Квинт Флакк - Сочинения
Данных природой тебе, и друзей удержать за собою, —
90 Тщетны надежды твои: с таким же успехом осленка
Мог бы ты приучать к ристанью на Марсовом поле!
Полно копить! Ты довольно богат; не страшна уже бедность!
Время тебе отдохнуть от забот; что желал, ты имеешь!
Вспомни Умидия горький пример; то недлинная повесть.
Так он богат был, что деньги считал уже хлебного мерой;
Так он был скуп, что грязнее любого раба одевался,
И — до последнего дня — разоренья и смерти голодной
Все он боялся! Но вот нашлась на него Тиндарида:
Девка, которую сам отпустил он из рабства на волю,
100 В руки топор ухватив, пополам богача разрубила!
«Что ж ты советуешь мне? Чтоб я жил, как какой-нибудь Невий
Или же как Номентан?» — Ошибаешься! Что за сравненье
Крайностей, вовсе не сходных ни в чем? Запрещая быть скрягой,
Вовсе не требую я, чтоб безумный ты был расточитель!
Меж Танаиса и тестя Визельева есть середина!
Мера должна быть во всем, и всему есть такие пределы
Дальше и ближе которых не может добра быть на свете!
Я возвращаюсь к тому же, чем начал; подобно скупому,
Редкий доволен судьбой, считая счастливцем другого!
110 Если чужая коза нагуляет полней себе вымя,
То уж и тут человек от зависти сохнет и чахнет».
Все он глядит не на тех, кто бедней, а на тех, кто богаче,
Хочет сравняться с одним, с другим, а с третьим не может!
Так, когда на бегах колесницы летят из ограды,
Только вперед возницы глядят, за передними рвутся.
А до отставших, до тех, кто в хвосте, им нет уже дела.
Вот оттого-то мы редко найдем, кто сказал бы, что прожил
Счастливо жизнь, и, окончив свой путь, выходил бы из жизни.
Точно как гость благодарный, насытясь, выходит из пира.
120 Но уж довольно: пора замолчать, чтоб ты не подумал,
Будто таблички украл у подслепого я, у Криспина!
122
2
Флейтщицы, нищие, мимы, шуты, лекаря площадные,
Весь подобный им люд огорчен и в великом смущенье;
Умер Тигеллий-певец: он для них был и щедр и приветлив!
Так; а иной, опасаясь прослыть расточителем, даже
Бедному другу не хочет подать и ничтожную помощь,
Чтобы укрылся от холода он, утолил бы свой голод!
Спросишь: зачем он добро, нажитое отцом или дедом,
Все без остатка спускает в свою ненасытную глотку
И на заемные деньги скупает к столу разносолы?..
10 Скажет: не хочет он слыть мелочным и расчетливым скрягой!
Что ж, ответ как ответ; да не всякий с таким согласится.
Вот Фуфидий скорей прослыть испугается мотом:
Он, у кого за душой и поместий и денег немало,
Пять процентов на месяц берет с должников, и чем больше
Кто нуждою стеснен, тех более он притесняет!
Больше всего он ловит людей молодых, у которых
Строги отцы, и надевших недавно вирильную тогу.
Как не воскликнуть, услышавши это: «Великий Юпитер!»
Скажут: «Конечно, зато по доходам его и расходы!»
20 Нет! Не поверишь никак! Он сам себе недруг! Не меньше,
Чем у Теренция сына изгнавший отец был страдальцем,
Так же и он — сам терзает себя, не давая покоя.
Спросишь, к чему эту речь я веду? К тому, что безумный,
Бросив один недостаток, всегда попадает в противный!
Так у Мальтина, вися, по земле волочится туника;
Ну, а другой до пупа поднимает ее, щеголяя.
Пахнет духами Руфилл — и козлом воняет Гаргоний.
Нет середины! Одни на тех лишь зарятся женщин,
Столы которых обшиты оборкой, до пят доходящей;
30 А для других хороши лишь девки в вонючих каморках.
Встретив знакомого раз от девок идущего: «Славно!» —
Мудрый воскликнул Катон, изрекая великое слово:
«В самом деле: когда от похоти вздуются жилы,
Юношам лучше всего спускаться сюда и не трогать
Женщин замужних». — «Ну нет, такой я хвалы не хотел бы!» —
Молвит под белой лишь столой ценящий красу Купиэнний.
Вот и послушайте вы, коль успеха в делах не хотите
Бабникам, — сколько страдать приходится им повсеместно,
Как наслаждение им отравляют заботы и беды,
40 Как достается оно ценою опасностей тяжких.
С крыши тот сбросился вниз головою, другого кнутами
Насмерть засекли; а тот, убегая, разбойников шайке
В руки попал; а другой поплатился деньгами за похоть;
Третий мочою облит; был раз и такой даже случай,
Что, волокиту схватив, совершенно его оскопили
Острым ножом. «Поделом!» — говорили все, Гальба же спорил.
В низшем сословии этот товар куда безопасней!
Вольноотпущенниц я разумею, которых Саллюстий
Любит безумно, как истый блудник. Но было бы лучше,
50 Если бы он понимал, как жить с умом и по средствам,
Если бы он, подарки даря, знал должную меру,
Добрым и щедрым бы слыл, однако себе не в убыток
И не на срам. Но, увы! Одной лишь он тешится мыслью,
Любит и хвалит одно: «Ни одной не касаюсь матроны».
Так же недавно Марсей, любовник Оригины славной,
Отчую землю и дом танцовщице отдал в подарок,
Хвастая: «Я ведь зато ничьей не коснулся супруги».
Пусть, однако, он жил и с плясуньей, и с уличной девкой —
Чем не убыток для средств, а пуще — для чести? Неужто
60 Надо отдельных особ избегать, не заботясь избегнуть
Зла, приносящего вред? Утратить ли доброе имя
Иль состоянье отца промотать — одинаково дурно.
Ну, так не все ли равно: с матроной грешить иль с блудницей?
Виллий решил приблудиться в зятья диктатору Сулле, —
Но за тщеславье свое поплатился он полною мерой;
Был кулаками избит, был ранен жестоким железом,
Вытолкан был за порог, — а Фавста спала с Лонгареном.
Если бы, эту печаль его видя, к нему обратился
Дух его с речью такой: «Чего тебе? Разве когда ты
70 Пылом объят, то тебе непременно любовницу надо,
В столу одетую, дать от великого консула родом?»
Что он сказал бы? «Ну, да: девчонку из знатного дома!»
Лучше стократ нас учит природа, вот с этим воюя,
Средств изобильем сильна, если только ты хочешь разумно
Жизнь устроить, различая, чего домогаться ты должен
Или чего избегать: ведь разница есть — пострадаешь
Ты по своей ли вине иль случайно. Поэтому, чтобы
После не каяться, брось за матронами гнаться: ведь так лишь
Горе скорее испить, чем сорвать удовольствие можно.
80 Право, у женщины той, что блестит в жемчугах и смарагдах
(Как ни любуйся, Керинф!), не бывают ведь бедра нежнее,
Ноги стройней; напротив, порой у блудниц они лучше!
Кроме того, свой товар выставляют блудницы честнее,
Кажут себя без прикрас, открыто: совсем не кичатся
Тем, что красиво у них, и плохого они не скрывают.
Есть у богатых обычай коней покупать лишь прикрытых,
Чтобы осанистый круп не мешал увидеть, какие
Жидкие ноги под ним, и не дался в обман покупатель:
Зад, мол, хорош, голова невеликая, шея крутая.
90 Правы, они — так и ты не будь, на красивое глядя,
Зорче Линкея; равно не слепее известной Гипсеи
Ты на уродства взирай: «О ручки, о ножки!..» Но с задом
Тощим, носастая, с тальей короткой, с большою ступнею…
Кроме лица, ничего у матроны никак не увидишь:
Ежели это не Катия — все у нее под одеждой!
Если к запретному ты, к окруженному валом стремишься
(Это тебя ведь ярит), повстречаешь препятствий немало:
Стража, носильщики вкруг, задувальщик огня, приживалки;
Спущена стола до пят, и накинута мантия сверху —
100 Много всего мешает тебе добраться до сути!
Здесь же — все на виду: можешь видеть сквозь косские ткани
Словно нагую; не тоще ль бедро, не кривые ли ноги;
Глазом измеришь весь стан. Или ты предпочтешь, чтоб засады
Строили против тебя и плату вперед вырывали —
Раньше, чем видел товар ты? Охотник бегущего зайца
С песнею гонит в снегу, а лежачего трогать не хочет.
«Вот такова и любовь, — он поет, — она пробегает
Мимо того, что лежит под рукой, а бегущее ловит».
Этого песенкой ты надеешься, что ли, из сердца
110 Страсти волненья, печаль и заботы тяжелые вырвать?
Иль не полезней узнать, какие пределы природа
Всяческим ставит страстям? В чем легко, в чем, страдая, лишенья
Терпит она? Отличать от того, что существенно, призрак?
Разве, коль жажда тебе жжет глотку, ты лишь к золотому
Тянешься кубку? Голодный, всего, кроме ромба, павлина,
Будешь гнушаться? Когда же ты весь разгорелся и если
Есть под рукою рабыня иль отрок, на коих тотчас же
Можешь напасть, ужель предпочтешь ты от похоти лопнуть?
Я не таков: я люблю, что недорого лишь и доступно.
120 Ту, что «поздней» говорит, «маловато», «коль муж уберется», —
К евнухам шлет Филодем, для себя же он лучше желает
Ту, что по зову идет за малую плату, не медля,
