Станислав Бычков - Изумрудное оперение Гаруды (Индонезия, записки)
Потрясенный свалившейся вдруг бедой, я поплелся к машине, лихорадочно обдумывая выход из столь нелепого положения. Навстречу мне к воде спускались трое ребят. На моем лице, видно, была такая очевидная растерянность, что один из них спросил:
— Что-нибудь случилось, господин? Подростки выслушали мой сбивчивый рассказ.
— Это дело рук Лоро Кидул,— ровным голосом сказал один из них.— Она сердится на господина.
Не знаю, что меня толкнуло пойти вместе с ребятами к воде. Когда мы подошли к морю, отхлынула волна, и на моментально сохнущем песке я увидел черный брелок с ключами от машины! Легче найти иголку в стоге сена, чем ключи в Индийском океане! В это трудно поверить, но они нашлись. Обуреваемый несказанной радостью, сменившей в один миг полное отчаяние, я обнял одного из мальчишек и крепко прижал к себе.
Ребята, однако, были по-прежнему невозмутимы. Они просто объяснили случившееся.
— Лоро Кидул,— пояснил паренек,— не сердится. Она просто пошутила.
Эту «шутку» я запомнил на всю жизнь.
14. АДАТ СПУСКАЕТСЯ С ГОР
В обществе с прочными традициями чужеземное может быть принято, если сулит власть или богатство, если рационально или полезно. Но оно не может вытеснить обычаи, которые с незапамятных времен действовали и продолжают действовать в настоящее время на воображение. Так, основой кодекса социального поведения индонезийца по-прежнему остается обычай — адат. Он выдержал все иноземные вторжения, остался и теперь в значительной мере движущей силой духовной жизни. Как говорят яванцы, «религия приходит из-за моря, а адат спускается с гор». Балийцы тоже считают горы стороной блага и добра, обителью богов. А море, по их представлению,— местопребывание злых демонов, источник горя и несчастий.
Индийские религиозные доктрины и ислам среди рисоводов Явы, Мадуры и Бали, став — каждое учение в свое время — господствующими, не погасили приверженности местных жителей к анимистическим представлениям. Взять, к примеру, миф о происхождении яванцев. Сначала, говорится в нем, были только двое — наби (пророк) Адам и набу (пророчица) Кава (Ева). Они родили сыновей, которых назвали Наби Сис и Сайянг Сис. Первый дал жизнь пророкам Ибрагиму (Абрахаму), Нуре (Ною), Исе (Иисусу) и Мухаммеду, от которых произошли все народы. Второй же положил начало яванцам. Вот как он сам об этом говорит в одном из представлений традиционного театра теней:
С в я щ е н н и к. Расскажи мне историю Явы до появления человека.
С а й я н г С и с. Весь остров был покрыт девственным лесом. Только в одном месте было рисовое поле, у горы Мербабу, которое я обрабатывал десять тысяч лет.
С в я щ е н н и к. Так кто же ты? Человек ли? Не встречал еще человека, который бы прожил столько тысяч лет. Даже наби Адам жил только тысячу. Кто ты? Скажи правду!
С а й я н г С и с. Я не человек. Я дух — хранитель Явы. Я самый старый дух Явы, прародитель всех духов и всех людей Явы.
Ох уж эта неистребимая жажда быть избранным! На генеалогической лестнице человечества яванцы отвели себе исключительное место. Они убеждены в том, что превосходят во всех отношениях остальные этносы архипелага. Очень они, в частности, гордятся своим доведенным почти до совершенства умением владеть эмоциями, настроением. Под влиянием религиозных постулатов, социальных особенностей рисоводческой общины этот самоконтроль с веками стал среди яванцев высшим принципом правильного поведения.
Только управляющий своими внутренними переживаниями и своими связями с окружающим миром человек, по их мнению, может достичь понимания смысла жизни, добиться духовной свободы. Потерявший же власть над собой становится доступным для злых духов. Рассерженный, удивленный, растерявшийся человек становится легкой добычей черных, враждебных сил. Про яванца, который, скажем, потерял вдруг ориентировку в пространстве, здесь говорят: он одержим сатаной.
За гладкими, непроницаемыми лицами, рассеянной и загадочной улыбкой жителей центральных и восточных районов Явы невозможно угадать их истинное настроение, подлинные чувства. Здесь не принято говорить то, что думаешь, показывать то, что переживаешь. Недопустимо демонстрировать свое плохое отношение к кому-либо, равно как и хорошее. Все это считается сугубо личным делом.
Приходилось встречать немало европейцев, которых такие правила этикета просто выводили из себя. Они жаловались на то, что яванцев невозможно понять, что они лживы, хитры. В Европе в XVII столетии ходила поговорка: «Хитер, как яванец». Однажды даже бизнесмен-японец, для которого хитросплетения азиатского мышления не являются откровением, признался:
— Индонезийцы два года водили меня на переговорах за нос, кормили обещаниями, пока я не понял, что они с самого начала не собирались заключать контракт.
Да, яванец никогда не откажет прямо. И дело тут вовсе не в хитрости. Он просто воспитан так, что считает невежливым говорить человеку «нет», поскольку это может вызвать у того отрицательные эмоции. Он будет приятно улыбаться, внимательно выслушивать, обещать, прибегать ко всякого рода уловкам, пока вы сами не догадаетесь взять свою просьбу обратно. В этом он видит здравый смысл. Западная прямота и откровенность кажутся ему слишком вульгарными.
Канонические правила яванского традиционного кодекса поведения сейчас, особенно в городах, размываются под напором экономических, социальных и нравственных новшеств индустриального, урбанизированного XX века. Если прежде яванцы не употребляли алкоголя все из-за той же боязни оказаться во власти демонов, то ныне в Джакарте, Джокьякарте, Сурабайе, других городах уличные торговцы продают крепкие напитки в пластиковой упаковке по 250 граммов. Обычной картиной стали группы молодых людей, потягивающих пиво под брезентовыми крышами забегаловок.
В декабре 1981 года правительство, обеспокоенное стремительным ростом алкоголизма, обратилось к радикальной мере. Торговля виски, джином, водкой в пластиковых тюбиках была запрещена. Но она продолжалась. Только теперь из-под полы.
В сельской местности выработанный веками стереотип поведения в наиболее полной форме можно наблюдать во время главного церемониального события — сламетана, который можно сопоставить с нашим званым обедом. Сламетан — это религиозно-социальный ритуал, устраиваемый по случаю свадьбы или обрезания, празднования дня рождения пророка или в связи с принятием нового имени, с целью изгнания злых духов или в ознаменование окончания поста. Он символизирует единение лиц, принимающих в нем участие, ограждает их от происков злых сил, располагает к ним добрых.
По канону, устроитель сламетана должен за 10-15 минут до его начала послать гонца по соседним дворам и оповестить их обитателей о предстоящем празднестве. Но обычно о предстоящем событии знают все окружающие и готовятся к нему, оставляют отведенное для него время свободным. Собравшихся хозяин приветствует торжественной речью, объясняет причину сламетана.
Потом загодя приглашенный священник читает нужные выдержки из Корана. На плетенные из рисовой соломки циновки после этого выставляется угощение. Гости, храня полное молчание и не глядя друг на друга, приступают к трапезе. Смотреть в глаза соседа — дурной тон. Яванцы никогда не фиксируют на чем-нибудь взор во время бесед, смотрят как бы в никуда. Только враги, готовые к смертельной схватке, «едят» друг друга широко раскрытыми, округленными глазами, пытаясь этим навести страх.
Отправив в рот две-три щепотки еды, гости благодарят хозяина и, испросив у него разрешения, уходят домой, держа в руках завернутые в банановый лист остатки еды. В знак уважения к главе семьи выходят пригнувшись, чтобы не быть ростом выше организатора сламетана, правую руку опускают вниз, почти касаясь пальцами пола. Доедают угощение у себя дома, под родной крышей.
Во время сламетана, верят яванцы, невидимые духи сидят среди приглашенных и тоже угощаются. Но только запахом еды. Пища, а не молитва — главный элемент церемонии. На празднике по случаю седьмого месяца со дня рождения ребенка, например, подается семислойный, разноцветный рисовый пудинг, а по случаю обрезания — белый и красный рис. Первый свидетельствует о чистоте, второй предрекает храбрость. Каждому событию — свое блюдо.
Среди целого сонма злых духов наибольший страх вселяет лелембут. Согласно поверью, он входит в тело человека и навлекает на него болезнь или сумасшествие. Добрым духом считают охраняющего деревню данджанг деса. Он, как считает народная молва, порой посещает деревенского старейшину во время сна и дает ему разные советы, предупреждает о надвигающихся опасностях и бедах.
После Мадиуна и Тренггалека мы обогнули горную гряду и помчались по равнинной дороге на восток. Нашей целью был Блитар — родина и место захоронения Сукарно. Здесь чаще, чем в других местах, попадались рассчитанные на четырех — шестерых пассажиров повозки, в которые были запряжены резвые низкорослые лошадки. Они разукрашены красными помпонами, торчащими меж ушей, а также обитой медными гвоздиками збруей. Такая повозка — докар — часто встречается на дорогах юго-восточных равнин.
