Григорий Панченко - Горизонты оружия
Так что вряд ли случаен тот факт, что гладиаторские игры в самых «элладоцентричных» краях все-таки укоренились: и довольно скоро, и очень прочно. Причем оружие с «ограниченной убойностью» на них в конце концов стало применяться не чаще, чем в собственно Риме — и городе, и стране.
Нет, это не космонавт и не водолаз в скафандре, а гладиатор в лишь слегка утрированном снаряжении
Кстати, Логинов еще, пожалуй, проявил милосердие: иные типы «боксерских перчаток», в которых сражались на аренах римских амфитеатров, представляли собой уже не ременную обмотку со свинцовыми бляхами, а подлинные кастеты-накулачники. По убойной силе они превосходили многие образцы вооружения «утренней смены», да и иные из «дневных» мечей (например, те, у которых были милосердно срезаны острия).
Неудивительно, что такие поединки порой были пострашнее гладиаторских боев (во всяком случае, в период ранней империи, когда гладиаторы демонстрировали не резню, а фехтование: без стремления непременно убить противника, с нередкой пощадой побежденного и т. д.). Вот, например, что говорит один из римских историков (Светоний) об императоре Августе, причем говорит в похвалу, высоко оценивая императорский гуманизм и заботу о духовных ценностях народа:
«Женщинам он даже на гладиаторские бои не дозволял смотреть иначе, как с самых верхних мест, хотя по старому обычаю на этих зрелищах они садились вместе с мужчинами. Только девственным весталкам он предоставил в театре отдельное место напротив преторского кресла. С атлетических же состязаний он удалял женщин совершенно; и когда на понтификальных играх народ потребовал вывести пару кулачных бойцов, он отложил это на утро следующего дня, сделав объявление, чтобы женщины не появлялись в театре раньше пятого часа».
Тут несомненный интерес представляет факт, что именно император считал наименее подходящим для женского взгляда…
Приходилось мне встречать мнение, что это он проявил августейшую заботу не столько о вообще нравственном облике римских матрон, сколько об их целомудрии. Потому что боксеры сохраняли олимпийские традиции и в смысле костюмов — т. е., кроме боевых перчаток, на них, в общем, ничего и не было. Едва ли, однако, дело в этом: ведь попытки оградить матерей семейств от лицезрения гладиаторов даже предшествуют их «недопущению» на кулачный бой. К тому же и набедренная повязка в среде древнеримских спортсменов-постолимпийцев не была полностью запретным предметом (хотя выступавшие на аренах Рима греческие атлеты видели в ней явственный признак морального упадка — куда более вопиющий, чем использование перчаток-кастетов).
Вопрос о спортивном костюме, конечно, глубоко «смежный», но дело тут не только в италийском «акценте»: на состязаниях, проходящих в отдаленных греческих городах-колониях, древние принципы тоже соблюдались не всегда! Эллинская метрополия считала такой подход симптомом варваризации — и пуритански боролась с набедренными повязками (но не с перчатками-кастетами!), не допуская их на арены «старых», уважаемых стадионов с хорошей репутацией. Уж там-то — в Коринфе, Дельфах, Немейе, Александрии и, конечно, самой Олимпии — даже римлянин, пожелай он участвовать в играх, оказался бы вынужден «надеть» костюм, который носил Ахиллес во время погони за черепахой.
Но и на таких стадионах в «эпоху развитой античности» этика, техника, да и перчатки кулачных бойцов очень сильно отличались от раннеолимпийских. Что бы такие боксеры о себе ни думали, реально они почти полностью стали «гладиаторами кулачного боя»: даже в регионах, гордящихся своей эллинской духовностью, противопоставляемой — фи! — римскому хамству. Кстати, такие «противопоставления» в позднеантичном — и уже достаточно космополитичном — мире привели к неожиданным результатам: греческие спортивные общества вдруг стали рассадниками агрессивнейшего реакционерства по типу боевых организаций НСДАП, РНЕ и т. д. А гладиатуре они если и противостояли, то не из-за ее жестокости, но скорее как «конкурентному явлению», отвлекающему молодежь от подлинно важных национально-культурных задач.
Пламенный привет коричневым «Штурмовым отрядам» от красного «Союза Спартака» (гм…)! Пожалуй, протянув ассоциативную цепочку, мы тут и до арканарских серых дотянемся. Дальше цветовую гамму уж лучше не просматривать. Но именно тут вспомним: одна из причин нелюбви к гладиаторам — в том, что они, находясь на службе власть имущих, действуют как «черный спецназ», киллеры, «силовые структуры», не подконтрольные никому, кроме собственного хозяина.
М-да, похоже, вопрос оказался не таким уж «смежным»… И, безусловно, представляющим интерес для фантастики — с ее возможностью строить модели иных миров, иных цивилизаций.
А раз так — то не проанализировать ли для начала «гладиатороподобные» (но не собственно гладиаторские!) игрища в нашем мире?
Во-первых, они имели место в ойкумене не просто «околоримской», но и, прямо скажем, антиримской. Тот же Ганнибал ими баловался: правда, выставляя на них не самих пленных римлян (как то сказано в «Спартаке»), а их сознательных или случайных союзников из числа горских племен, пытавшихся остановить карфагенскую армию в ее беспримерном переходе через Альпы. Да и во время Иудейской войны пленных легионеров порой выставляли на импровизированную арену.[13] Тут, пожалуй, и вправду имеет место «подражание врагу». Плюс чисто практические сложности, всегда возникающие во время войны с неприятелем, который не просто обладает колоссальным численным превосходством, но и постоянно стремится перейти в наступление — а у вас нет сил держать большую охрану, нет и далеких надежных тылов, куда теоретически можно угнать пленных, чтобы они вдруг не превратились в «пятую колонну». Кстати, эти сложности и у Спартака имели место — так что его обращение с пленниками по сути можно расценить как «вынужденную необходимость». Но вот по форме… По гладиаторской форме…
Хотя одного у такой вот квазигладиатуры не отнять: она действительно атрибут военного времени и воинского быта. И зрители — не «штатская» толпа, требующая хлеба и зрелищ, но те, над кем право войны довлеет в полной мере. Люди в чрезвычайных обстоятельствах. Не оттого ли сквозь привычную, неосуждаемую жестокость вдруг может проступить и какое-то мрачное благородство? Тот же Ганнибал ознаменовал такими играми завершение одного из наиболее тяжких этапов альпийского пути; а победившим в поединках (да, речь шла не о схватке «отряд на отряд», но о множестве «парных» схваток, проводившихся одновременно, на глазах у всего Ганнибалова воинства) он пообещал свободу, коня и припасы в дорогу. К величайшему смущению римских историков, это обещание карфагенянин выполнил. А ведь он имел дело со смертельными врагами, уже успевшими причинить его войску существенный урон…
Гладиатор категории «самнит». Вместо положенного «по уставу» меча у него — короткий тесак
Наверно, тут самое время вспомнить, что другое проявление подобной окологладиатуры (уже совсем никак с Римом не связанное) — чисто добровольные, даже почетные бои, которые дают друг другу представители воинской элиты[14]. Нет, не о дуэлях и не о турнирах речь — хотя корни турниров, безусловно, отсюда тоже растут. Просто в самых разных цивилизациях и в разное время считалось приличным участвовать в таких вот состязаниях: не всегда (но часто!) совсем уж боевым оружием, не всегда без ограничений, скорее до раны или обезоруживания, чем до смерти, — но было такое. Все страны Востока, причем не только Дальнего и Древнего: от мусульманских регионов до Индии XIX в. (княжества Раджпутана и Лакхнау)… уже вполне христианская Византия… Европа всех степеней средневековости (включая эпоху «Роб Роя» — опять имею в виду высокоточную кинематографическую реконструкцию, а не литературный первоисточник, где сэр Вальтер любимых хайлендеров куртуазно причесал и завил, явно считая, что незачем изображать их совсем уж лицами горной национальности)…
У фантастики выбор вариантов еще шире!
А раз уж мы заговорили о соотношении боевого и гладиаторского (пусть даже «в широком смысле») оружия — продолжим эту тему:
«Плутарх:
“Прежде всего гладиаторы бросились на пришедший из Капуи отряд и, захватив много настоящего военного оружия, с радостью переменили на него свое прежнее вооружение, презирая его как позорное и варварское вооружение гладиаторов”.
<…>
А Плутарха слегка поправим. Хорошо ему в мирной Греции о “позорном и варварском оружии” рассуждать. В бою не до сантиментов, и брали гладиаторы то, что больше по руке. Значит, немало было среди них тех, кто к настоящему оружию привык».
