Григорий Панченко - Горизонты оружия
Вывод, скорее всего, верный, но… поправим не только Плутарха. Гладиаторское вооружение чаще всего адаптировано к условиям поединка на арене — а не воинского сражения или тем паче воинского похода. Очень тяжелые шлемы, хорошо защищающие лицо (и всю голову до плеч!), но ограничивающие поле зрения, малопригодные для действий в строю и марш-броска. Доспехи, отлично, лучше армейских, предохраняющие от «нелетальных» ранений — но умышленно открывающие убойные места (руки прикрыты, дабы скользящие удары не привели к тому, что зрителям придется раньше времени прервать лицезрение фехтовальных чудес, — а вот грудь не защищена, спина тем более). Клинки довольно часто не только лишены острия — это как раз скорее исключение, — но из-за слабой закалки легко гнутся, слишком коротки или вычурно, не по-боевому, искривлены: специально чтобы не нанести СМЕРТЕЛЬНУЮ рану при первом же верном попадании.
Последнее слегка прокомментирую. В ряде прежних «оружейных» работ я писал о том, что определять длину античного клинка по его изображению на античной же мозаике, рельефе и т. п. надо с большой осторожностью: практически всегда «виртуальный образ» существенно уступает реальности. Вообще-то так и есть, но… снова поправим кое-кого, на сей раз не Плутарха и не Валентинова. Археология подтверждает: многие гладиаторские мечи, формой близкие к легионерскому гладиусу, — «содержанием», т. е. размерами, уступали ему этак вдвое. В других же случаях различие затрагивало и форму. Кривой меч-ятаган (махайра, копис, фалката, тот же фракийский меч, который «по уставу» вроде бы был положен Спартаку) — оружие страшное что в конной, что в пешей рубке. Но и тут у гладиаторов в руках чаще всего — укороченные, облегченные разновидности, скорее с «сабельной», чем с «ятаганной» заточкой, — что при тех параметрах и материале клинка колющему удару отнюдь не помогало, да и рубку лишало «разваливающего» эффекта, сводя ее скорее к нанесению резаных ран.
На редкость полная защита головы и «рабочей» руки, столь же полная незащищенность корпуса — и… ослабленный, не слишком боевой вариант «фракийского меча» в качестве наступательного оружия
Именно тут никаким гуманизмом и не пахло: все эти ухищрения — та же «забота о публике». Современно выражаясь, «оборудование для спецэффектов», позволяющих оттянуть простой и грубый финал, украсить бой кровью множества «лишних» ранений. Да, такого оружия и впрямь можно стыдиться, как тюремной робы, — и, вне зависимости от эмоций, при первой же возможности заменять его общевойсковыми образцами!
* * *Кроме зрителей живых, предполагался все-таки и «взгляд с того света» — поскольку начало классической гладиатуры, как ни крути, привязано к заупокойным играм. Мы уже говорили, что «виновникам торжества», кажется, был важнее процесс, чем результат: непременная смерть участников им не требовалась, оружейные спецэффекты тоже интересовали мало. Так что же им было нужно?
Тут действительно есть резон первым делом вспомнить об этрусках, у которых погребальная церемония сопровождалась поединками рабов (скорее — обращенных в рабство пленных): друг с другом и с животными (о чем еще скажем). Но… Во-первых, не факт, что это всегда были рабы, а не родичи и не «братья по оружию» — им, возможно, подобало вот так почтить память покойного. Во-вторых, этрусская тризна вообще-то включала в себя массу ритуальных действий: и классические жертвоприношения (в последнюю очередь — людей, но если да — то уж точно пленных рабов!), и разного рода «половецкие пляски»… И наконец, почти точные аналоги греческих спортивных состязаний (явно у эллинов позаимствованные!), включая бокс, борьбу, метание диска… На уровне современных знаний очень трудно определить, где заканчивалось все это — и начинались сугубо протогладиаторские игры. Думается, сие мудрено было определить и самим этрускам. А также, пожалуй, и остальным италийским народам (включая непосредственных предков римлян), у которых тоже что-то подобное бытовало — хотя, может, и не в полном комплекте.
Да и надо ли «зацикливаться» на Италии? Еще у самого Гомера мы встречаем аналогичные сцены, когда на тризне происходит и жертвоприношение пленных, и сопровождающиеся раздачей ценных наград гонки на колесницах, состязания лучников, борцов, бегунов, бойцов при полном оружии (!)… Правда, последних «развели», опасаясь смертельного исхода для обоих: ведь они мало сказать не рабы, но даже не рядовые воины — а знатнейшие и прославленнейшие военачальники, герои, цари! А самые серьезные, без малого смертельные травмы в ходе этой же тризны получает… один из кулачных бойцов. Причем его противник-победитель изображен почти сатирически — никакой он не герой и не великий воин, а звероподобная груда мускулов, пригодная лишь для таких вот «условных» поединков. Вполне гладиаторское отношение к персонажу!
Эта сцена почти один к одному перекочевала из «Илиады» в «Энеиду». Ну, что Вергилий занимался плагиатом — ладно, боги (римские и греческие) ему судии. Важно другое: римские читатели воспринимали его писания не как «историческую фэнтези», а как «исторический роман», фантастикой им это не казалось, они и по другим преданьям знали о таких вот «многокомпонентных» тризнах. Звериной травли тут, правда, не видно — но она и у этрусков бывала в лучшем случае через раз.
То есть протогладиатура «растворена» во многих древних мистериях, совсем не обязательно являясь самой зловещей их частью. Если же считать все такие мистерии демоническими — то, пожалуй, мы слишком далеко зайдем. Ну да, да, что-то от жертвоприношения там было, как иначе чтить богов и предков? что, в наше время научились обходиться СОВСЕМ без «однокоренных» элементов (ну, проанализируйте до донышка ритуалы и обычаи, принятые в современном обществе!)? и почему вдруг само наличие такого элемента предполагает жертвоприношение ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ? Если так, то ведь и вся европейская драматургия происходит от специфически афинского жертвоприношения Дионису (от которого дважды в году полагалось «откупаться» пьесами), и весь спорт — от аналогичного же жертвоприношения Зевсу Олимпийскому…
Едва ли мы ошибемся, предположив: рост масштабов гладиатуры, превращение ее в необходимый элемент функционирования государства, в общенациональный допинг — все же из серии «это нужно не мертвым, это нужно живым». Хотя толпа, исступленно требующая все новых и новых игр, равно как верховная власть, идущая навстречу этим требованиям, вполне может убедительно объяснить себе, насколько это необходимо для душ отдельно взятых предков или «коллективной души» страны.
(Опять-таки: у фантастики, в отличие от реальности, есть возможность и иной мотивации!)
Так что Август, постаравшись чуть-чуть скорректировать ситуацию, действительно совершил едва ли не подвиг. В дальнейшем уже почти никакой император не решался накладывать на зрителей вообще какие-либо ограничения: безопаснее было лишить народ хлеба, чем зрелищ…
* * *«…Имя “Спартак” действительно существовало, но не во Фракии. Имя это — греческое и не такое уж неизвестное. Вот только людей этим именем не называли. И вот почему.
Была в Греции такая богиня — Артемида. Как-то увидел ее возле ручья охотник Актеон. Богиня в это самое время изволила водные процедуры принимать. Заметила Артемида, что за нею подсматривают — озлилась. Озлилась и Актеона в оленя превратила. Псы же Актеоновы, хозяина не распознав, на клочья беднягу разорвали.
История известная. Менее известно, как псов Актеона звали. А звали их так: одного Омарг, второго Борес, а третьего… Одни авторы пишут “Спарт”, а вот другие — “СПАРТАК”.
Так неужели “Спартак” — собачья кличка? Неужели нашего великолепного парня звали Бобиком?»
А. Валентинов. «Спартак»Насчет «собачьего» имени — пожалуй, можно согласиться! Хотя, по мне, это не имя, а порода. Как раз римские мастера художественного слова, пересказывая данный миф, имя-кличку «Спартак» не называют, по-моему, ни разу — зато упоминают примерно на этом месте пса «лаконской (т. е. спартанской!) породы». В общем, вождь восставших получил прозвание примерно в том же духе, как главный герой романа Ф. Разумовского «Волкодав» или даже М. Семеновой «Смилодон»… ой, кажется, наоборот.
Своры таких вот специально обученных псов обычно имели профессию охотничью (включая и травлю опасного зверя) или охранную (вплоть до патрулирования окрестностей военного лагеря). Но они же составляли довольно распространенную принадлежность «крутой» гладиаторской арены. Причем использовали их не только против животных…
Звери и бестиарии «в одной упряжке», на одном «поводке»
