Лариса Печатнова - История Спарты (период архаики и классики)
Большой интерес вызывает сообщение Геродота о том типе отношений, которые складывались между спартанским царем и отдельными аркадскими полисами: "Аркадян он заставил поклясться, что они пойдут за ним, куда бы он их ни повел. Именно он хотел собрать главарей аркадян в городе Нонакрис и там заставить принести клятву "водой Стикса"" (VI, 74). Поддержка, которую оказали аркадяне Клеомену вплоть до принесения лично ему присяги на верность, с одной стороны, свидетельствует об авторитете спартанских царей среди союзников, а с другой - показывает готовность аркадян при первой же возможности избавиться от союза со Спартой. После битвы при Левктрах аркадяне немедленно отпали и основали самостоятельное общеаркадское государство.
Понимая это, спартанцы проявляли известную предупредительность и осторожность во взаимоотношениях со своим если не самым главным, то самым беспокойным союзником. Так, несмотря на то, что в Мантинее, одном их самых больших и влиятельных полисов Аркадии, в начале V в., по-видимому, произошел демократический переворот, спартанцы проявили осторожность и не стали вмешиваться в его внутренние дела (Thuc. V, 29; Arist. Pol. VI, 2, 2, 1318 b)006_18.
Поиски ахейских предков
Около середины VI в. в связи с новым направлением политики Спарте понадобилось идеологически обосновать свои притязания на господство в Пелопоннесе. В этом немалую поддержку спартанцам оказали дельфийские жрецы, которые, возможно, и подали им идею предъявить претензии на остров Пелопса как законное наследие Гераклидов006_19. Задача состояла в том, чтобы показать "древность, святость и нерушимость" прав спартанцев не только на Мессению, но и на весь Пелопоннес, ибо, как заметил М. И. Мандес, "по складу греческого ума здесь наибольшее влияние должны были иметь историко-мифологические доказательства"006_20. Геродот цитирует оракул, который дал возможность спартанцам объявить себя истинными наследниками ахейских властителей Пелопоннеса (I, 67). Благодаря интересу Геродота к подобным сюжетам мы хорошо осведомлены о данной истории (I, 67-68). Согласно Геродоту, пифия посоветовала спартанцам для победы над Тегеей перенести в Спарту останки Ореста, сына Агамемнона. Это задание сумел выполнить только спартиат Лихас, принадлежащий к т. н. агатоергам, особому элитному подразделению, о существовании которого, правда, свидетельствует только Геродот (I, 67)006_21. Перенос из Тегеи в середине VI в. и захоронение в Спарте костей Ореста дало спартанцам важное моральное преимущество над противником.
То, что подобная акция не была единичной, свидетельствует также перенос останков Тисамена, сына Ореста, из Ахайи в Спарту. Павсаний утверждает, что еще в его время гробница Тисамена находилась "там, где у лакедемонян происходят общественные обеды" (VII, 1, 8). Павсаний не датирует перенос костей Тисамена, но данное событие состоялось, скорее всего, в середине VI в. и было частью филахейской политики Спарты006_22. Спартанцы, конечно, надеялись на то, что, овладев останками Тисамена, они смогут по праву претендовать и на северный Пелопоннес. И хотя какого-либо зримого и немедленного эффекта эти пропагандистские акции вроде бы не имели, они дали Спарте моральное право считать себя наследницей ахейских царей и героев.
Как уже не раз отмечалось исследователями006_23, знаки нового идеологического направления в политике обнаруживаются даже в поэзии той эпохи. Так, знаменитый мелический поэт Стесихор из Сицилии006_24, возможно, льстил спартанцам, помещая смерть Агамемнона в Лакедемон (ap. Schol. Eurip. Orest. 46 = fr. 39 Bergk). Не желая оскорблять чувства спартанцев, он также переработал гомеровский миф о похищении Елены, жены Менелая, в благоприятную для спартанцев сторону. В одном из стихотворений Стесихор представил дело так, что похищена была не Елена, а ее призрак (ap. Plat. Phaedr. 243 a = fr. 32 Bergk; cp.: Plat. Rep. IX, 586 c; Dio Chrys. Or. XI, 182).
Для перехода к новому внешнеполитическому курсу нужна была сильная политическая воля. Как полагают некоторые исследователи, эту новую для Спарты политику сформулировал и начал проводить в жизнь эфор Хилон, традиционная дата эфората которого падает на 556/5 г. (Diog. Laert. I, 68). Его считают ответственным за новое направление в спартанской внешней политике и объявляют создателем системы косвенного контроля над союзниками, которая впервые была им опробована в Аркадии006_25. По словам Дж. Хаксли, который почти во всех событиях середины VI в. усматривает влияние Хилона, "в древней традиции Хилон - темная фигура, человек из анекдота... Но не может быть сомнения, что он был главной политической фигурой в Спарте в середине VI в. Он более чем какой-либо царь привел Спарту к лидерству над Грецией"006_26. Дата его эфората подтверждается крупными хронографами Аполлодором и Евсевием (Apollod. Chron. 244 F 335 c; Euseb. II, 96-7) и приведена, вместе с ценным комментарием, Диогеном Лаэртским (I, 3, 68). Хилон прожил долгую жизнь и умер вскоре после 555 г., как говорит Диоген Лаэртский, от радости, "приветствуя своего сына после олимпийской победы того в кулачном бою" (I, 3, 72). Таким образом, около 555 г. заканчивалась, а не начиналась его политическая карьера. В 555 г. ему должно было быть, по крайней мере, 70 лет. Диоген считал, что Хилон был стариком уже во время 52-й олимпиады, т. е. в 572 г. (I, 3, 72).
Хотя в источниках нет каких-либо данных о происхождении Хилона, он, скорее всего, был весьма знатного рода. Его сын был олимпиоником, а потомки - близкими к обеим царским семьям людьми (Her. V, 41; VI, 65; Xen. Hell. VII, 4, 23)006_27. Судя по редкому для дорийцев имени, род Хилона - ахейского происхождения. По-видимому, в 70-50-е гг. VI в. Хилон оказывал непосредственное влияние на направление спартанской политики и был, вероятно, генератором политических идей. Возможно, поиски останков ахейских героев - это тоже его идея. Во всяком случае, после смерти он, подобно Ликургу, почитался как герой и имел в Спарте свое святилище (Paus. III, 16, 4).
Однако Хилон не мог действовать без поддержки царей или хотя бы одного из царей. Судя по некоторым признакам, новая идеология, скорее всего, была поддержана царями из дома Агиадов. Так, могилу Ореста поместили близ статуи царя Полидора, принадлежащего к дому Агиадов и по традиции считавшегося защитником народа (Paus. III, 11, 10). Но что самое важное - это утверждение царя Клеомена, тоже Агиада, что он "не дориец, а ахеец" (Her. V, 72, 3).
Как нам кажется, Дж. Хаксли без особого на то основания считает, что филахейская политика Хилона имела достаточно оппонентов даже внутри семьи Агиадов. В доказательство своей версии он ссылается на то, что сына царя Анаксандрида, родившегося во время насаждения данной политики, демонстративно назвали Дориеем (Her. V, 41, 3). "Это имя, - пишет Дж. Хаксли, - бросает вызов общепринятой политической доктрине и предполагает, что Хилон насаждал эту политику против воли царей"006_28.
Борьба Аргоса и Спарты за лидерство
Спарта и Аргос - две родственные дорийские общины, чья государственность складывалась приблизительно в одно и то же время и одним и тем же способом - покорением местного додорийского населения. Государственное устройство этих общин тоже во многом было идентичным006_29.
Дорийский Аргос, который в VII в. наряду со Спартой доминировал в Пелопоннесе, очень рано стал главным источником агрессии для своих соседей, особенно на северо-востоке Пелопоннеса. Для таких государств, как Флиунт, Сикион и Коринф, Аргос представлял постоянную угрозу. Причины традиционной вражды Аргоса и Спарты заключались в том, что это были два самых сильных в военном отношении государства в южной Греции. Оба они претендовали на первенство в Пелопоннесе и готовы были силой оспаривать друг у друга спорные территории, входящие в сферу интересов как Аргоса, так и Спарты.
Для Спарты борьба c Аргосом далеко не всегда была удачной. Спартанцы оказались в тяжелейшем положении в 1-й половине VII в., когда Мессения еще не была полностью усмирена, а с севера уже шло широкое наступление аргосцев во главе с царем-тираном Фидоном006_30. Завоевания аргосского царя проходили под лозунгом возвращения "наследства Темена", десятым потомком которого он себя считал (Strab. VIII, 3, 33, p. 357-358). Согласно Страбону, наступление Фидона было настолько успешным, что он "лишил спартанцев владычества над Пелопоннесом, которое прежде им принадлежало" (VIII, 3, 33, p. 358).
Столкновение Спарты и Аргоса становилось неизбежным: ведь во власть Аргоса попали союзники Спарты, которых она не смогла защитить (Paus. IV, 24, 4; 34, 9). В 669 г. противники встретились в сражении при Гисии, которое закончилось полным разгромом спартанцев. После победы над спартанцами Фидону удалось завоевать часть спартанских владений, расположенных на восточном побережье Лаконии, включая остров Киферу (Her. I, 82; VIII, 73). С этого момента Аргос стал для Спарты самым опасным противником. Корабли Аргоса были способны угрожать Лаконии из Киферы. В древности даже ходил анекдот, будто бы эфор Хилон считал данный остров настолько опасным для Спарты, что желал видеть его утонувшим (Diog. Laert. I, 3, 71-72). Такое представление о Кифере сложилось у спартанцев, скорее всего, в тот период, когда этот остров действительно находился в руках врагов - аргосцев. Недаром, отвоевав данный остров, спартанцы впредь настолько беспокоились о положении тамошних дел, что даже учредили особую должность - киферодика (kuqhrodivkh"), магистрата, который ежегодно посылался на Киферу (Thuc. IV, 53, 2-3) и в качестве военного коменданта возглавлял постоянно присутствующий там спартанский гарнизон.
