Автор Неизвестен - Русские былины (др. сб.)
Сейчас, конечно, трудно судить со всей определенностью: был или не был в конце XII — начале XIII века у Всеволода Большое Гнездо, у Константина Ростовского и Мстислава Киевского такой богатырь — Александр Попович? Или же летописные известия, сказания и повести о нем «вставлены» в летописи уже в XV–XVII веках? И какого Александра Поповича можно считать прототипом былинного Алеши Поповича: погибшего с семьюдесятью русскими богатырями в исторической битве на Калке в 1223 году или другого Поповича и другого Александра, который, согласно тем же летописям, был современником Владимира Мономаха и в 1001 году (за два с лишним столетия до Калкской битвы) убивый самого могучего печенежского богатыря, пленил и привез в Киев их князя Родмана (почти так же, кстати, как Илья Муромец привез в Киев Соловья-разбойника), а в 1004 году вновь пошел на печенези, которые в ужасе побегоша в поле, услышав о его приближении? Или же речь идет о двух разных богатырях с одним именем: мало ли на Руси было «поповичей», а среди них Александров? Или же все три — плод фантазии и былинный Алеша Попович вовсе не имел ровно никакого отношения к тем, другим, реально существовавшим… Вот уже более столетия ученые пытаются найти ответ на эти вопросы.
«Алеша Попович и Тугарин» — самый древний былинный сюжет, основанный на мотивах змееборчества. Каждый из былинных героев бьется со своим чудищем: Илья Муромец с Соловьем-разбойником, Идолищем или Сокольником, Подсокольником, Жидовином, Добрыня Никитич — со Змеем Горынычем или киевской колдуньей Маринкой Кайдаловной, а на долю Алеши Поповича достался Тугарин.
Но былинный Тугарин, как считают исследователи, не просто художественный образ. У него есть вполне реальный исторический прототип: половецкий хан Тугоркан, ставший в 1094 году тестем Святополка и убитый киевлянами в 1096 году. Убийство в Киеве исторического Тугоркана и былинного Тугарина действительно дает основание для такой параллели.
Впрочем, это толкование не единственное. Существует общеславянский корень «туг» в значении «горе, печаль, обида» (тужить, туго — слова того же корня). Таким образом, имя Тугарин вполне могло быть нарицательным, со значением — «обидчик, насильник, угнетатель». «Имя Тугарин, — замечают исследователи Ю.И. Смирнов и В.Г. Смолицкий, — наряду со многими другими эпическими именами (Богатырь, Добрыня, Дунай, Залешанин, Казарин, Пересвет, Рахман, Салтан, Соловей, Сухан, Тороп, Хотен и другие), было собственным „некалендарным“ именем у русских вплоть до конца XVII века. Оно пользовалось определенным распространением среди низших и средних слоев населения центральных районов Московской Руси, в частности у „служилого сословия“. Лингвистически нельзя объяснить бытование этого имени влиянием былинного образа. Лингвистически мог происходить лишь обратный процесс. Неизвестно, какое значение вкладывали русские в имя „Тугарин“ в XVI–XVII вв. Более вероятным кажется, что оно было для его носителей своего рода оберегом, предохраняющим от сглазу, нечистой силы. Выбор нарочито „дурного“ имени в качестве оберега известен как обычай у многих народов, в том числе и у славян».
Существует два варианта боя Алеши Поповича с Тугарином. Один — чисто мифологический, «змееборческий», где он встречает и убивает Тугарина в поле, по пути в Киев; и второй — более «исторический», где он убивает его в Киеве, на пиру у князя Владимира. В «Сборнике Кирши Данилова» обе эти версии совмещены. В результате в одной былине Алеша Попович убивает Тугарина дважды.
Текст публикуется по изданию: Сборник Кирши Данилова, № 20.
В. И. КалугинАлёша Попович освобождает Киев от Тугарина
Да и едет Тугарин-то да Змеёвич же,
Да и едет Тугарин да забавляется;
Впереди-то бежат да два серых волка,
Два серых-то волка да два как выжлока;
Позади-то летят да два черных ворона.
Да и едет Тугарин да похваляется:
«Уж я город-от Киев да во полон возьму,
Уж я божьи-ти церкви да все под дым спущу,
Уж я русских богатырей повышиблю,
Да и князя-та Владимира в полон возьму,
Да княгиню Апраксию с собой возьму».
Приезжал-то Тугарин да в стольный Киев-град,
Приезжал-то ко князю да ко Владимиру.
Да встречат-то его батюшка
Владимир да стольно-киевский
Да со матушкой княгиней Апраксией-королевичной.
Заводилось пированье да тут почестен стол,
Да собиралися все князья и все бояра.
Тут несли как Тугарина за дубовый стол,
Да несло двенадцать слуг да ведь уж князевых
Да на той же доски да раззолоченной.
Да садился Тугарин да за дубовый стол,
Да садилася матушка княгиня
Апраксия-королевична.
Да принесли-то ведь как да лебедь белую.
Она рушала, матушка Апраксия, лебедь белую
Да урезала да руку правую;
Тот же Тугарин-от Змеёвич же
Да целиком-то сглонул да лебедь белую.
Да сидел-то Алешенька Попович же,
Он сидел-то на печке да на муравчатой,
Он играл-то во гусли да яровчатые;
Да и сам-то Алешенька да надсмехается
Да над тем над Тугарином Змеевичем:
«Еще у нас-то, у дядюшки, была корова старая,
Да и охоча корова да по поварням ходить,
Да и охоча корова ёловину исть;
Да ёловины корова да обожралася.
Да тебе-то, Тугарин, будет така же смерть».
Да уж тут-то Тугарину за беду пришло,
За великую досаду да показалося.
Алешу стрелил он вилочкой серебряной.
Да на ту пору Алешенька ухватчив был,
Да ухватил-то он вилочку серебряну.
Да и говорит-то Тугарин-от Змеевич же:
«Еще хошь ли, Алешенька, я живком схвачу,
Еще хошь ли, Алешенька, я конем стопчу,
Я конем-то стопчу, да я копьем сколю?»
Да по целой-то ковриге да кладет на щеку.
Да сидит-то Алешенька Попович же,
Да сидит-то на печке да на муравленой,
Да играт-то во гусельцы в яровчатые,
Да сидит, над Тугарином насмехается:
«У нас, у дядюшки, была собака старая,
Да охоча собака да по пирам ходить;
Да и костью собака да задавилася,
Да тебе-то, Тугарин, будет така же смерть».
Да и тут-то Тугарину за беду пришло,
Да за великую досаду да показалося;
Да ухватил-то он ножичек булатный же,
Да он стрелял Алешеньку Поповича.
Да на ту пору Алешенька ухватчив был,
Да ухватил-то он ножичек булатный же.
Да говорит ему Тугарин-от да Змеевич же:
«Еще хошь-то, Алешенька, живком схвачу,
А хошь-то, Алешенька, конем стопчу,
Да конем-то стопчу, да я копьем сколю?»
Да сидит-то Алешенька Попович же,
Да сидит-то на печке да на муравленой,
Он играт-то во гусли да яровчатые,
Да сидит-то, над Тугарином насмехается.
Да тут-то Тугарину за беду пришлось,
За великую досаду да показалося.
Да бежал тут Тугарин да ведь вихрем вон,
С-за тех же столов да он дубовых же,
Из-за тех же напиток да разноличныих,
Из-за тех же ествов сахарных же,
Еще звал-то Алешу да ехать во чисто поле.
Еще тут Алешенька не трусливый был,
Да и брал-то коня да лошадь добрую,
Да взял-то он сабельку ту вострую,
Еще взял-то он палицу буёвую,
Да брал он копье да долгомерное.
Выезжали с Тугарином на чисто поле.
У Тугаринова коня да крыльё огненно,
Да летает-то конь да по поднебесью.
Говорит тут Алешенька Попович же:
«Нанеси, бог, бурсачка да часта дожжичка».
Нанесло тут бурсачка да часта дожжичка.
Тут спускался у Тугарина конь да из поднебесья
Да на матушку да на сыру землю.
Говорит-то Алешенька Попович млад:
«Уж ты ой еси, Тугарин да Змеевич же!
Оглянись-ка назад: там стоит полк богатырей».
Оглянулся Тугарин Змеевич же.
Да на ту пору Алешенька ухватчив был,
Ухватил-то он сабельку ту вострую,
Да и сек у Тугарина буйну голову.
Да тут-то Тугарину славы поют.
Он рассек-то его на мелки речеки,
Он рассеял-развеял да по чисту полю.
Да черным воронам да на пограянье,
Да птичкам-пташицам да на потарзанье.
Да Тугаринову голову да на копье садил
Да повез-то ей да в стольный Киев-град
А и князю Владимиру в подарочки.
Да привез он ко князю да ко Владимиру,
Да говорит тут Алешенька Попович млад:
«Да уж ты ой еси, Владимир-князь столько-киевский!
Ты возьми-тко Тугаринову голову да и в подарочки;
Да хошь рубахи бучь да и пиво вари».
Уж тут-то князь Владимир да возрадовался,
Дарил-то Алешеньку подарочками,
Да подарками дарил его великими,
Еще взял-то Алешеньку во служеньице.
Источник: Архангельские былины и исторические песни, собранные А.Д. Григорьевым в 1899–1901 г.г. № 334.
