Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL.
Сянъюнь записала все, что говорила Баочай, и спросила:
– Рифмы будем задавать?
– Терпеть не могу заданные рифмы. Лишний труд! Главное, чтобы стихи были хорошие! Ведь сочиняем мы для развлечения, зачем же мучиться? Назначим только темы!
– Ты совершенно права! – согласилась Сянъюнь. – Тогда стихи будут лучше! Но ведь нас пятеро, а тем двенадцать. Может быть, не каждый сможет сочинить двенадцать стихотворений?
– Это, пожалуй, трудно, – промолвила Баочай. – Давай запишем темы и объявим, что писать надо семистопные восьмистишия. Завтра вывесим темы на стене, и пусть каждый сочиняет что может. У кого хватит таланта, пусть сочинит хоть все двенадцать стихотворений! А не хватит – может написать одно. Наиболее искусный и способный станет победителем, а не успевший ничего сочинить к тому моменту, когда все двенадцать стихотворений будут готовы, заплатит штраф.
– Договорились, – сказала напоследок Сянъюнь.
Они погасили лампу и легли спать. О том, что произошло на другое утро, вы узнаете из следующей главы.
Глава тридцать восьмая
Итак, Баочай и Сянъюнь обо всем договорились. За ночь не произошло ничего, достойного упоминания.
На следующий день Сянъюнь пригласила матушку Цзя в сад полюбоваться коричными цветами.
– Что ж, это интересно! – заметила матушка Цзя. – Да и девочку порадовать надо.
В полдень матушка Цзя вместе с госпожой Ван, Фэнцзе и тетушкой Сюэ пришла в сад.
– Где здесь самое красивое место? – спросила матушка Цзя.
– Где вам понравится, там и остановимся, – ответила госпожа Ван.
– В павильоне Благоухающего лотоса уже все приготовлено, – сказала Фэнцзе. – Неподалеку у подножья холма пышно распустились два коричных дерева, вода в речушке зеленоватая и прозрачная, приятно посидеть там в беседке, посмотреть на воду – в глазах светлее станет.
– Вот и хорошо, – согласилась матушка Цзя.
Они направились к павильону Благоухающего лотоса, он возвышался посреди пруда и выходил окнами на все четыре стороны, справа и слева к павильону примыкали галереи, сооруженные прямо над водой и подходившие к горке, а с них на берег был перекинут горбатый мостик.
Едва взошли на мостик, как Фэнцзе схватила матушку Цзя за руку:
– Шагайте уверенно и широко, не бойтесь, мостик нарочно сделали скрипучим.
В павильоне возле перил матушка Цзя увидела два бамбуковых столика. На одном были расставлены кубки для вина, разложены палочки для еды, на другом – чайные приборы, разноцветные чашки и блюдца. Чуть поодаль служанки кипятили чай, подогревали вино.
– Как хорошо, что не забыли про чай! – с улыбкой сказала матушка Цзя. – Мне здесь очень нравится, такая чистота!
– Это сестра Баочай помогла мне все приготовить! – тоже улыбаясь, ответила Сянъюнь.
– Я всегда говорила, что Сянъюнь очень внимательна, – заметила матушка Цзя, – всегда все предусмотрит.
На столбах перед входом висели вертикальные парные надписи, и матушка Цзя приказала Сянъюнь их прочесть.
Сянъюнь прочитала:
Тени лотосов расступились
пред ладьей и веслом-магнолией.
Средь каштанов над водной гладью
мост бамбуковый, как нарисованный.
Матушка Цзя поглядела на горизонтальную доску с надписью над входом и, обернувшись к тетушке Сюэ, промолвила:
– Когда мне было столько лет, сколько сейчас нашим девочкам, у нас в речке, неподалеку от дома, тоже стоял такой павильон, назывался он, кажется, башней Утренней зари у изголовья. Я очень любила играть там с подругами. Однажды я оступилась, упала с мостика и чуть не утонула. К счастью, меня успели спасти, я тогда поранила голову о деревянный гвоздь. До сих пор на виске шрам с палец величиной, только его под волосами не видно. Дома боялись, что я заболею, искупавшись в холодной воде, но все обошлось.
– Подумать только, – заметила Фэнцзе, – не выживи вы тогда, кто бы сейчас наслаждался всем этим великолепием? Видно, с самого детства судьба вам предначертала великое счастье и долголетие. И их залогом является ваш шрам. Все делается по воле духов! Ведь и у Шоусина[273] на голове был глубокий шрам, но выпавшее на его долю великое счастье и долголетие хлынули через край и превратились в шишку!
Все так и покатились со смеху, в том числе и матушка Цзя.
– Эта обезьянка не знает приличий! – со смехом сказала она. – Даже надо мной насмехается! Ох, оторву я твой болтливый язык!
– Скоро будем есть крабов! – сказала Фэнцзе. – Чтобы поднять у бабушки настроение, я постаралась ее насмешить. Так что теперь она наверняка съест двойную порцию!
– В таком случае я не отпущу тебя домой! – улыбнулась матушка Цзя. – По крайней мере посмеюсь вдоволь!
– Это вы ее избаловали своей любовью, – заметила госпожа Ван. – Если так и дальше пойдет, на нее вообще не будет управы!
– А я и люблю ее за то, что она такая, – возразила матушка Цзя. – Фэнцзе уже не ребенок, знает, что хорошо, что плохо. Ведь нам, женщинам, только и можно болтать да смеяться, когда мы одни. Приличий она не нарушает, зачем же держать ее в строгости?
Когда вошли в беседку, служанки подали чай, а Фэнцзе расставила кубки и разложила палочки для еды. За столик, стоявший на возвышении, сели матушка Цзя, тетушка Сюэ, Баочай, Дайюй и Баоюй. За столик с восточной стороны – Сянъюнь, госпожа Ван, Инчунь, Таньчунь и Сичунь, а за столиком с западной стороны, у дверей, пустовало два места – для Ли Вань и Фэнцзе, которые не осмеливались сесть при старших и стояли в ожидании у столиков матушки Цзя и госпожи Ван.
– Принесите пока с десяток крабов, и хватит, – распорядилась Фэнцзе, – остальные пусть варятся на пару. Когда понадобятся, мы скажем.
Она потребовала воды, вымыла руки и, продолжая стоять, начала чистить самого большого краба для тетушки Сюэ.
– Я очищу сама, так вкуснее, – сказала тетушка Сюэ, – не беспокойся!
Тогда Фэнцзе подала краба матушке Цзя, а затем Баоюю.
– Подогрейте вино, – приказала она служанкам и распорядилась приготовить для мытья рук воду с порошком из зеленого горошка, для аромата добавить туда листья хризантемы и корицы.
Сянъюнь съела одного краба и поднялась с места, чтобы угостить остальных. Она вышла из павильона, позвала служанок, приказала им наполнить два блюда крабами и отнести наложницам Чжао и Чжоу. Когда она вернулась, Фэнцзе сказала:
– Ты ешь, а о гостях я сама позабочусь! Успею поесть, когда все разойдутся.
Но Сянъюнь не согласилась, приказала поставить в боковой галерее два столика и пригласила Юаньян, Хупо, Цайся, Цайюнь и Пинъэр.
– Вторая госпожа, – обратилась Юаньян к Фэнцзе, – если вы позаботитесь о старой госпоже, я пойду поем.
– Иди, иди, не беспокойся! – ответила та.
Сянъюнь вернулась на свое место, а Фэнцзе и Ли Вань продолжали прислуживать.
Немного погодя Фэнцзе пошла в галерею, при ее появлении Юаньян, с аппетитом уплетавшая крабов, встала.
– Зачем вы пришли, вторая госпожа? – спросила она. – Дали бы нам хоть немного побыть одним!
– Ты совсем распустилась за последнее время, Юаньян! – улыбнулась Фэнцзе. – Я вместо тебя прислуживаю за столом, а ты не только не благодаришь меня, а еще обижаешься! И даже не торопишься налить мне кубок вина!
Юаньян со смехом вскочила, налила вино и поднесла к самым губам Фэнцзе. Та, не отрываясь, выпила. Хупо и Цайся наполнили второй кубок, Фэнцзе и его осушила. Тогда Пинъэр быстро очистила краба и подала Фэнцзе кусочек.
– Полейте уксусом и положите побольше имбиря, – сказала Фэнцзе.
Покончив с крабом, она поднялась.
– Вы ешьте, а я пойду.
– Какая вы все же бессовестная! – вскричала Юаньян. – Всех наших крабов съели!
– Попридержи язык! – засмеялась Фэнцзе. – Ты, наверное, не знаешь, что приглянулась второму господину Цзя Ляню и он хочет просить у старой госпожи разрешения взять тебя в наложницы?
– Ай! Это вы все сами придумали! – воскликнула Юаньян, прищелкнув языком, и покраснела от смущения. – Ох, и вытру я свои грязные руки о ваше лицо!
Она встала и потянулась руками к Фэнцзе.
– Дорогая сестра! – притворившись испуганной, взмолилась Фэнцзе. – Извини меня!
– Если бы даже Юаньян захотела перейти жить ко второму господину Цзя Ляню, сестра Инъэр ей никогда не простила бы этого! – рассмеялась Хупо. – Вы только поглядите, она не съела и двух крабов, а уже успела выпить два блюдца уксуса![274]
Пинъэр, чистившая жирного краба, вскочила и хотела мазнуть им Хупо по лицу.
– Сейчас я тебе покажу, болтушка! – в шутку напустилась она на девушку.
Хупо, смеясь, увернулась, и Пинъэр угодила крабом прямо в щеку Фэнцзе.
– Ай-я! – вскрикнула Фэнцзе от неожиданности.
Все громко расхохотались.
– Ах ты дохлятина! – рассердилась Фэнцзе, но тут же, не выдержав, рассмеялась. – Так объелась, что ничего не видишь! Меня вздумала мазать?
