Автор неизвестен - История Аполлония, царя Тирского
35. Выйдя из двери, он увидел улыбающегося Афинагора и сказал: — Ты ловкий человек! У тебя, видно, не было никого, с кем ты мог бы разделить свои слезы. — Обмениваясь взаимными клятвами не выдавать своей тайны, они стали дожидаться возвращения других посетителей. Что же было дальше? Сколько они ни наблюдали, все, кто входил в комнату, держа в руках золото, возвращались в слезах. Когда же ушли последние гости, Тарсия принесла своднику деньги: — Вот тебе плата за мою девственность, — сказала она. И сводник ответил: — Насколько лучше, когда ты весела и не горюешь! Сделай же так, чтобы ты каждый день приносила мне побольше денег! — На другой день Тарсия опять сказала: — Вот плата за мою девственность; я собрала ее просьбами и слезами, а невинность свою продолжаю хранить. — Услышав это, сводник страшно разгневался, призвал своего надсмотрщика за девушками и сказал ему: — Неужели ты так нерадив, что даже не знаешь о том, что Тарсия еще девственна? Если она девушкой приносит такой доход, то сколько же она принесет, будучи женщиной? Уведи ее к себе и сам лиши невинности! — Надсмотрщик тотчас же увел Тарсию в свою спальню и спросил: — Скажи мне, ты и вправду до сих пор целомудренна? — Девушка ответила: — Пока это угодно богу, я невинна. — Каким же образом ты собрала тогда за два дня столько денег? — Слезами, — сказала она, — и тем, что я всем до одного рассказывала свою историю. Все они жалели меня и щадили мою девственность. — С этими словами она пала к его ногам и воскликнула: — Пожалей меня, господин, помоги попавшей в неволю царской дочери! — Когда она поведала надсмотрщику обо всех своих злоключениях, он, проникнувшись состраданием к ней, сказал: — Сводник чрезмерно алчен. Не знаю, удастся ли тебе и дальше оставаться целомудренной.
36. Тарсия ответила: — Мне придет на помощь мое искусство: я хорошо образованна и умею играть разные напевы на лире. Вели завтра в каком-нибудь многолюдном месте поставить скамьи; мое красноречие созовет зрителей, а затем я возьмусь за плектр и своей игрой буду каждый день собирать деньги. — Надсмотрщик поступил, как она сказала; а граждане так полюбили Тарсию, так восхищались ею, что мужчины и женщины каждый день приносили ей по многу денег. Правитель же Афинагор сам теперь оберегал, как единственную дочь, девушку, замечательную своим целомудрием и благородством; он дал надсмотрщику много золота и поручил Тарсию его попечению.
37. Пока в Митилене происходили такие события, Аполлоний после четырнадцатилетнего отсутствия возвратился в Тарс и направился к дому Странгвиллиона и Дионисиады. Странгвиллион завидел его издали и поспешил к жене со словами: — Ты была уверена, что Аполлоний погиб при кораблекрушении, а он между тем здесь — вернулся за своей дочерью. Что мы теперь скажем отцу о дочери, которой мы были приемными родителями? — Преступная жена, выслушав его речь, задрожала всем телом и взмолилась: — Пощади меня, супруг! Признаюсь тебе: из любви к своей дочери я погубила чужую. Теперь надевай траурное одеяние, давай лить притворные слезы и скажем Аполлонию, что Тарсия умерла от внезапной болезни желудка, видя нас в трауре, он этому поверит. — Пока они так разговаривали, Аполлоний вошел в дом Странгвиллиона, отбросил волосы, скрывавшие его лицо, и разгладил косматую бороду. Увидев супругов в траурной одежде, он обратился к ним так: — Верные мои друзья! Если вы сохранили в памяти мое имя, почему при моем появлении вы проливаете горькие слезы? Или, может быть, это не ваши, а мои собственные слезы застилают мне глаза? — Злодейка ответила с рыданием: — О, пусть бы кто-нибудь другой, а не я и не супруг мой донес до твоего слуха печальное известие! Знай, что твоя дочь Тарсия скончалась из-за внезапной болезни желудка. — Аполлоний, едва это услышал, задрожал всем телом, страшно побледнел и надолго погрузился в скорбное оцепенение. Придя в себя, он спросил Дионисиаду: — Дочь моя умерла недавно: что же, деньги, украшения и одежды тоже погибли?
38. Тогда преступница, по уговору с мужем, принесла все и отдала ему со словами: — Верь нам, если бы была на то воля судьбы, мы вернули бы тебе и дочь, как возвращаем имущество. Знай, что мы не лжем; всему этому свидетели наши сограждане; помня твои благодеяния, они воздвигли твоей дочери бронзовый памятник, который ты можешь увидеть и поклониться ему. Аполлоний поверил, что Тарсия действительно умерла, и приказал рабам: — Возьмите все это и снесите на корабль, я же отправлюсь на могилу моей дочери. — Прибыв туда, он прочел надпись:
«Граждане Тарса воздвигли этот бронзовый памятник Тарсии, дочери царя Аполлония, в благодарность за благодеяния ее отца».
Прочитав надпись, Аполлоний словно окаменел от горя. Пораженный тем, что не может плакать, он стал клясть свои глаза: — О жестокие, как вы можете читать надпись на могиле моей дочери и оставаться сухими?! О я, злосчастный! Мне кажется, что дочь моя жива! — С этими словами он вернулся на корабль и стал уговаривать своих рабов: — Бросьте меня в трюм; я хочу в море испустить дух, которому на земле не суждено было насладиться жизнью.
39. И вот Аполлоний укрылся в трюме, якорь был поднят, и корабль вышел в открытое море, направляясь в Тир. Попутный ветер благоприятствовал плаванию; но внезапно погода меняется, корабль швыряет из стороны в сторону. Все, кто был на корабле, единодушно обратили к богу свои молитвы и с его помощью достигли Митилены. В городе в это время праздновали Нептуналии. Аполлоний, когда узнал об этом, горько вздохнул и воскликнул: — Все, кроме меня, радуются празднику. Не подобает и мне предстать в трауре и не проявить щедрости; рабы мои и так уже достаточно наказаны тем, что судьба дала им в хозяева такого несчастливца, как я! — Сказав это, он призвал своего казначея и отдал распоряжение: — Раздай рабам десять золотых, пусть они пойдут купят, чего им захочется, и радуются празднику. Только меня я запрещаю звать; если кто-нибудь из вас ослушается, я велю переломать ему ноги. — И вот люди Аполлония наслаждались пиршеством более пышным, чем на прочих кораблях; в это время Афинагор, правитель Митилены, который любил Тарсию, гулял по берегу, наблюдая за празднеством на кораблях. Он уже обратил внимание на некоторые, как вдруг его взор привлек корабль Аполлония, превосходивший все остальные красотой и оснасткой. Афинагор приблизился и остановился в восхищении. Моряки и рабы Аполлония приветствовали его словами: — Мы приглашаем тебя к себе, если ты сочтешь нас достойными, славный правитель. — В ответ на это Афинагор в сопровождении пяти рабов поднялся на корабль. Когда он увидел, что все уже приступили к пирушке, он тоже возлег с ними, дал им в дар десять золотых, которые положил на стол со словами: — Вот вам, чтобы не вышло, что вы пригласили меня даром. — Благодарим тебя за щедрость, — ответили все в один голос. Афинагор же, видя, что все пируют на равной ноге и за столом явно нет старшего, спросил: — Все вы так свободно веселитесь, а кто же хозяин этого корабля? — Кормчий сказал: — Хозяин этого корабля в большом горе и лежит в трюме в полной тьме; он оплакивает свою супругу и дочь. — Выслушав этот ответ, Афинагор опечалился и сказал кормчему: — Я дам тебе два золотых, если ты спустишься к нему и передашь мои слова: «Афинагор, правитель Этого государства, просит тебя покинуть свое мрачное убежище и выйти к нему на свет». — Юноша ответил: — Если бы я мог за два золотых купить себе две пары ног! Зачем ты из всех нас именно меня избрал для такого поручения? Выбери кого-нибудь другого, кто согласился бы пойти, ибо господин приказал переломать ноги тому, кто его позовет. — Афинагор сказал: — Это приказание — закон для вас, но не для меня, кого ваш господин не знает. Я сам спущусь к нему. Скажите только, как его зовут. — И рабы ответили: — Аполлоний.
40. Услышав это имя, Афинагор сказал себе: — По словам Тарсии, ее отца тоже звали Аполлонием. — Афинагору указали дорогу, и он спустился к Аполлонию; увидев, что тот лежит во тьме с косматой бородой, всклокоченными и немытыми волосами, Афинагор тихо сказал: — Здравствуй, Аполлоний. — Думая, что кто-то из людей ослушался его приказа, Аполлоний поднял исполненное гневом лицо, но, увидев перед собой незнакомого человека, притом благородного и одетого красиво и богато, в молчании скрыл свой гнев. Тогда Афинагор, правитель Митилены, обратился к нему: — Я знаю, ты удивлен, что я называю тебя по имени. Знай, что я правитель этого государства. — Не получив от Аполлония никакого ответа, он продолжал: — Я спустился к берегу посмотреть на суда и среди всех кораблей заметил твой, красивый и хорошо оснащенный; когда я проходил, твои люди пригласили меня на корабль. Я пришел и с удовольствием принял участие в их пиршестве, во время которого спросил о владельце корабля. Моряки рассказали, что ты в глубокой скорби. Теперь я и сам это вижу. Но исполни просьбу, с которой я пришел к тебе, выйди теперь из мрака на свет и хоть немного побудь с нами на пиру. Я надеюсь, что бог после столь великого горя дарует тебе еще большее счастье. — Но Аполлоний, истомленный скорбью, поднял голову и сказал: — Кто бы ты ни был, незнакомец, возляг и пируй с моими и с твоими людьми. Я же настолько измучен своими несчастиями, что мне не хочется не только пировать, но и жить. — Смущенный Афинагор ушел из трюма, вернулся на палубу, возлег за столом и сказал: — Я не смог уговорить вашего господина выйти на свет. Что же еще можно сделать, чтобы отвратить его от намерения умереть? Мне пришла хорошая мысль; беги-ка, мальчик, к своднику и скажи, чтобы прислал ко мне Тарсию. — Когда раб пришел и передал это поручение, сводник не посмел ослушаться; хоть и нехотя, против воли, он отпустил Тарсию. Когда Афинагор увидел, что девушка приблизилась к кораблю, он обратился к ней с такой речью: — Иди, госпожа, сюда; здесь есть нужда в твоем искусстве; утешь владельца этого корабля и этих людей; убеди сидящего во тьме выслушать утешения; уговори оплакивающего супругу и дочь выйти на свет. Это поистине дело благочестия, за которое господь дарит людей своими милостям[8]. Ступай же к этому человеку и убеди его выйти. Может быть, богу угодно, чтобы он благодаря нам остался в живых. Если ты сумеешь это сделать, я через тридцать дней выкуплю тебя у сводника, чтобы ты могла всецело предаться соблюдению данного тобой обета целомудрия, и дам тебе, кроме того, десять сестерциев золота. — Выслушав эти слова, девушка тотчас спустилась в трюм к Аполлонию и тихим голосом приветствовала его: — Здравствуй, кто бы ты ни был, и радуйся! Ибо утешить тебя пришла не порочная женщина, а целомудренная девушка, которая среди тяжких испытаний хранит свою невинность и чистоту.
