Гонг во тьме едва видать.
Славы и добра искать
Страшно, как плутать в морях.
Уж не шлют ни страх, ни гром
Небеса, добром бедны.
Кончен путь земной; бледны
Тени, что видны вокруг.
Древо, камень вдруг — не те,
Блекнет в маете блеск птиц.
Жизнь уходит из зениц.
Даже горы ниц падут.
Пристань. Люди ждут, молясь.
А в харчевне пляс ветров.
Прах и пыль во тьме лесов.
Краток век цветов и трав.
Смотрим, волю дав слезам,
Смену сцен и драм земных.
Нету в них концов иных —
Лишь холмов простых гряда.
И сложны всегда узлы.
Как уйти из мглы страстей!
И в зерцале все пустей.
Плоть! Как мудрость с ней свести?
Для чего цвести любви.
Душу не трави свою,
А спеши к небытию
С чувствами семью одна.
Так чужда луна ветрам![1515]
Расцветет ли дам-цветок?[1516]
А покуда в том лишь прок —
Что монаший строг обет.

Сед, ни славы, ни чинов.
Что за век! Кто я таков?
Горько мне: полно препон.
Не завел учеников.
Тем, кто возлюбил людей,
Безразлично, кто каков.
Доброта — удел небес,
Я же слишком бестолков.

Это дело ловких рук —
Пук шутих распался вдруг,
Чем поспешней, тем слышней.
Что осталось? Только звук.

1 Про меня хотите знать?
Тридцать лет, Ли меня звать.
Детям надо б потолстеть,
Рукописи потончать.
Перекрасить мир не мог.[1519]
Петь хотел — пришлось молчать.
Хлеб насущный свой жую,
Сгину — некому скучать.

2 Пять-шесть лет кругом разбой,
Как предсказано судьбой.
Что я видал тридцать лет?
Как дерутся меж собой.[1520]
Что завел? Лишь том стихов
Да кувшин полупустой.
К Будде на небо пора,[1521]
Сыт мирскою суетой.

С тех пор, как тайно повидал
пленительный нефрит,
Неизъяснимую печаль
душа моя таит.
Как будто скорбную струну,
тревожит ветр сосну.
Луна плывет в моей ночи,
и солнце ввысь летит.
Любовь до смерти ль нам с тобой
дарована судьбой?
Не часто встреча двух людей
согласие сулит.
Вздохни о счастии вдвоем
и оглядись кругом.—
Неужто же мирская пыль
зерцало загрязнит?

Творец на выдумки хитер
и в них не превзойден.
Воздвиг он гору на земле,
назвали гору: Слон.
Как будто пред владыкой — Слон
коленопреклонен.
Пред ним прозрачная вода,
и хобот свесил он.
Деревьев сень, как балдахин,—
с подножья до вершин.
А золотые облака —
седло для ездока.
И дождь и град в бока стучат,
но этот гнев смешон:
Из камня скроенный, стоит —
замшел и задублен.

Куинь Тхы в страданье:
«Хрупкое созданье — внешность!
Клятвы здесь витают,
Но о них не знает милый.
Мыслила: топиться,
Но душа боится смерти,
Жажду я свиданья,
Чтоб ему признанье молвить.
Слышать его речи
И уйти до встречи новой».
И посланье шепчет,
На бумаге жемчуг — слезы.
«Лунный старец тянет нить,[1522]
Чтобы нас разъединить!
Страшно в мире красоте:
Углю с яшмою не быть.[1523]
Лист и птица злы ко мне[1524]
И мечтают погубить.
Ива тянется к любви,
Но не знает, как любить!
Худо быть тростинкой,[1525]
Затянулся дымкой месяц.
Все ко мне жестоки,
Розовые щеки блекнут.
Небу, как дитяти,[1526]
Вешней благодати жалко.
И один лишь ветер
Развевает пепел горя.
Ты ли образ Духа,
Лунная старуха, знала,
Что меня страданье
Ждет в существованье новом?
Пусть моя записка
Все, что сердцу близко, скажет».
Та, что им любима,
Ранила Фам Кима словом.
Начал он гаданье,
Написал названья духов.[1527]
Дурно на таблицах
Сказано о лицах близких.[1528]
При другом гаданье
Выпал знак страданья снова:
В Огненных палатах
Знак огня и злата выпал.
Он в тоске, в тревоге.
Вот он и в дороге скоро.
Путь окончив дальний,
Видит он печальный образ:
Девушку в расцвете.
Выло время третьей стражи.
И тогда неслышно
Из-за шторы вышла фея.
Ивы скорбный облик —
Щеки, словно облак бледный.
К ней спешит любезный.
Тут бы и железный плакал!
Два цветка, чьи корни
Сжаты в тесной форме жизни.
Тихо молвит ива:
«Буду ли счастлива в карме?
Как войдем в общенье
В новом воплощенье, милый?
На руке прекрасной
Выведу я краской имя.
Милому на счастье
Эти два запястья дам я».
Ким в ответ на это
Два вернул браслета деве.
«Лучше не встречаться,
Если разлучаться надо.
Ведь тверда, как камень,
Что стоит веками, клятва».
Завершилась рано
С боем барабана встреча.
И ушла в покои
Под звучанье мо и дана.[1529]
Только засветлело,
С моста зазвенела сбруя.
Видит из-за шторы
Пышные уборы — гости.
Несколько парчовых
Надевает новых платьев.
Шпильку и камею
И еще на шею жемчуг.
Держит пред собою
Зеркало с резьбою тонкой.
Весь убор надела
И служанку дева кличет.
«Хонг, — она сказала,—
Ты судьбу связала с Иеном.
Соблюдай три долга[1530]
И блюди, как должно, мужа.
Вместе с ним едино
В Фаме господина чтите.
Я уйду и друга
С поворотом круга встречу».[1531]
Слушала служанка,
Госпожу ей жалко стало.
Ей страшна разлука,
Нож, как лист бамбука, блещет.
И она без слова
Жизнь отдать готова рядом.
Госпожа ей молвит:
«Твое сердце полнит верность.
Но велю иное:
Верною женою будешь.
Я ж гонима роком
К Девяти потокам вечным».
Вот отвар смертельный
Из пяти растений выпит.
И отходит дева
Из сего предела в дальний,
Где струятся воды,
Где беззвучно годы длятся,
Где в одном потоке
Жизни, смерти сроки слиты.