Луций Апулей - «Метаморфозы» и другие сочинения
После таких слов они сейчас же раздеваются и, пропотев голыми перед большим огнем, обмывшись горячей водой и натеревшись маслом, садятся за столы, поспешно приготовленные для пиршества.
8. Только что они расположились, как вдруг приходит другая партия, еще более многочисленная, парней, в которых, ни минуты не сомневаясь, можно было узнать таких же разбойников. И эти тоже приволокли добычу из золотых и серебряных монет и шелковых одежд, затканных золотом. И эти, освежившись теплым купаньем, занимают места на ложах среди товарищей, а прислуживанье за столом распределяется по жребию. Естся и пьется без всякого толка, кушанье целыми кусками, хлеба краюхами, вино ведрами. Не забава — крик, не пение — оранье, не шутки — сквернословье, и вообще все похожи на фиванских лапифов полузверских и кентавров.218 Подымается тут один из них, превосходящий остальных крепким телосложеньем, и говорит: — Здорово мы разнесли дом Милона Гипатского. Не только множество добра доблестью нашей добыли, но и из строя у нас никто не выбыл, а лучше того даже четырьмя парами ног больше нас стало, как мы домой пришли. А вы, что в беотийские города на промысел ходили, вернулись пощипанными, потеряв храбрейшего атамана самого вашего Ламаха,219 за жизнь которого смело я отдал бы те тюки, что вы приволокли. Как-никак, собственная отвага его погубила: прославляться должна память о таких знаменитых бойцах и вояках. А вам, мелким воришкам на ничтожные домашние кражи, только бы трусливо по баням да старушечьим каморкам шарить, как тряпичникам.
9. Один из тех, что пришли позднее, возражает: — Что ж, ты один не знаешь, что чем богаче дом, тем легче его разграбить? Хотя там и много челяди находится в просторных покоях, но каждый больше о своем спасеньи, чем о хозяйском добре думает. Экономные же и одинокие люди маленькое, а иногда и вовсе не маленькое свое имущество запрятывают далеко, стерегут крепко и с опасностью для жизни защищают. Слова мои могу подтвердить примером. Как только пришли мы в семивратные Фивы, сейчас же, как по нашему ремеслу полагается, стали наводить справки, кто есть среди жителей богатые люди; не укрылся от нас некий меняла Хрисерос, обладатель большого богатства, который во избежание налогов и повинностей общественных всякими хитростями имущество свое скрывал. Одним словом, запершись один-одинешенек в маленьком, но с крепкими запорами домишке, оборванный, грязный, сидел он на своих мешках. Привлекло нас на него первого и сделать налет, так как, ни во что считая сопротивление одного человека, полагали мы, что без всяких хлопот, просто, завладеем всем его богатством.
10. Без промедления, как только стемнело, стали мы караулить у его дверей; снять их с петель, сдвинуть, взломать нам не годилось, так как двери двойные и стук перебудил бы всех соседей, нам на беду. Итак, главарь наш, бесподобный Ламах, полагаясь на испытанную свою доблесть, осторожно просовывает руку в отверстие,220 куда вкладывают ключ, и старается отодвинуть засов. Тем временем Хрисерос, негоднейший из двуногих, не спал и слышал все, что происходит; упорно храня молчание, неслышными шагами потихоньку подкрался он и руку вожака нашего неожиданным ударом большого гвоздя накрепко приколотил к дверной доске, потом, оставив его пригвожденным как бы у позорного столба, сам вылез на крышу своей лачуги, а оттуда не своим голосом начал кричать к защите всех соседей, называя каждого по имени, и призывать к защите от общей опасности, распуская слух, что внезапный пожар охватил его дом. Тут каждый, испугавшись близкой опасности, впопыхах прибегает на помощь.
11. Очутившись тут в двойной опасности, или всем погибнуть, или кинуть товарища, мы с его согласия придумали решительное средство, вызванное обстоятельствами. Уверенным ударом посредине связок отрубив руку нашему главарю в том месте, где она соединяется с плечом, и заткнув рану кучей тряпок, чтобы капли крови не выдали наших следов, мы оставили обрубок, где он был, а остальное тело Ламаха проворно увлекли за собою. Пока мы трепетали от священного ужаса, пока устрашались сильного шума и настоятельной опасности, муж этот возвышенный, исполненный духа и доблести, видя, что и следовать в бегстве за нами не может, и оставаться ему не безопасно, усердно нас убеждает, усердно молит, заклиная Марсовой шуйцей, верностью слова, освободить товарища по оружию от мук и от плена. Да и как может жить хороший разбойник, лишившись руки, что одна и душит и грабит? За счастье почел бы он пасть добровольно от товарищеской руки. Не будучи в состоянии никого из наших уговорами своими побудить к добровольному отцеубийству, обнажил он оставшейся рукою свой меч, долго его целовал и сильным ударом вонзил себе в самую середину груди. Тут мы останки честного тела великодушного вождя нашего обвили старательно полотняной плащаницей и предали на сокрытие морю. Ныне покоится Ламах наш, погребенный стихиею.
12. Так он обрел кончину, достойную своей доблестной жизни. А Алцим вот не мог ничего поделать, несмотря на изобретательность, с жестокой волей судьбы. Забрался он, взломав избенку, в спальню в верхнем этаже к одной старухе и, вместо того чтобы первым делом укокошить ее, свернув шею, начал из широкого окна наружу выбрасывать нам ее пожитки одну вещь за другой, чтобы мы подбирали. Перебросав лихо все пожитки, он не захотел дать спуску и ложу; итак, вытряхнув ее из кровати и вытащив из-под нее простыни, тем же путем намеревался их отправить, как негодница эта, ухватив его за колени, взмолилась: — Что ты, сынок, молю тебя, зачем ты жалкое тряпье и хлам несчастной старухи отдаешь богачам соседям, на чей двор это окно выходит? — Обманутый хитрою и притворною речью, Алцим поверил сказанному и, боясь, как бы выброшенное им прежде и то, что он собирался выбросить, попало не в руки его товарищей, а в чужой дом, во избежание ошибки, высунулся из окна и стал все внимательно осматривать, кроме того, стараясь определить, так ли зажиточны соседи, как говорила старуха. Пока он так смотрел, ничего не думая, старуха эта пакостная, хоть и увечная была, быстрым и неожиданным толчком его, не соблюдавшего равновесия, находящегося на весу и углубленного в осмотр, спихнула вниз головою. Кроме того, что высота была значительная, да и, падая, угодил он на большущий камень, так что переломал себе ребра, и, выблевывая потоки крови, рассказал нам, что произошло, и, недолго мучаясь, отдал богу душу. По примеру первого погребения мы и этого послали вслед за Ламахом.
13. Осиротев от двух этих ударов и отказавшись пытать свое счастье в Фивах, мы направляемся в соседний город Платею. Там мы услышали много толков о некоем Демохаре, собиравшемся устроить бой гладиаторов. Он был мужем из знатнейших по происхождению, богатейших по состоянию, отзывчивым по щедрости и старался, чтобы народное развлечение достойно было по блеску его богатству. У кого найдется столько выдумки, столько красноречия, чтобы в подобающих выражениях описать различные стороны сложных приготовлений? Самые знаменитые по силе гладиаторы, испытанного проворства охотники, с другой стороны преступники, осужденные на смерть, уготованные для выкормки диких зверей; штучные деревянные машины, башни, построенные из досок наподобие подвижного дома, украшенные свежею живописью, — великолепное вместилище для предстоящей охоты. К тому же какое множество, какое разнообразие зверей! Он специально позаботился издалека привести их на щедрые похороны осужденных преступников. Но из всех подготовок к роскошному зрелищу больше всего поражало необыкновенное количество огромных медведей, которых он собрал, не жалея затрат, откуда только мог. Не считая тех, что захвачены были на его собственных охотах, не считая тех, что он покупал за хорошую цену, еще и друзья наперерыв дарили ему медведей различных мастей, и всех их он содержал при пышном уходе.
14. Но столь славное, столь блестящее приготовление к общественному развлечению не укрылось от пагубного ока Зависти. Утомленные долгим заточением, к тому же измученные летним зноем, впавши в томность от продолжительной неподвижности и неожиданно пораженные какой-то заразной болезнью, медведи пали один за другим, так что число их свелось на ничто. По площадям можно было видеть, как валялись полуживые туши, следы этого звериного кораблекрушения. Тогда простой народ, темная нищета которого побуждает искать без разбора в пище и не совсем чистых подкреплений в виде дарового угощения своему отощавшему желудку, сбегается к валяющемуся провианту. Ввиду таких обстоятельств у меня и славного нашего Евбула явился тонкий план. Мы уносим к себе в убежище как будто для приготовления пищи одну из самых больших туш, очистив аккуратно шкуру от мяса, сохранив в целости когти и самую голову зверя не отделяя от туловища, кожу всю выскребываем старательно и, посыпав мелкой золою, вытаскиваем на солнце для сушки. Пока кожа дубится от природного жара, мы тем временем насыщаемся мясом и так распределяем посты в предстоящем деле, чтобы один из нашего числа, превосходящий других не столько телесною силой, сколько мужеством духа, к тому же совершенно по доброй воле, покрывшись этой шкурой, уподобился медведихе и, будучи нами принесен в дом к Демохару, устроил нам, при благоприятном ночном безмолвии, свободный доступ через его двери.
