Лайза Пикард - Викторианский Лондон
Успех викторианского стремления к образованию виден в цифрах проводившихся каждые десять лет переписей. В 1845 году 33 % мужчин и 49 % женщин были неграмотны. К 1871 году эти цифры снизились до 19 и 26 процентов: несомненно, выдающееся достижение.[788]
Глава 20
Женщины
Для женщины неимущей всегда находилась работа. Речь идет не о домашней работе, производимой в убогом жилище, где помимо ее семьи, возможно, ютились еще несколько. Она стремилась выбраться из дому и, по возможности честным путем, заработать хоть пенни. Одна женщина мыла посуду в дорогом ресторане на Лестер-сквер с полудня и до 10 вечера, находясь в «низком, неотделанном подвальном помещении, где дурно пахло… без окон, освещаемом ярким газовым рожком… Рядом с одной стороны находилась кладовая с висящими там тушами, с другой — общий мужской туалет».[789] В пабах, отелях, ресторанах работали посудомойками множество женщин.
Всегда можно было найти сдельную работу, вроде склеивания спичечных коробков или натяжки ткани на зонтики, но за это платили ничтожно мало. Сдельщицы выполняли на дому завершающие операции по изготовлению цилиндров — обтяжку шелком и скрепление. Склады близ Биллинсгейта отпускали мешковину девушкам, и те «несли на головах тяжелые тюки» в Бермондси, где они жили, чтобы изготовить мешки.[790] Среди подметальщиков женщин было мало. Четырнадцатилетняя девочка подметала участок от памятника королю Карлу на Чаринг-Кросс и до Спринг-гарденз. «Она ловко орудовала метлой под колесами движущихся экипажей и повозок… и всегда была готова помочь перейти улицу нерешительной леди или слабонервному джентльмену. Сделав книксен, она вежливо говорила: „Позвольте, я вам помогу“ и протягивала руку, опираясь на свою порядком истрепавшуюся метлу».[791]
Некоторые девочки побойчее даже отваживались конкурировать с мальчишками и продавали на улицах газеты, «бегая за омнибусами».[792] Девушки, живущие в Кларкенуэлле, занимались изготовлением искусственных цветов для больших магазинов в Сити и Вест-Энде. Они медленно отравляли свой организм мышьяком, который использовался для придания листьям красивого зеленого цвета.[793] Тогда была мода на цветы, как бы покрытые инеем, который изготавливали из толченого тонкого стекла. При рассеивании порошок прилипал к ткани, а его частицы поднимались в воздух и разрушали легкие девушек. «Те, что послабее, умирали от скоротечной чахотки».[794]
В швейном производстве, где изготавливали дешевое готовое платье и униформу, работали тысячи женщин: согласно переписи 1849 года, свыше «11 000 женщин моложе 20 лет». На одном только армейском складе обмундирования в Пимлико трудились свыше 700 женщин. Одна из работниц рассказывала Мейхью, что за шесть рабочих дней она зарабатывает почти 6 шиллингов, но из них 2 шиллинга 6 пенсов еженедельно расходуется на уголь, чтобы разогревать утюги для глажки. Сорочки оплачивали из расчета 6 шиллингов за дюжину, но швея могла изготовить за день только одну сорочку, к тому же приходилось платить за нитки и пуговицы, а зимой и за свечи, так что чистый заработок редко составлял более 2 шиллингов в неделю. Брюки оплачивались лучше, 10 шиллингов за дюжину, но поскольку необходимые швейные принадлежности закупали за свой счет, в неделю удавалось заработать только 4 шиллинга 5 пенсов и изготовить восемь штук.[795] Мейхью рассказывал о собрании женщин, работниц швейного производства, в 1849 году. На встречу собралась тысяча швей, там же оказался лорд Шафтсбери, (без приглашения), который высказал мнение, «что единственным выходом является эмиграция».[796]
Изобретение в 1856 году швейной машинки намного улучшало условия труда швей, если они овладевали новой техникой. Во втором отчетном докладе Комиссии по вопросам детского трудоустройства в 1864 году говорилось:
Швейная машинка… теперь выполняет работу, которая некогда считалась трудной и низкооплачиваемой; за долгий рабочий день взрослой женщине удавалось заработать лишь 4–6 шиллингов в неделю, как в наиболее бедных отраслях… Заработная плата тех, кто пересел за швейную машину, в среднем составляет 14–16 шиллингов в неделю… Появление швейных машин вызвало необходимость привлечения в отрасль подростков и девушек, которые обычно начинают работать с 14 лет.
Помимо этого, принятое постановление «узаконило» для них полный рабочий день.[797] Что же ожидало пожилых женщин, которые до той поры с трудом зарабатывали на жизнь шитьем?
Для продвижения по социальной лестнице имелось множество вакансий буфетчиц и официанток. Если женщине удавалось хорошо выглядеть, она могла получить место контролера в Лондонской генеральной компании омнибусов и ездить круг за кругом по столичным маршрутам, чтобы проверять, не жульничает ли кто-нибудь из кондукторов.[798] Если женщина рассчитывала получить место кормилицы — разумеется, при условии, что у нее было молоко, а свой ребенок либо умер, либо отдан на воспитание, и она готова выкормить ребенка другой женщины, ей нужно было иметь респектабельный вид, а главное, располагать к себе и быть полной. Санитарки и сиделки требовались в лечебницы работных домов и в общественные больницы. В 1860 году Флоренс Найтингейл открыла школу-интернат для медицинских сестер.
Общество содействия трудоустройству женщин призывало их становиться клерками, телеграфистками, продавщицами и сиделками, но «устройство английского общества таково, что количество приличных мест работы для женщин среднего и низшего классов очень невелико».[799] В Сити находилось 4–5 торговых домов, которые принимали женщин на должности клерков, но, разумеется, выплачивали им меньшее жалованье, чем мужчинам, выполнявшим ту же работу: мужчины получали 1 фунт в неделю, а старший клерк-женщина — 30 шиллингов. В типографии Виктории на Фаррингдон-стрит вместе с мужчинами работали 14–15 наборщиц.[800] В 1850 году электротелеграфная компания приняла в штат шесть женщин-операторов, и начинание оказалось столь успешным, что к 1870 году в лондонских отделениях компании работали уже 200 женщин.[801]
Если девушки жили в одном из общежитий Ассоциации молодых христианок, считалось, что им повезло. Первое такое общежитие было создано в 1855 году для медсестер Флоренс Найтингейл, отправлявшихся на Крымскую войну. К 1863 году имелись уже четыре подобных общежития, предоставлявших «проживание в домашней обстановке на христианских принципах и за умеренную плату [10 шиллингов 6 пенсов в неделю за полный пансион, библиотеку с абонементом и другие удобства] для девушек приехавших в Лондон на заработки из сельской местности».[802]
Было подсчитано, что в 1851–1871 годах количество рабочих мест для женщин возросло на 33 процента, за те же два десятилетия мужская занятость увеличилась на 67 процентов.[803] Однако это было только начало.
Магазины все более нуждались в персонале, а представители среднего класса находили все больше способов тратить деньги. Сначала продавцы, как правило, проживали в комнатах над магазином, но по мере того, как развивалась торговля и повышалась репутация модных лавок, продавцы стали жить в расположенных поблизости общежитиях, куда легко можно было дойти пешком. Однажды воскресным вечером Манби познакомился в Гайд-парке с продавщицей из магазина тканей. Там работали восемь продавцов: четверо мужчин и четыре женщины. За исключением одного мужчины все жили там же. В их распоряжении была комната в полуподвальном этаже рядом с кухней и небольшая гостиная в верхней части дома. «Порой, только спустишься пообедать, тут же звякает входной колокольчик, и приходится отправляться к покупателю, не успев отведать ни кусочка». Рабочий день продолжался с 8 утра до 9 вечера. «Я стояла за кассой; у нас была еще одна, и там работал мужчина… По воскресеньям мы обедали вместе с хозяином; мы шли в церковь и в обеденное время должны были находиться дома, если только заранее не отпросились, но воскресные вечера с 6.30 до 11 были в нашем распоряжении». Ей платили 20 фунтов в год, с перспективой увеличения жалованья в следующем году, а потому ее замечание нисколько не удивляет: «Это очень хорошее место… В рабочее время мы должны быть хорошо одетыми, но хозяин не хочет, чтобы мы выглядели слишком уж нарядными». В течение двух-трех лет она числилась ученицей, так что в общей сложности проработала в магазине шесть лет.[804]
Патриархальный стиль управления персоналом, по-видимому, был весьма распространен. Все 19 служащих у Роберта Сейла в Кембридже жили здесь же. До открытия магазина надо было подмести пол и стереть пыль с прилавков и витрин. «Каждый служащий обязан был платить не менее одной гинеи в год на церковные нужды и посещать воскресную школу. Раз в неделю мужчинам предоставляли свободный вечер для свиданий, либо два, если они регулярно посещали молитвенные собрания». Копия договора об ученичестве 1885 года являет собой любопытную смесь средневековых форм: «…упомянутый ученик… обязуется не посещать таверны и игорные дома» — и современных: «упомянутый ученик обязуется… (1) полностью воздерживаться от алкогольных напитков, (2) регулярно посещать утренние и вечерние службы в приходской церкви, (3) ежевечерне присутствовать на семейных молитвах и (4) до 10 вечера обязательно быть дома, если не получено специальное разрешение от фирмы».[805]
