Квинт Флакк - Сочинения
Лициний, проживешь верней, когда спесиво
Не станешь в даль пучин прокладывать следов,
Иль, устрашася бурь, держаться боязливо
Неверных берегов.
Златую кто избрал посредственность на долю,
Тот будет презирать, покоен до конца,
Лачугу грязную и пышную неволю
Завидного дворца.
Грозней дыханье бурь для исполинской ели;
И башни гордые с отвесной высоты
Тяжеле рушатся. Громам нет ближе цели,
Чем горные хребты.
Мудрец надеется, коль угнетен судьбою,
И слепо счастию не станет доверять…
Юпитер, посетя суровою зимою
Помилует опять.
Коль плохо нам теперь, не то же обещает
Грядущее: подчас пленяет цитры звон
Камену смолкшую; и лук свой напрягает
Не вечно Аполлон.
Отважен и могуч, не бойся ты несчастий,
Но мудро убирай, хоть ясны небеса,
Хотя попутен ветр, да не под силу снасти,
Тугие паруса.
II, 20
Необычайными и мощными крылами,
Ширяясь в воздухе, помчуся я, певец:
Изменится мой лик, расстанусь с городами
И зависти земной избегну наконец.
Что бедны у меня родители — ты знаешь,
Но разрушения их чадо избежит.
Меня, о Меценат, ты другом называешь —
И Стикс своей волной меня не окружит!
Рубчатой кожею, уж чувствую теперь я,
Покрылись голени, а по пояс я сам
Стал белой птицею, и молодые перья
По пальцам у меня растут и по плечам.
Уже несясь быстрей Дедалова Икара,
Босфор клокочущий я под собой узрел;
Гетульски сирты и край земного шара
Я певчей птицею на крыльях облетел.
Колхиец и Гелон мне внемлет отдаленный,
И Дак, скрывающий пред строем Марсов страх —
И песнь мою почтит Иберец просвещенный
И тот, кто пьет Родан в широких берегах.
Я не велю мой гроб рыданьями бесславить —
К чему нестройный плач и неприличный стон?
Уйми надгробный вой и прикажи оставить
Пустые почести роскошных похорон.
III, 30
Воздвиг я памятник вечнее меди прочной
И зданий царственных превыше пирамид;
Его ни едкий дождь, ни Аквилон полночный,
Ни ряд бесчисленных годов не истребит.
Нет, весь я не умру, и жизни лучшей долей
Избегну похорон, и славный мой венец
Все будет зеленеть, доколе в Капитолий
С безмолвной девою верховный ходит жрец.
И скажут, что рожден, где Ауфид говорливый
Стремительно бежит, где средь безводных стран
С престола Давн судил народ трудолюбивый,
Что из ничтожества был славой я избран
За то, что первый я на голос эолийский
Свел песнь Италии. О, Мельпомена, свей
Заслуге гордой в честь сама венец дельфийский
И лавром увенчай руно моих кудрей.
П. Ф. ПОРФИРОВ (1870-1903) II, 6
Септимий, к Кадису за мной пойти готовый,
К кантабрам ли, от нас незнающим оков,
В пустыни-ль дикия, где плещет вал суровый
У мавританских берегов!
О, если бы Тибур, что создан пришлецами
Аргосскими, призрел меня на склоне дней,
Меня, измученнаго сушей и морями,
И службой воинской моей.
Отсюда, если мне откажут Парки злыя,
Пойду, где славится шерсть тонкая овец,
К Галезу, к пажитям, где правил в дни былые
Фалант — Лаконии пришлец.
Мне улыбается тот уголок счастливый,
Где и гиметскому не уступает мед,
Где, споря зеленью с венафрскою оливой,
Олива пышная растет,
Где долгую весну за теплою зимою
Юпитер даровал, и где авлонский скат
Мил Вакху щедрому и славится лозою,
И, как Фалерн, лозой богат.
Та местность, тех холмов приют благословенный
Тебя зовут со мной: там, верный до конца,
Слезою дружеской почтишь ты пепел бренный
Товарища-певца.
II, 11
Какие замыслы таит кантабр иль скиф,
От нас адрийскими волнами отделенный, —
Брось думать, Квинт Гирпин, и в жизни обыденной
Не суетись, сообразив,
Как мало нужно нам. Умчится без возврата
И свежесть, и краса, — прогонит седина
Забавы резвыя любви и сладость сна —
Сна, безмятежнаго когда-то.
Не век красуются весенние цветы,
Багряный диск луны не блещет неизменный:
Так, для чего, скажи, томишься только ты
Заботой вечной в жизни бренной?
И отчего бы здесь, тревоги позабыв,
Прилегши под сосной иль явором склоненным,
Не выпить, розою седины надушив,
Натершись нардом благовонным?
Заботы тяжкия размыкает Эвой.
Эй, кто там? Отроки, скорей сюда бегите
И огненный фалерн в бокалах остудите
Мимобегущею волной!
Да Лиду — тайную прелестницу — живее
Из дома вызвать к нам: чтоб с лирою пришла,
А кудри пышныя простым узлом скорее
Хоть по-спартански заплела.
III, 2
Пусть отрок, службою суровой закаленный,
Научится дружить с тяжелою нуждой
И, страшный меткостью копья, пусть будет конный
Кичливым парфянам грозой.
Без крова пусть живет, опасность презирая;
Тогда-то, глядя в бой с враждующей стены,
Невеста — дочь царя — с царицею, бледны,
Промолвят, трепетно вздыхая:
«Ах, только б не вступил жених наш слабый в бой
С львом — страшным, если кто его при встрече тронет,
Чей кровожадный гнев его в пыл сечи гонит
Неудержимо за собой.»
Приятна и красна нам смерть за край отцов
Но смерть преследует и воинов трусливых,
Не пощадит она и юношей пугливых —
Ни ног, ни спин у беглецов.
Постыдных неудач не зная в день избранья,
Сияет мужество красой заслуг своих,
И не берет секир по прихоти собранья,
И не по прихоти его слагает их.
Достойным вечности храм неба отверзая,
Подъемлет доблесть путь, отверженный толпой,
И презирает, в высь на крыльях отлетая,
И шум толпы, и дол земной.
Награда также ждет того, кто в тайнах верен.
Явивший таинство Цереры пред толпой
Не будет никогда под кровлею со мной,
С тем плыть я в море не намерен
На утлом челноке: разгневавшись, карал
Юпитер грешнаго подчас с невинным вместе,
И редко, хоть хрома богиня правой мести,
Злодей от кары ускользал.
IV, 3
Над чьим рожденьем, Мельпомена,
Остановила ты взгляд милостивый свой,
Тому истмийская арена
Не даст прославиться кулачною борьбой,
Того в ахейской колеснице
Конь быстрокрылый к нам в триумфе не помчит, —
И не предстанет он столице,
Делийскою листвой торжественно повит
За то, что смял царей грозящих;
Но воды, что бегут у пышных берегов
Тибура, сень дубрав шумящих
Вдохнут ему красу эольских славных строф,
Так, в городе старейшем — Риме
Признала молодежь меня певцом своим
Между поэтами родными, —
И завистью людской я менее язвим.
О, в песнопении чудесном
На лире золотой привыкшая царить,
О, муза, рыбам безсловесным
Песнь лебединую могущая внушить!
Когда прохожий мановеньем
Укажет на меня: вот наш певец родной!
Пою ль и нравлюсь вдохновеньем, —
Все это от тебя, все — дар твой преблагой.
ВЕКОВОЙ ГИМН
Феб и Диана, царица лесная,
О, лучезарные светочи неба, внемлите.
Чтимые ныне и вечно! О чем мы вас молим, взывая,
Нам ниспошлите.
Ныне велят предсказанья Сивиллы —
Избранным девам и отрокам чистым смиренно
Гимном всевышних, кому семь холмов наших милы
Петь вдохновенно.
Солнце благое! приводишь-уводишь
Ты с колесницей блестящею дни, возрождаяся снова
И неизменное вечно, о пусть ты славней не находишь
Рима родного!
О, Илифия! — рождать без болезней
Ты матерям помогаешь своею заботой немалой,
Хочешь ли зваться в молитвах Люциною, или любезней
Слыть Гениталой, —
Юных взрости под родимым покровом,
Благослови, о богиня, сенаторов думных решенье,
Пусть оно с брачным законом еще поколениям новым
Даст приращенье,
Чтобы, как в годы минувшие, вечно
Каждыя сто десять лет песнопенья и игры звучали,
Чтобы три солнечных дня, три отрадныя ночи безпечно
Все ликовали.
О, непреложныя Парки, внимайте,
Ваши незыблемы речи в стремлении мимобегущем;
Ваши для нас повеленья свершились, отныне подайте
Счастья в грядущем.
Долы, обильные стадом и нивой,
Пусть из колосьев сплетают Церере венок ароматный,
Пусть посылает Юпитер плодам ветерок шаловливый,
Дождь благодатный.
Спрячь, Аполлон, свои стрелы в колчане,
Внемли, и кроткий, и благостный, отроков чистых напевам.
