Сергей Кучеренко - Рыбы у себя дома
Своеобразный класс круглоротых распадается на два подкласса — миноги и миксины. Последние в пресных водах не встречаются, а из 30–32 видов миног два обитают в Амуре: тихоокеанская проходная и ручьевая.
Не только на змею похожи эти миноги, но и на очень больших водяных червей, которые обзавелись двумя невысокими плавниками и семью парами жаберных мешков, каждый из которых связан с водой особым отверстием (отчего их называют семидырками)… А о странностях их образа жизни поговорим при рассмотрении упомянутых двух видов в отдельности.
Проходная тихоокеанская минога довольно крупна: обычно длина взрослых самцов составляет 35–50 сантиметров, самки на 2–3 сантиметра больше, средний вес 80–90 граммов. Но среди этой рядовой братии встречаются экземпляры в 300 с лишним граммов, вытянувшиеся за 60 сантиметров. Сам таких видел.
Взрослая минога, вошедшая в Амур, сверху темная, вернее, темно-серая с прозеленью, а брюшко желтоватое. Еще набирающиеся сил в море имеют серую, с металлическим блеском, спинку и серебристо-белое брюшко.
А теперь об образе жизни этих змееподобных рыб. Во взрослом состоянии они обитают в умеренных широтах Тихого океана, в его прибрежных водах. И живут там два года, вырастая, набираясь сил и готовясь к первому и последнему нересту за тридевять земель от моря.
Живут не очень «прилично»: паразитируют. Отыскивают жертву и присасываются к ней воронкой, вгрызаются в тело и с помощью мощного языка тянут не только кровь и соки, но и мышечную ткань несчастной. Паразиты эти «квалифицированные»: выделяют специальные антикоагулирующие вещества, и кровь жертвы теряет живительную способность в ранах свертываться. К тому же вырабатывают особые ферменты, разрушающие не только красные кровяные тельца, но и разлагающие ткань жертвы. В кишечник миноги, представляющий элементарно простую прямую трубку, поступает бурая масса из крови и перетертого мяса.
Жертвами этих рыб оказываются крайне разноразмерные обитатели моря — от корюшки до акулы. Пишут, что набираются они наглости присасываться даже к киту. Но больше всего достается наваге, сельди, окуням, горбуше, кете… Мелкая рыба гибнет в несколько дней, крупная страдает дольше. А тем бедолагам, кому посчастливится остаться в живых, приходится долго мучиться открытыми ранами, разъедаемыми соленой морской водой. Кета уносит их незажившими, даже загноившимися, за тысячи километров от моря.
Особенно усердно и жадно кормятся-разбойничают миноги вблизи устьев рек, по которым им суждено совершить долгий марафон, чтобы оставить потомство и погибнуть. И потому усердно и жадно, что нужно им зажиреть, накопить сил на дальний трудный путь встреч течению — до 1000–1300 километров и еще поболее, на «доводку» продуктов размножения до окончательной готовности, на трудный нерест, на многомесячный голодный пост.
В лимане Амура созревшие миноги начинают скапливаться, привыкая к пресной воде, во второй половине лета, а в середине августа их огромные плотно сбитые стада входят в реку. Напротив Николаевска массовый ход этой рыбы бывает в конце сентября — начале октября, затухает же он там до самого ноября.
Амур, как известно, в низовьях широк и могуч, и миноги стремятся идти против течения боковыми потоками. Идут косяками длиною в несколько километров, но узкими и плотными жгутами. И стараются идти больше ночами, избегая не только солнца, но и лунного света. Однако это вовсе не означает, что днем они где-то прячутся да отстаиваются, — мигрируют и днем, сам видел. Но интересно и то, что в кромешной темноте минога плывет свободно: ученые предполагают, что имеется у нее своеобразный радар.
Сначала движутся эти странные существа к своим колыбелям неспешно — 3–5 километров за ночь, но день ото дня, будто распаляясь, темпы этого странствия растут.
Минога не так сильна и стремительна, как кета, и преодолеть в сутки 15–20 километров — предел ее физических возможностей. «Средний ход» — около 10–12 километров за 24 часа. Не вся эта рыба идет собственно Амуром — много ее расходится по крупным притокам и протокам. Какой-либо участок дружно минуют за 2–3 недели, а потом еще почти столько же тянутся отставшие — видимо, самые слабые особи.
Основные нерестилища миноги в Амуре находятся напротив устья Уссури и Амурской протоки, хотя одолевает она частью своих косяков еще несколько сот километров выше. На всю долгую-долгую дорогу от моря до нерестилищ уходит до четырех месяцев.
Под Хабаровском минога появляется в декабре, у устья Сунгари — в январе. И так много уже истрачено сил, что пока не до нереста: теперь нужно основательно отдохнуть, и отдохнуть на остатках морских запасов, потому что есть им уже и незачем, и нечем: внутренние их органы переродились, атрофировались, кишечник напрочь дегенерировал.
Эту закавыку трудно пока объяснить: добрались в первой половине зимы, а икромет — весною. Проще уяснить, где берут силы без какого-либо питания. В покое рыбы, как существа пойкилотермные, тело свое согревающие очень незначительно, расходуют энергию чрезвычайно экономно. Что минога! Вон озимая семга в европейских реках почти целый год дремлет на глубине, ожидая свой срок икромета, и ничего не ест. И озимая белуга в Волге…
Нереститься наши странники начинают обычно в апреле, выбрав глубокие участки рек с галечниковым грунтом и быстрым течением. Самцов и самок у них в среднем поровну, и брачными партнерами обычно обзаводятся все. Каждая пара приступает к рытью гнезда в виде продолговатых ямок. Строит в основном он: присосавшись ротовой воронкой к гальке, поднимает ее, опираясь на заднюю часть тела, напружинив переднюю, и рывком отбрасывает в сторону. Одну, другую, третью… Сотую… И когда контуры гнезда станут вполне зримыми, а на его дне окажутся лишь мелкие камешки да песок, он крепится головой к какому-нибудь надежному предмету у верхней части «колыбели» и резкими, еще сильными змеевидными движениями постепенно углубляет ее, периодически передыхая.
А подруга в то время, сберегая силы для заключительных аккордов жизни, медленно, как бы торжественно плавает над гнездом и его строителем и изредка не то возбуждает его, не то поощряет прикосновением своего брюшка к его темечку… Непрошеных гостей и соперников решительно гонят прочь — у миног третий непременно лишний…
И все же на завершающей стадии рытья гнезда, как бы сжалившись над партнером или выдохнувшись в нетерпении, самка тоже принимает участие в строительных работах. А потом она присасывается к вершине гнезда, а он — к ее голове. И обвивается вокруг нее, и сжимает… И на последнем дыхании они дают начало десяткам тысяч новых миножьих жизней.
Икринок бывает от 50 до 165 тысяч, в среднем 90–95, но, разумеется, далеко не в каждой вспыхивают бурные процессы развития, потому что не все яйцеклетки оплодотворяются, потому что не все оказываются дозревшими в утробе матери, потому что не все задерживаются в гнезде и часть уносится водой, потому что… Множество этих «потому что». А необратимо истощенные и вконец измученные родители отрешенно забиваются под камни, коряги, меж крупной гальки и медленно умирают.
…Через несколько недель из икринок вылупляются крошечные червячки личинок. Сначала они прячутся под камнями и в песке, но все-таки потом вылезают и подхватываются течением, разносятся им по безбрежным амурским просторам. Постепенно они оседают на дно тихих, лишь слегка или временами проточных заливов и проток. И непременно на илистое дно, в котором им предстоит жить долго. Заканчивается этот процесс распределения личинок по Амуру к июлю.
Их зовут пескоройками, а вернее было бы сказать — илоройками. Они очень похожи на вьюнов, но что это не вьюн, понять легко: хотя бы по тому, что у личинок-пескороек нет парных плавников, и глаз не видно, и рот не как рот, да еще в странных ворсинках, и жабры совсем не рыбьи… И очень они светло окрашены — в белое или светло-серое…
На взрослых миног тоже мало смахивают: присасывательной воронки нет, и глаза не видны…
Важно еще раз подчеркнуть: живут личинки миноги в иле. Стоит обратить внимание, как они вбуравливаются в ил: приподнялась, ткнулась головой, изогнулась штопором, крутанулась — и нет ее. А копни в том месте — уже не найдешь: она успела убежать далече — теперь в горизонтальном направлении.
Своеобразно питаются эти пескоройки. Втягивают в себя с током воды через четырехугольный рот со странной нависью козырька-губы ил и отфильтровывают из него съедобное очень примитивным кишечником всего в половину собственной длины тела.
Растут и развиваются пескоройки до невозможности медленно. Рыбке уже семь месяцев, а она всего-навсего в полтора сантиметра и удваивает длину лишь к году. Даже двухгодовалая пескоройка всего лишь со спичку или чуток побольше, а трехлеток едва дотянул до дециметра. И потому нашему странному илоеду требуется долгих 4–5 лет для того, чтобы подготовиться к переходу в стадию взрослой рыбы.
