Гомер - Античная лирика

О, как грустно, Необула, избегать игры Амура,
Не осмелиться похмельем смыть тоску, а осмелеешь,
Языком отхлещет ментор.

Где же, баловень Киферы[784], где плетенка для кудели,
Трудолюбие Минервы? Ты унес их в сновиденья
О красавце из Динары.

Как у юноши, у Гебра, тиберийскою волною
Торс лоснящийся омоет — он затмит Беллерофонта[785],
И в борьбе и в беге спорый,

Он оленя на поляне вдоль стремительного стада
Легким дротиком нагонит, кабана в колючей чаще
На рогатину подденет.

Ключ, звенящий хрусталь, мой Бандузийский[786] ключ
Я бы чистым вином, я бы венком почтил.
Жди же козлика в жертву.
Уж набухли на лбу его

Рожки, пыла любви буйные вестники.
Но не буйствовать им. В струи студеные,
Берег твой обагряя,
Брызнет кровь у питомца стад.

Не иссушит тебя жгучим лобзаньем луч
В пору Сириуса, ты — прохлада и сень
Утомленным от плуга
Бугаям и отарам гор.

Будь прославлен, мой ключ! Будь из ключей ключом,
В честь твою восхвалю дуб над расщелиной,
Там, где ток говорливый
Струй твоих по камням бурлит.

Фавн, о нимф преследователь пугливых!
По полям открытым моих владений
Благостен пройди и уйди заботлив
К юным приплодам.

И ягненок заклан, к исходу года,
И вина достанет у нас для полных
Чаш, подруг любви, и алтарь старинный
В дымке курений.

Вон стада на злачных лугах резвятся, —
Возвратились дни твоих нон декабрьских,
И гуляет рядом с волом досужим
Люд деревенский.

Бродит волк в отаре[788] — не страшно овцам.
В честь твою листву осыпают рощи.
Пахарь рад, что трижды ногой ударил
Злостную землю.

Вакх, я полон тобой! Куда
Увлекаешь меня? В рощи ли, в гроты ли
Вдохновение мчит меня?
Где, в пещере какой Цезаря славного,

Блеск извечный стихом своим
Вознесу я к звездам, к трону Юпитера?
Небывалое буду петь
И доселе никем в мире не петое!

Как вакханка, восстав от сна,
Видя Гебр[789] пред собой, снежную Фракию
И Родоп[790], что лишь варварской
Попираем стопой, диву дивуется,

Так, с пути своего сойдя,
Я на берег дивлюсь и на пустынный лес.
Вождь наяд и менад, легко
Стройный ясень рукой вмиг исторгающих,

Петь ничтожное, дольнее
Больше я не могу! Сладко и боязно,
О Леней[791], за тобой идти,
За тобою, лозой лоб свой венчающим.

Девицам долго знал я, чем нравиться,
И был в любви достойным воителем, —
Теперь оружие и лиру
После побед их стена та примет,

Что охраняет образ Венеры нам.
Сюда, сюда несите вы факелы
И грозные воротам вражьим
Крепкие ломы, крутые луки.

О золотого Кипра владычица
И стен Мемфиса[792], вечно бесснежного!
Высоко поднятым бичом ты
Раз хоть коснись непокорной Хлои!

Пусть напутствует нечестивых криком
Птица бед, сова, или завыванье
Суки, иль лисы, или ланувийской
Щенной волчицы[793].

Пусть пересечет им змея дорогу,
Чтоб шарахнулись от испуга кони.
Я же в час тревог о далеком друге —
Верный гадатель.

К ворону взову: от восхода солнца
Пусть летит ко мне для приметы доброй,
Прежде чем уйдет пред ненастьем в топи
Вещая птица.

Помни обо мне, Галатея, в счастье
Для тебя одной все дороги глажу,
Чтобы дятла стук иль воро́на слева
Не задержали.

Видишь, как дрожит и тревожно блещет
На краю небес Орион[794]? Несет ли
Адрий черный шторм или Япиг[795] грозы, —
Все прозреваю.

Пусть на вражьих жен и детей обрушит
В бешенстве слепом ураган востока
Злой пучины рев и прибрежный грохот
Скал потрясенных.

О, припомни быль, как Европа, тело
Белое быку, хитрецу[796], доверив,
Побледнела вдруг: закипело море
Тьмою чудовищ.

На заре цветы по лугам сбирала
И венки плела так искусно нимфам,
А теперь кругом, куда взор ни кинуть, —
Звезды да волны.

Вот на брег крутой многогранный Крита
Выбралась в слезах, восклицая: «Славу
Добрую мою, о отец, и скромность
Страсть победила!

Где? Откуда я? Только смерть искупит
Мой девичий грех. Наяву ли плачу,
Вспоминая срам, или непорочной
Девой играют

Призраки, пустых сновидений сонмы,
Пролетев порог из слоновой кости[797]?
Ах, что лучше: плыть по волнам иль в поле
Рвать повилику?

Если бы сейчас мне попался в руки
Тот проклятый бык, я бы истерзала
Милого дружка, я б рога сломала
В ярости зверю.

Стыд мне, стыд, увы! Позабыть пенаты!
Стыд мне, жгучий стыд! Смерть зову и медлю.
Лучше б мне блуждать среди львов, о боги,
В полдень нагою.

Но пока еще не запали щеки
И бурлива кровь у добычи нежной,
Красотой моей, о, молю, насытьте
Тигров голодных».

«Жалкая, — твердит мне отец далекий, —
Что ж не смеешь ты умереть, Европа?
Пояс при тебе. Вот и ясень. Только —
Петлю на шею.

Иль тебе милей об утесы биться,
О зубцы камней? Так вверяйся буре,
И раздумье прочь!.. Или ты, царевна,
Предпочитаешь

Быть второй и шерсть теребить для ложа
Варварки, твоей госпожи? «Горюет
Дева, и, смеясь, так коварно внемлют
Плачу Венера

И Амур-шалун с отзвеневшим луком.
А повеселясь: «Берегись, — ей молвит, —
Удержи свой гнев, коль рога преклонит
Бык примиренно.

Знай, тебя любил, как жену, Юпитер.
Так не плачь навзрыд и судьбу Европы
С гордостью неси. Твое имя примет
Вскоре полмира».

Как отпраздновать веселей
День Нептуна? Открой, Лида, цекубское[799],
Дар заветный, о мой провор,
Искру жизни придай чопорной мудрости.

Полдень клонится в тень, а ты
Медлишь, словно застыл в небе летучий день,
Не выносишь из погреба
Нам амфору времен консульства Бибула[800].

Мы прославим Нептуна мощь,
Нереид волоса густо-зеленые
И на лире изогнутой
Мать Латону и бег Цинтии-лучницы[801].

Завершим же владычицей,
Что над Книдом царит[802] и над Кикладами:
Мчат на Паф ее лебеди,
Но достойна и Ночь горестной пении.

Создал памятник я, бронзы литой прочней,
Царственных пирамид выше поднявшийся.
Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой
Не разрушат его, не сокрушит и ряд
Нескончаемых лет, время бегущее.
Нет, не весь я умру, лучшая часть меня
Избежит похорон. Буду я вновь и вновь
Восхваляем, доколь по Капитолию
Жрец верховный ведет деву безмолвную[804].
Назван буду везде — там, где неистовый
Авфид[805] ропщет, где Давн[806], скудный водой, царем
Был у грубых селян. Встав из ничтожества,
Первым я приобщил песню Эолии[807]
К италийским стихам. Славой заслуженной,
Мельпомена, гордись и, благосклонная,
Ныне лаврами Дельф мне увенчай главу.