Эсхил - Античная драма

Привет тебе, правдивых слов,
Славных святынь хранитель!
Из слов твоих сладким цветком
Скромность и честь сияют,
Счастливы, да, те, что тогда,
В прежнее время, жили.
Кривда, теперь слово твое!
Сложенных ловко мастер слов,
Будь изощрен: противник твой
Спор свой провел на славу!

Чудовищно искусным быть теперь в речах ты должен,
Чтоб переспорить старика, себя не обесчестить.

Волнение в моей груди, я весь как на иголках.
Все рассуждения врага я разом опрокину.
Средь образованных затем меня прозвали Кривдой,
Что прежде всех решился я оспаривать законы,
И правду криво толковать, и побеждать неправдой.
А бочек с золотом литым не стоит это разве?
Ведь я веду кривым путем к победе дело слабых.

Смотри, как опровергну вмиг я все его советы!
Водой горячею тебе он запрещает мыться?

В горячих банях что, скажи, запретного находишь?

Я говорю, что бани — зло и для мужчин — отрава.

Остановись! Готов! Тебя уже держу я крепко.
Скажи, из Зевсовых детей кого считаешь лучшим,
Кто всех храбрей и всех сильней и больше всех трудился?

Славней героя, чем Геракл, нет никого на свете.

Так! А «Геракловой» зовем холодную мы воду?
И кто храбрее, чем Геракл?

Вот, вот они, увертки!
Вот то, что делает у нас подростков болтунами,
Гимнасии делает пустым и наполняет бани!

Тех, кто на площади весь день, хулишь ты, я — хвалю их.
Когда бы площадь злом была, тогда б Гомер не вывел
Витией Нестора-царя и остальных героев.
Перехожу теперь к речам.
Велишь ты молодежи
Не упражняться в них совсем.
Я ж говорю другое.
Белить подростку скромным быть.
И здесь опять ошибка!
Где ж видано, чтоб кто-нибудь стал через скромность славен,
Силен, могуч? Ну докажи, ну опровергни это!

И докажу. За скромный нрав Пелею меч достался.

Что? Меч? Великое добро бедняга заработал!
Не то Гипербол-ламповщик. Талантов сто иль больше
Обманом, ложью он добыл. Меча ж не заработал.

За скромный нрав свой получил Пелей Фетиду[212] в жены.

Она ж и бросила его. Сбежала. Был он скромник.
Был увалень. И не умел играть в постели ночью.
По сердцу женщине наглец. А ты — беззубый мерин!
Смотри ж теперь, мой юный друг, к чему приводит скромность
И скольких радостей себя из-за нее лишишь ты:
Жаркого, мальчиков, сластей, игры в костяшки, женщин!
Без этих сладостей, скажи, зачем и жить на свете?
Что ж, перейду теперь к тому, к чему влечет природа.
Влюблен ты, соблазнил жену, поспал, попался мужу.
Погиб ты насмерть — говорить ведь не умеешь! Если ж
Со мной пойдешь — играй, целуй, блуди, природе следуй!
Спокоен будь! Найдут тебя в постели, ты ответишь —
Что и ничуть не согрешил. Сошлешься ты на Зевса,
И тот ведь уступал любви и обаянью женщин.
Несчастный, неужели ты сильнее будешь бога?

Когда ж ощиплют там его и сзади редьку вставят,
Питомец твой докажет чем, что он не толстозадый?

А пусть и толстозадый, что плохого в том?

А я спрошу, что может быть постыднее?

Что скажешь, если докажу обратное!

Что мне сказать? Умолкну я.

Ответь же мне, В суде защитник из каких?

Из толстозадых.

Правильно! Поэт в театре из каких?

Из толстозадых.

Именно! В толпе оратор из каких?

Из толстозадых.

То-то вот!
Свою нелепость понял ты.
Теперь из зрителей сочти:
Которых больше?

Дай сочту.

Что ж видишь ты?

Клянусь богами, понял все.
Из толстозадых большинство.
Того я знаю, и того,
И этого, вон там, в кудрях.

Что ж скажешь ты?

Погиб я.
О, развратники!
Ради богов,
Примите плащ мой, я бегу,
Я к вам перебегаю.

Ну, что ж, теперь обратно увести сынка
Желаешь иль в науку мне отдашь его?

Учи его, пори его. Старайся, друг,
Мальчишку навострить на обе челюсти,
Чтобы одною грыз он тяжбы мелкие,
Другую ж на большие наточил дела.

Спокоен будь! Искусником вернется он.

Ах нет, несчастным, тощим, бледным, высохшим.

Ступайте же!

Об этом ты, наверно, пожалеешь.

Судьи! Если по заслугам отличите вы наш хор,
Выгод тысячу найдете. Выслушайте нашу речь.
Первое: когда начнете вы поля свои пахать,
Первым вам мы дождь подарим, а соседям уж потом.
Будем: сад ваш и зеленый виноградник охранять,
Чтобы зноем их не выжгло, градобоем не смело.
Тот же смертный, кто в безумье не уважит нас, богов,
Вот послушайте, узнайте, сколько бед претерпит он.
Пить вина уж он не будет, сеть не будет овощей:
Чуть в саду его маслины зацветут и киноград —
Все завянет: тяжкой дробью из пращей собьем мы цвет.
Кирпичи сушить захочет, хлынем на землю дождем,
Все на кровле черепицы летним градом расшибем.
Если ж свадьбу он затеет, или родич, или друг,
До утра разверзнем хляби, так, что взмолится бедняк:
«Лучше б мне в Египте дохнуть, чем судить кривым судом!»[213]

До новолунья пятый, и четвертый день,
И третий, и второй, и тот, которого
Боюсь, и ненавижу, и пугаюсь я:
Последний страшный — «молодой и старый день».[214]
Заимодавцы просьбу о взыскании
Пританам подадут, чтоб погубить меня.
Я ж буду их просить о снисхождении:
«Дружок, с должишком этим не тесни меня,
Тот — отложи, а тот — прости!» — «Расходов мы
Так не покроем!» — скажут, заругаются,
Судом пугая, обзовут мошенником.
Судите, сколько влезет! Мне и дела нет,
Раз Фидиппид кривым речам научится.
Сейчас узнаю. Постучусь в мыслильню.

Эй-эй, откройте!