Аристофан - Птицы

Геракл-владыка, это что за зверь такой?
Какой хохол! Какое оперение!

Кто звал меня?

Все боги олимпийские
Тебя, видать, трепали.

Издеваетесь
Над перьями моими? Был ведь, странники,
Я человеком.

Нам не ты смешон.

А кто?

Уж очень клюв твой нам забавным кажется.

Да это ведь Софокл в своей трагедии[7]
Меня, Терея, превратил в посмешище.

Так, значит, ты – Терей? Павлин иль птица ты?

Я – птица.

Если так, то где же перышки?

Повылезли.

Болезнь тому причиною?

Да нет. Зимою птицы перья старые
Теряют и отращивают новые.
Но кто же вы. скажите мне.

Мы смертные.

Где дом ваш?

Где суда стоят прекрасно.

Вы судьи, значит?

Нет, совсем напротив: мы
Враги судей.

Да неужели водится
У вас такое племя?

В селах, изредка.

А по каким делам сюда вы прибыли?

Тебя хотели видеть.

Что за надобность?

Ты прежде человеком был, как мы теперь,
Долгов имел немало, как и мы теперь,
И отдавать их не любил, как мы теперь.
Затем ты сразу обернулся птицею,
Вокруг земли летал, летал над морем ты,
И птичий ум в тебе и человеческий.
Вот и пришли к тебе с такою просьбой мы:
Ты город укажи нам, мягкий, войлочный,
Прекрасношерстный, чтоб тепло устроиться.

Побольше, чем Афины, ищешь города?

Зачем нам больше? Был бы поудобнее.

Наверно, ищешь ты аристократии?[8]

Нет, имя мне «Аристократ» не нравится.

В каком же поселиться хочешь городе?

В таком хочу, где нет забот насущнее,
Чем эта вот – придет приятель утречком
И скажет: «Ради Зевса Олимпийского
Прошу тебя с детьми ко мне пожаловать
Из бани прямо. Пир сегодня свадебный.
Смотри же приходи! А не придешь – так знай:
В свой черный день тебя не позову к себе».

Свидетель Зевс, охотник ты до трудностей.

А ты?

Я тоже.

До каких же именно?

Пускай отец смазливенького мальчика
Меня бранит, когда со мною встретится:
«Прекрасно, нечего сказать, с сынком моим
Ты поступил! Помывшись, из гимнасия
Он шел. Его ты видел. Ты не стал его
Ни целовать, ни лапать, ни тащить к себе.
И другом быть мне хочешь после этого».

Несчастный человек, желаешь гадостей.
Но, впрочем, город есть на вкус на этакий
На Красном море.

Нет, нет, нет, не надо нам
Приморских городов. А то у берега
Опять увидим судно «Саламинию».[9]
Не можешь ли назвать нам город греческий?

Так почему в Лепрей вам не отправиться,[10]
В Элиду?

Нет, хотя в Лепрее не был я,
Противен мне Лепрей из-за Меланфия.[11]

Тогда в Опунте поселитесь городе,[12]
В Локриде.

Чтоб я стал кривым Опунтием,[13]
Ты хочешь? Нет, ни за какие тысячи!
Про птичью жизнь нам расскажи подробнее,
Она тебе известна.

Жизнь приятная.
Во-первых, здесь без кошелька обходятся…

От многих, значит, бед и зол свободны вы.

Живем в садах, сезамом белым кормимся,
И мак едим, и миртовые ягоды.

Живете сладко, словно новобрачные.

Ого-го-го!
Судьба большая птицам предназначена
И власть. Я вижу все. Меня послушайтесь!

В чем слушаться?

Во-первых, вам не следует
Летать, разинув рот, куда ни вздумалось, –
Ведь это ж недостойное занятие.
Когда о человеке легкомысленном
Ты спросишь: «Что за птица?», то Телей тебе[14]
Ответит: «Это человек порхающий,
Пустой, непостоянный, непоседливый».

Свидетель Вакх, насмешка справедливая.
Но что нам делать?

Жить единым городом.

Какой мы город выстроим, пернатые?

Какой? О слово, слово неразумное!
Взгляни-ка вниз.

Гляжу.

Теперь наверх гляди.

Гляжу.

Теперь вперед, назад и в стороны.

Пожалуй, этак шею я свихну себе.

Что видел?

Облака и небо видел я.

Так разве это птицам не прибежище?[15]

Прибежище? Как так?

Ну, пусть пристанище.
Но потому, что небеса вращаются
И прибегают снова к месту этому,
Оно и называется «при-бе-жи-ще».
Здесь поселитесь, возведите стены здесь
И место это назовите городом.
Людьми вы править станете, как мошками,
Богов мелийским голодом погубите.[16]

Как?

Воздух между небом и землей пролег.
К примеру, мы, в Дельфийский храм направившись,[17]
Должны у беотийцев пропуск выправить.
Вот так же боги пусть вам платят пошлину
За то, что дым до них доходит жертвенный,
А если вдруг они платить откажутся,
Не пропускайте дыма через город ваш.

Вот это да!
Клянусь землей, силками, петлей, тучами,
Я замысла не слышал остроумнее!
С тобою вместе город заложил бы я,
Когда бы птицы согласились прочие.

А кто ж им объяснит затею нашу?

Ты.
Теперь они давно уже не варвары,
Я с ними жил и языку их выучил.

Но как ты созовешь их?

Легче легкого.
Сейчас войду в кустарник густолиственный
И разбужу жену свою, Соловушку.
Мы вместе птиц покличем. Наше пение
Услышать стоит им – примчатся тотчас же.