Алексей Ерофеев - Откуда приходят названия. Петербургские улицы, набережные, площади от аннинских указов до постановлений губернатора Полтавченко
Точно так же в Шувалове многие улицы носят имена членов семьи графов Шуваловых (кого же еще?): Петровская, Софийская, Елизаветинская, Семеновская, Варваринская, Александровская… Софьей звали мать землевладельца Павла Андреевича Шувалова, Варварой – бабушку, Елизаветой – сестру, Александрой – племянницу, Петром и Семеном – дядьев. Когда по другую сторону железной дороги возникла еще одна Семеновская улица, уже по фамилии домовладельца Семенова, ее стали называть 2-й Семеновской.
В итоге в городе образовалось множество одноименных топонимов – Андреевских, Екатерининских, Михайловских… В советское время с ними активно боролись, но, как видим, побороли не все. Кому совсем не повезло, так это восьми Николаевским улицам. То, что, говоря словами Вадима Шефнера, «Колей звали последнего царя кровавой династии Романовых», как раз мало кого волновало, но в 1934 году некий Леонид Николаев застрелил первого секретаря Ленинградского обкома С.М. Кирова, и потому было предписано переименовать все Николаевские улицы как «созвучные с именем врага народа». Николаевская улица у Преображенского кладбища стала, как вы помните, Тихой; Николаевская улица в Коломягах – Березовой; Николаевский проспект в Пискаревке – проспектом Мечникова; Николаевская улица в Пороховых – Опытной…
Последнее название можно понять (поблизости находились опытные мастерские Порохового завода), но посчитать удачным – вряд ли. Соседние улицы – неопытные, что ли?
В разряд «вражеских» попало еще несколько имен. Зиновьевская улица (ныне – Беломорская), Муравьевский переулок (ныне – улица Цимбалина) и даже Румянцевская площадь. То, что расстрелянный первый секретарь Западного обкома Иван Румянцев фельдмаршалу Румянцеву-Задунайскому не родственник и, как говорил в таких случаях Козьма Прутков, даже не однофамилец, никого не интересовало. Больше семидесяти лет площадь носила имя украинского поэта Тараса Шевченко и лишь в 2001 году обрела прежнее название. А в честь Шевченко наименовали площадь на Петроградской стороне, где ему установлен памятник. Каждый должен получить то, что он должен…
Жертвой этой кампании мог стать и Серебряков переулок в Новой Деревне – фамилия «врага народа» Серебрякова в списке была, но почему-то про него забыли. Живучесть этого топонима вообще уникальна. В 1952 году его переименовали в Котельниковский – в честь освобождения от фашистских захватчиков в 1943 году поселка Котельниково под Сталинградом (отдельная история, о ней расскажем ниже), но чуть позже это решение для всех названий Ждановского (ныне – Приморского) района отменили. Уцелел переулок и при радикальной перестройке района в конце 1950-х, когда одни улицы исчезали вовсе, а другие получали новые имена. Только немного сократился в размерах.
В советское время традиция называть улицы по именам и фамилиям домовладельцев быстро прекратилась. Последние названия такого рода – Шарова улица, Чичуринский переулок, Герасимовская улица – известны с 1930-х годов, но в обиходе, вероятно, употреблялись раньше. Самая последняя, Салтыковская дорога, появляется на картах в 1940 году, но это имя было дано скорей по общеизвестному ориентиру – даче Салтыковых на берегу реки Охты (Уткин пр., 15, здание не сохранилось), чем по фамилии ее хозяев князей Салтыковых, которых здесь давно уже не было. «Мемориальные» названия, появившиеся в последнее время – такие, как Белосельский переулок на Крестовском острове, – конечно, не в счет, это дань истории и только.
Не так давно Топонимическая комиссия выдвинула инициативу возобновить присвоение названий по фамилиям домовладельцев хотя бы в коттеджных поселках, но это предложение поддержки не нашло. Существует устойчивое мнение: «Нельзя называть улицу по фамилии жителя, а вдруг это жулик и вор». Хочется напомнить, что когда в 1875 году купец Овсянников пошел под суд за поджог мельницы купца Кокорева, никому не пришло в голову переименовывать Овсянниковский сад, разбитый на его средства несколькими годами раньше. Дома Тарасова, Замшина или даже Карташихи (судя по всему, соседи вряд ли ее очень любили) служили всего лишь ориентиром, таким же, как Адмиралтейство, Стеклянный завод или питейный дом «Барка».
История с географией
У читателя, наверно, давно уже вертится на языке вопрос: вы все время говорите, что раньше в Петербурге было полно Болотных, Госпитальных, Офицерских улиц, номерных линий и т. д. Так куда же они все подевались? А вот куда.
Разве можно верить…
К середине XIX века действительно в каждом районе города образовались своя Болотная, Госпитальная, Офицерская, Церковная, Кузнечная, Грязная улицы, Глухой переулок (последних, правда, не одновременно, а за все время существования Петербурга насчитывалось 38 штук). И стало ясно: чтобы вконец не запутаться, надо их срочно во что-то переименовать. Но где найти столько названий? И тут кому-то пришла в голову светлая мысль: давайте возьмем имена русских городов и рек! Россия большая, их хватит на тысячу лет вперед.
Сказано – сделано. И вот в декабре 1857 года две Офицерских улицы в Московской части сделали Большой и Малой Московскими, а еще с десяток получили названия по городам Подмосковья. Именно тогда пять линий (бывших Рот) Семеновского полка и примкнувшая к ним Госпитальная улица стали именоваться Рузовской, Можайской, Верейской, Подольской, Серпуховской и Бронницкой, и именно после этого появилась знаменитая присказка, помогающая запомнить их названия: «Разве можно верить пустым словам балерины».
Эти шесть улиц пересек Клинский проспект, неподалеку возникли Звенигородская и Волоколамская (ныне – переулок), Дмитровский переулок, а позже – еще Коломенская и Бородинская. Идея понравилась, и в последующих 1858–1859 годах переименования развернулись по всему городу. Улицам Каретной части (она занимала огромную территорию от Невского вдоль Лиговки до Московских ворот) дали названия по губернским городам Украины и прилегающих областей Центральной России – Полтавская, Харьковская, Екатеринославская (с переименованием города в 1926 году в Днепропетровск, соответственно, поменяли и имя улицы), Тамбовская, Курская, Воронежская, Киевская, Черниговская, Рязанский переулок. Позже, в 1887-м, еще несколько улиц в том же районе были названы по уездным городам Полтавской губернии – Миргородская, Кременчугская, Роменская, Прилукская, Павлоградский переулок.
Несколько удивляет проходящая параллельно Киевской Смоленская улица. Имя это тоже более позднее, 1884 года, и те, кто его придумал, пояснить свой выбор не удосужились. Может быть, дело в том, что Смоленск, как и Киев, стоит на Днепре?
Севернее Каретной, между Невским и Смольным, лежала Рождественская часть, и названия там давались по более северным городам – Новгородская, Старорусская, Тверская, Ярославская, Костромская, Калужский и Орловский переулки (имя Орловской улицы связано не с городом, а с землевладельцем графом А.Г. Орловым-Чесменским), несколько позже – Тульский (ныне – улица). Херсонская, Одесская и Ставропольская, конечно, «пролезли» сюда из Каретной части. В 1883 году рядом с Одесской появилась еще Очаковская, и это объяснялось так: «на том основании, что таковая упирается в Одесскую улицу, названную именем города, стоящего вблизи Очакова, и находится в соседстве с улицами: Таврическою, Екатеринославскою [насчет «соседства» здесь сильно преувеличено. – Авт.] и Херсонскою [тоже не близко. – Авт.] (Южная Россия), окончательное же признание Турциею господства России над нынешними южными частями ея территории связано со взятием Очакова».
Западнее Рождественской, на территории бывшего расположения Преображенского полка, располагалась Литейная часть. Здесь имена улиц были связаны с центрами западных губерний – Гродненский, Виленский, Ковенский, Митавский переулки, позже еще Друскеникский. Мы сейчас впервые сталкиваемся с тем, что петербургские топонимы хранят прежние, польские названия прибалтийских городов: Вильно – это Вильнюс, Ковно – Каунас, Митава – Елгава, Друскеники – Друскининкай (это, конечно, не губернский город).
Митавский переулок возвращает нас к истории воцарения Анны Иоанновны, вдовствующей герцогини Курляндской, дочери царя Ивана Алексеевича. К ней в Митаву князь Василий Лукич Долгорукий повез кондиции, составленные аристократами под руководством князя Дмитрия Михайловича Голицына. «Впредь самодержавию не быть» – решили аристократы, помня нежелательную для них, аристократов, историю воцарения Екатерины I. «Портомойня», как презрительно называл безродную императрицу Голицын.
