Джон Митчинсон - Вторая Книга всеобщих заблуждений
Цыганский (романи) сохранился больше как устный, нежели письменный язык, и лишь в середине XIX столетия лингвисты смогли разгадать тайну его происхождения. Анализ структуры и словарного состава романи подтвердил, что это – индоевропейский язык и начало свое он ведет от санскрита, древнего языка Северной Индии, – так же, как хинди, пенджаби, бенгальский и гуджаратский. Кроме того, романи содержит элементы греческого, турецкого и персидского, благодаря чему было высказано предположение, что в Европу цыгане мигрировали из Индии через Турцию.
Полтора века спустя генетики пришли к тому же выводу. В 2003 г. было проведено исследование нескольких сотен цыган: анализировались пять генных мутаций, связанных с конкретными болезнями. Сравнив генетические образцы жителей Индии и Европы, ученые заключили, что первая группа цыган (вероятно, около 1000 человек) покинула Индию в 1000 г. и, разделившись, разошлась в разных направлениях мелкими партиями. Этим объясняется сложная карта диалектов романи, которых можно встретить почти в любом уголке Европы.
В последнем тысячелетии способность цыган перемещаться с места на место, адаптируясь к новой жизни, компенсировала травлю и беспрестанные гонения, которым подвергались романи со стороны оседлого люда. В Восточной Европе их загоняли в рабство, селили в гетто в Испании, клеймили бритьем головы и отрезанием уха в Англии и Франции – одним словом, дискриминировали социально и юридически в любом государстве, через которое им доводилось странствовать.
Трагическая история народа романи достигла апогея при нацистском режиме, в годы геноцида, осуществленного национал-социалистами на территории Германии, стран-союзников Третьего рейха и оккупированных государств. Известный под термином «Пораймос» (в переводе с романи «уничтожение, истребление»), с 1935 по 1945 г. геноцид, по разным оценкам, унес жизни около полутора миллионов человек. И даже в наше время, в 2008 г., правительство Италии возложило всю вину за рост преступности в городах на иммигрантов-цыган, назвав их присутствие в стране «национальным бедствием».
Веками цыгане обогащали культуру Европы музыкой, легендами, языком. Удивительно, как много английских слов заимствовано из романи: pal (от phal, «друг»), lollipop (от loli phabai, «красное яблоко»), gaff (в значении: «место») (от gav, «город»), nark, означающее «стукач», «информатор» (от паак, «нос»), и – наиболее популярное, особенно в последнее время – chav, происходящее от цыганского chavi, «молодой человек», «юноша».
Чем именно шокировали первые танцоры канкана?
Нет, не панталонами, которые демонстрировали молодые барышни. Канкан начинался как танец для мужчин и женщин – и никто не надевал фривольных одежд. Столь знакомая нам шеренга визжащих, задирающих ноги девиц не имеет ничего общего с оригинальным канканом и появилась лет на сто позже.
Канкан зародился в 1830-х гг. в танцзалах для рабочего люда парижского Монпарнаса, где поначалу он был известен как chahut (что означает «гвалт»), В нем участвовали и женщины, и мужчины, его танцевали по четверо, и вскоре он стал рок-н-роллом своего времени, шокируя приличное общество обилием телесного контакта, допускавшегося в парах. Кто-то из современников даже сравнил его с сумасшедшим танго: «Они сходятся, перекрещиваются, расходятся, встречаются вновь, с резвостью и огнем, описать который, не почувствовав самому, просто невозможно». В один из своих приездов в Париж немецкий поэт Генрих Гейне (1797–1856) окрестил chahut «сатанинским свалом».
Среди первых звезд раннего канкана были танцоры-мужчины, чьи атлетические махи, шпагаты и прыжки заимствовались у цирковых акробатов. Когда махи ногой пытались сделать танцорши, публике демонстрировался далеко не только их атлетизм. И когда вместе с модой на фижмы пришло нижнее белье с оборочками и рюшами, попеременные махи юбками и ногами вкупе с покачиванием задом и бедрами стали брать верх все больше и больше. Chahut был танцем для всех, тогда как развившийся из него канкан стал чем-то вроде танца на шесте 1860-х гг., исполнявшегося полупрофессиональными «танцовщицами» (в то время эвфемизм для проституток).
Репутация канкана росла как на дрожжах. Попытка познакомить с ним Москву в середине 1830-х гг. вынудила царя Николая I наложить на танец запрет, арестовать инициатора и выдворить исполнительниц из страны под стражей вооруженных гвардейцев-казаков. В Англии первый «французский канкан» был представлен Лондону в 1861 г. импресарио Чарльзом Мортоном (1819–1904) в его новом мюзик-холле на Оксфорд-стрит. Французским, собственно говоря, он был постольку-поскольку (квартет танцовщиц состоял, главным образом, из венгерок), но у британской публики он моментально стал настоящим хитом, и полиция даже пригрозила закрыть театр за «потворство непристойности».
Когда в конце XIX века открылись знаменитые кабаре и кафешантаны, танцовщицы канкана, такие как Жанна Авриль (увековеченная на известной афише кисти Тулуз-Лотрека) и Ла Гулю (втайне от матери, державшей прачечную в Клиши, она заимствовала дорогостоящие одеяния клиенток, оставленные для стирки), стали самыми высокооплачиваемыми знаменитостями Парижа. Их дерзкие, соблазнительные номера в Фоли-Бержер и Мулен Руж стали частью кордебалетов, возникших в 1920-х гг. и по сей день привлекающих толпы туристов в Париж.
Однако шпагаты, юбки и взмахи ногами были придуманы отнюдь не в Париже и гораздо раньше, чем в XIX веке. Еще в XVI веке крестьянки Бретани, исполняя сельские танцы, высоко задирали ноги в колышущихся, волнистых юбках. Да и древние египтяне, судя по дошедшим до нас барельефам из гробницы в некрополе Саккара, исполняли нечто похожее. Барельефы датируются 2400 г. до н. э.
Канкан полностью подтвердил правоту высказывания Джорджа Бернарда Шоу: танец – это «вертикальное выражение горизонтального желания, легализованное музыкой». Возможно, название свое он взял от французского cancaner, что значит «крякать»: утки – известные виляльщицы задом. Сancaner также означает «распускать сплетни».
Откуда взялся тартан?
Тартан не вполне «шотландка», если говорить о стране.
Создание любой ткани предполагает переплетение вертикальных и горизонтальных нитей, называемых основа (англ. warp) и уток (англ. weft), что дает практически неограниченные возможности для цветовых полос и квадратов. Узоры, подобные тем, что принято называть «шотландкой» (или «тартаном»), присутствуют почти во всех мировых культурах со дня изобретения ткачества в доисторическую эпоху.
Само слово «тартан» тоже далеко не шотландское. Впервые официально зарегистрированное в английском языке в 1454 г., оно, вероятно, происходит от французского tiretaine, что значит «крепкая грубая материя». В средневековой Шотландии «тартаном» называли любую текстильную (в отличие от вязаной) ткань. Слово plaid[82], которое теперь взаимозаменяемо в речи со словом «тартан», пришло из гэльского[83] языка и означало «одеяло». К концу XVI века ткачи-кустари по всему Северному нагорью[84] производили собственные тартаны, известные как setts, – точь-в-точь как сегодняшние ткачи Харриса и их знаменитый харисский твид[85]. И в точности как твид с его официально зарегистрированными 4000 рисунками, рисунок тартана зависел от вкуса и мастерства ткача, наличия и доступности красок и качества местной шерсти. Ничего общего с «клановыми» особенностями тартан не имел.
Изначально килт был гораздо длиннее, носился через плечо, презирался шотландцами из долин и был запрещен британцами после подавления восстания якобитов 1745 г. Короткий килт – изобретение Томаса Ролинсона, английского промышленника, открывшего в Северном нагорье чугунолитейный завод и нуждавшегося в практичной одежде для местных рабочих.
Расквартированные в Шотландии английские полки в то время были укомплектованы шотландцами из долин – верными короне, но стремившимися отличаться от других британских полков. То, что сегодня мы называем «традиционным» шотландским костюмом (короткий килт, спорран, дирк[86]), родилось в этих самых полках. Именно они (например, Королевский хайлендский полк, или «Черная стража») первыми ввели тартан как элемент военной формы. Растущее чувство «шотландского» самосознания вскоре обратилось в настоящее шотландское Возрождение, ведомое писателями-романтиками вроде Вальтера Скотта (1771–1832). К 1820-м гг. в моду вошли килты, баллады, горские игры[87] и переложения старинных шотландских легенд. Кульминацией стал приезд в Эдинбург короля Георга IV в 1822 г. – первый за 170 лет официальный визит английского монарха, умело подготовленный и организованный самим Скоттом.
