В. Аникин - Русский фольклор.Песни, сказки, былины, прибаутки, загадки. игры, гадания, сценки, причитания, пословицы и присловья

Как во славном было городе во Астрахани —
Появился тут детинушка незнамой человек.
Гордо, щепетко[120] по городу погуливает,
Черну шляпу с позументом на правом ухе надел,
Чёрный бархатный кафтанчик нараспашечку несёт,
А шелкóвый кушачок по землице волочет.
Как увидел воевода из косящета окна,[121]
Закричал он, завопил зычным голосом своим:
— Гой вы слуги-молодцы, вы ребятушки мои!
Вы возьмите, приведите удалого молодца. —
Как ведут-то молодца — крыльцо эыбается,[122]
А муравлены балясы[123] рассыпаются.
И уж начал воевода его спрашивати:
— Ты скажи, скажи, детинушка, удалый молодец,
Из Казани ты молодчик, или с Астрахани,
Иль большого городочка — каменной славной Москвы?
— Не с Казани я молодчик и не с Астрахани,
Не с большого городочка — каменной славной Москвы,
Я со Камы со реки, Стеньки Разина сын! —
Закричал тут воевода зычным голосом своим:
— Поведите молодца в белокаменну тюрьму!
— Береги ты, воевода, буйну голову свою,
Уж как завтра к тебе батюшка мой под город придёт,
Уж как завтра к тебе будет он стрелы стрелять,
На стрелах-то к тебе будет он письмы писать.[124]

Вниз по матушке по Волге
Из-за жёлтого островочку
Как плывет-бежит легка лодочка,
На той лодочке косной[125]
Стешошка Разин сидит
Со своими ребятушками,
Удалыми молодчиками.
— Что-то мне, ребятушки,
Тошнехонько,
Что-то мне, ребятушки,
Грустнехонько,
Знать-то, знать-то, мой сынок
В астраханской крепкой тюрьме,
Э-эх, ребятушки, товарищи мои!
Вы пригряньте, приналягте на веселки,
Не то быть моему сыночку
Завтра повешену.

Вы пески мои, песочки, пески сыпучие,
Пески сыпучие,
Вы яры мои, ярочки, яры глубокие,
Эх, глубокие,
Вы кусты ли мои, кусточки, кусты частые,
Вы кусточки мои таловые,
Эх, да таловые, ветловые!
Некуда нам, ребятам, приклониться,
Приклонимся.
Все ребятушки наши половленные,
Половленные, посаженные,
Как осталось-то нас малым-мало.
Атамановы мы помощнички,
Стеньки Разина Тимофеевича
Мы братцы, работнички.

На заре то было, братцы, на утренней,
На восходе красного солнышка,
На закате светлого месяца.
Не сокол летал по поднебесью,
Есаул гулял по насадику,[126]
Он гулял, гулял, погуливал,
Добрых молодцов побуживал:
— Вы вставайте, добры молодцы,
Пробуждайтесь, казаки донски!
Нездорово на Дону у нас,
Помутился славный тихий Дон
Со вершины до черна моря,
До черна моря Азовского;
Помешался весь казачий круг,
Атамана больше нет у нас,
Нет Степана Тимофеевича,
По прозванию Стеньки Разина.
Поймали добра молодца,
Завязали руки белые,
Повезли во каменну Москву
И на славной Красной площади
Отрубили буйну голову.

Под славным городом под Полтавой
Подымалась Полтавска баталья.
Запалит шведская сила
Из большого снаряда — из пушки;
Запалит московская сила
Из мелкого ружья — из мушкета.
Не крупен чеснок[127] рассыпался —
Смешалась шведская сила.
Распахана шведская пашня,
Распахана солдатской белой грудью;
Орана[128] шведская пашня
Солдатскими ногами;
Боронена шведская пашня
Солдатскими руками;
Посеяна новая пашня
Солдатскими головами;
Поливана новая пашня
Горячей солдатской кровью.

Ты звезда ли, моя звёздочка,
Высоко ты, звёздочка, восходила —
Выше леса, выше тёмного,
Выше садика зелёного.
Становилась ты, звёздочка,
Над воротцами решётчатыми.
Как во темнице, во тюремнице
Сидел добрый молодец,
Добрый молодец Емельян Пугачев!
Он по темнице похаживает,
Кандалами побрякивает:
— Кандалы мои, кандалики,
Кандалы мои тяжёлые!
По ком вы, кандалики, доставалися?
Доставались мне кандалики,
Доставались мне, тяжёлые,
Не по тятеньке, не по маменьке —
За походы удалые, за житьё свободное!

Как на горочке было, на горе,
На высокой было, на крутой,
Тут стояла нова слобода,
По прозваньицу матушка-Москва,
Разоренная с краю до конца.
Кто, братцы, Москву разорил?
Разорил Москву неприятель злой,
Неприятель злой, француз молодой.
Выкатал француз пушки медные,
Направлял француз ружья светлые,
Он стрелял-палил в матушку-Москву.
Оттого Москва загорелася,
Мать — сыра земля потрясалася,
Все божьи церкви развалилися,
Златы маковки покатилися.

Разорённая путь-дорожка
От Можая[129] до Москвы.
— Уж и кто тебя, дорожку,
Кто дорожку разорял?
— Разорил меня, путь-дорожку,
Неприятель-вор француз.
Разоривши путь-дорожку,
В свою землю жить пошёл;
В свою землю в путь пошёл,
Ко Парижу подошёл:
«Уж ты Париж, ты Париж,
Париж славный городок!»
— Есть получше Парижочка,
Есть прекрасная Москва:
Москва мóстом мощена,[130]
Белым камнем выстлана!

Разорил нашу сторонку злодей боярин, господин,
Как повыбрал он, злодей, молодых наших ребят,
Молодых наших ребят во солдатушки,
А нас, красных девушек, — во служаночки,
Молодых молодушек — во кормилочки,
А матушек с батюшками — на работушку.
Собрались наши ребятушки что на круту горушку,
Отказали наши ребятушки своему боярину-господинушке:
— Ты, злодей, наш господин, мы тебе не солдатушки,
Красны девушки тебе не служаночки,
Молодые молодушки не кормилочки
И батюшки с матушками не работнички.

Государыня, родная матушка!
Выкупи из неволюшки,
Из неволюшки — дому барского;
Пристоялись резвы ноженьки,
Примахались белы рученьки,
Качаючи дитя барского.

Как за барами житье было привольное,
Сладко попито, поедено, похожено,
Вволю корушки без хлебушка погложено,
Босиком снегу потоптано,
Спинушку кнутом попобито,
Нагишом за плугом спотыкалися,
Допьяна слезами напивалися,
Во солдатушках послужено,
Во острогах ведь посижено,
Что в Сибири перебывано,
Кандалами ноги потерты,
До мозолей душа ссажена.
А теперь за бар мы богу молимся:
Божья церковь — небо ясное,
Образа ведь — звёзды частые,
А попами — волки серые,
Что поют про наши душеньки.
Тёмный лес — то наши вотчины,
Тракт проезжий — наша пашенка,
Пашню пашем мы в глухую ночь,
Собираем хлеб не сеямши,
Не цепом молотим — слегою
По дворянским по головушкам
Да по спинушкам купеческим:
Свистнет слегушка — кафтан сошьёт,
А вдругоряд — сапоги возьмёт,
Свистнет втретьи — шапка с поясом,
А ещё раз — золота казна.
С золотой казной мы вольные.
Куда глянешь — наша вотчина,
От Козлова до Саратова,
До родимой Волги-матушки,
До широкого раздольица —
Там нам смерти нет, ребятушки.

В каменной Москве у князя у Волконского
Тут живёт-поживает Ваня-ключничек,
Молодыя-то княгини полюбовничек.
Ваня год живёт, другой живёт, князь не ведает;
На третий-то на годочек князь доведался,
Через ту ли через девушку через сенную,
Через сенную да через самую последнюю.
Закричал же князь Волконский зычным голосом:
— Уж вы слуги, мои слуги, слуги верные!
Вы сходите, приведите Ваню-ключника! —
И стал же князь Ванюшу да выспрашивати:
— Ты скажи, скажи, Ванюша, скажи правду всю:
Ты который год с княгиней во любви живёшь? —
На первой-от раз Ванюша не покаялся.
Он выспрашивал Ванюшу ровно три часа,
Что и тут-то наш Ванюша не покаялся.
Закричал же князь Волконский громким голосом:
— Вы слуги ли, мои слуги, есть ли верные?
Вы ведите-ка Ванюшу на конюшный двор! —
Повели же ведь Ванюшу широким двором.
На Иванушке сибирочка пошумливает,
Александрийская рубашка[131] ровно жар горит,
Козловы новы сапожки[132] поскрипывают.
У Иванушки кудёречки рассыпаются,
А идёт-то сам Ванюша — усмехается
Привели же ведь Ванюшу на конюшный двор,
Там и начали Ванюшеньку наказывати.
Александрийская рубашка с телом смешана,
Казимирова сибирочка[133] вся изорвана,
Русые кудеречки прирастрепаны,
Козловы новы сапожки крови полные.
Закричал же наш Ванюша громким голосом:
— Уж ты барин ли наш барин,
Ты Волконский-князь!
Поставлено зелено вино — кто не пьёт его?
Приготовлены закусочки — кто не кушает?
Как у нас-то со княгиней было пожито,
Виноградных вин с княгиней было попито,
Приготовленных закусочек покушано! —
Закричал же князь Волконский громким голосом:
— Уж вы слуги, мои слуги, слуги верные!
Вы копайте-ка две ямы, две глубокие,
Становите-ка вы два столба, два высокие,
Перекладину кладите вы кленовую,
Привяжите-ка петельку шёлковую
И повесьте тут Иванушку-изменника,
Молодые-то княгини полюбовника! —
Что Иванушка во петельке качается,
А княгиня-то во тереме кончается.

Ещё что же вы, братцы, призадумались,
Призадумались, ребятушки, закручинились,
Что повесили свои буйные головы,
Что потупили ясны очи во сыру землю?
Ещё ходим мы, братцы, не первый год
И пьём-едим на Волге всё готовое,
Цветно платье носим припасённое.
Ещё лих на нас супостат злодей,
Супостат злодей, генерал лихой,
Высылает из Казани часты высылки,
Высылает все-то высылки солдатские,
Они ловят нас, хватают добрых молодцев,
Называют нас ворами, разбойниками.
А мы, братцы, ведь не воры, не разбойники,
Мы люди добрые, ребята все повольские…

Вниз по матушке по Волге,
По широкому раздолью,
Разыгралася погода,
Погодушка верховая,
Верховая, волновая;
Ничего в волнах не видно,
Одна лодочка чернеет,
Только парусы белеют,
На гребцах шляпы чернеют,
На корме сидит хозяин,
Сам хозяин во наряде,
В черном бархатном кафтане.
Уж как взговорит хозяин:
— Ну-те грянемте, ребята,
Вниз по матушке по Волге,
Приворачивай, ребята,
Ко крутому бережочку.

Не шуми, мати зелёная дубровушка,
Не мешай мне, доброму молодцу, думу думати.
Что заутро мне, доброму молодцу, в допрос идти
Перед грозного судью, самого царя.
Ещё станет государь-царь меня спрашивать:
— Ты скажи, скажи, детинушка крестьянский сын,
Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал,
Ещё много ли с тобой было товарищей?
— Я скажу тебе, надежа православный царь,
Всее правду скажу тебе, всю истину,
Что товарищей у меня было четверо:
Ещё первый мой товарищ — тёмная ночь,
А второй мой товарищ — булатный нож,
А как третий-то товарищ — то мой добрый конь,
А четвёртый мой товарищ — то тугой лук,
Что рассыльщики мои — то калёны стрелы. —
Что возговорит надежа православный царь:
— Исполать тебе, детинушка крестьянский сын,
Что умел ты воровать, умел ответ держать!
Я за то тебя, детинушка, пожалую
Середи поля хоромами высокими,
Что двумя ли столбами с перекладиной.

Растужился млад ясен сокол,
Сидячи сокол во поиманье
Во золотой во клеточке,
На серебряной на нашесточке.
Жалобу творит млад ясен сокол
На залетные свои крылышки,
На правильные[134] мелки перышки:
— Ой вы крылья мои, крылышки,
Правильные мелки перышки!
Уносили вы меня, крылышки,
И от ветра и от вихоря,
От сильного дождя осеннего,
От осеннего от последнего;
Не унесли вы меня, крылышки,
От заезжего добра молодца,
От государева охотничка!

Не кукушечка во сыром бору она вскуковала,
Не соловушка в зеленом саду громко свищет, —
Из неволюшки ко мне добрый молодец письмо пишет:
«Небось, моя сударушка, стосковалась обо мне?»
Я сам об ней, добрый молодец, я сам сгрустевался.
Не велик я мальчоночка сиротой остался,
Потерял свово батюшку — чуть запомню,
Я свою матушку — чуть зазнаю!
Ты детинушка, ты мой сиротинушка!
Кто ж тебя поил-кормил?
— Вспоил меня православный мир, укачала меня легка лодочка,
Укачала меня легка лодочка, усыпляла Волга-реченька.

Жавороночек размолоденький,
На что рано вывелся, молод вылетел
На дикую степь на Саратовску?
Ты воспой, воспой песню новую,
Песню новую, развесёлую.
Ты потешь нас, потешь двоих молодцев,
Двоих молодцев, людей бедныих,
Людей бедныих, солдат беглыих,
Солдат беглыих, безбилетныих,
Безбилетныих, беспаспортные.
Ты потешь нас в каменной Москве,
В каменной Москве, в земляной тюрьме,
За тремя дверьми за железными.

Добры молодцы все на волюшке живут,
Один Ванюшка в победушке сидит,
В каменной Ваня, в государевой Москве,
В земляной тюрьме, за решетками,
За железными дверьми, за висячими замками
Заутра Ваню к наказаньицу ведут,
К наказаньицу, ко ременному кнуту,
К столбу крашеному, дубовому,
По праву руку отец с матерью идут,
По леву руку молода жена с детьми,
Молода жена с детьми малыми,
Позади его православный весь народ!
Как и стал Ваня говорить жене:
— Ты сними с меня шёлков пояс,
С позолоченными на нём ключиками,
Отопри, жена, окован сундук,
Уж ты вынь оттоль золотой казны,
Ты дари, жена, молодого палача,
Чтобы молодой палач меня легче наказывал!