KnigaRead.com/

Федор Гиренок - Метафизика пата

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Федор Гиренок, "Метафизика пата" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

193S. – С. 83-108.

134

9. Соколов Саша. Школа для дураков. Ардис. Анн Арбор, 1976. – С. 227. 10.

Соколов Саша. Тревожная куколка. – Литературная газета. – № 18 от 2.05.1990. И. Флоренский П. А. Философия культа. – День, 1991. – № 28. 12. Флоровский Г. О воскрешении мертвых. – Сб. Переселение душ. Paris,

1936. – С. 135-187.

13. Чухонцев Олег. В кн.: Страницы современной лирики. М., 1983. – 169с. 14. Франк С. Учение о переселении душ. – Сб. Переселение душ. Paris,

1936. – С. 7-33.

15. Трубецкой Е. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке. – Русская мысль. Берлин – Прага, 1923. – № 1-2. – С. 220-261; или Литературная учеба. 1990. – № 2.


Глава IX.


Евразийские тропы пата Бродить по евразийским тропам стало делом привычным, но не менее опасным, чем во времена «Исхода к Востоку». Опасен сам евразийский искус, или, как говорил Г.

Флоров-ский, евразийский соблазн (7). Соблазненные, пойдем и мы. Не по следам первых, но как наследники, не туда же, но за ними.


9.1. Тропы


Мало осталось тем, внутри которых не оставили бы свои следы евразийцы. Они, если иметь в виду Л. Карсавина, наследили даже в философии, изменяя семантику ее слов.

Сдвиг от прямого смысла к косвенному составляет тропы, т. е. поворот повернувшего.

Во время одного из таких поворотов Евразия перестала быть матершшм земли и стала новоязыческим символом России, эзотерическим языком ее описания.

Но тропы – это не только смысловой поворот. Тропами ходят и звери. Например, на водопой. Свой путь они пробивают в согласии со стихией земли своим бессознательным. Евразийцы – люди сознания. Они прокладывают свои тропы так, как прокладывают узкоколейки, т. е. с прямизной мысли и без околичностей.

Изворотливость поворота неповернувшего не для колеи Евразии. Колея тропы – это уже что-то немыслимое. Но именно такой колеей стала для евразийцев идея необратимости.


9.2. Необратимость


Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Божие. Структурами обратимости в человеке создается и воспроизводится что-то детское, т. е. когда я вижу в мире обратимость, я ребенок. Иным, недетским образом, ее увидеть нельзя.

Ведь мы видим не потому, что что-то есть, а потому, что установили себя в качестве видящих и затем пускаем взгляды, как стрелы, и они попадают в цель.

Нужно быть детьми, чтобы в мире было что-то обратимое. Почему? Потому что юность – это не время, когда еще можно стать взрослым, а состояние вневременности, т. е. исполнения себя под знаком абсолютного. Ведь молодость длится, если она себя видит вечной. Жизнь безразлична ко времени, если она бесконечна, в бесконечности всегда можно вернуться туда, откуда ты ушел. Вернуться и начать все сначала.

Уже Ницше понял, что идея возвращения утеряна современным человеком, что она вне горизонта его сознания. Русский религиозно-философский ренессанс – это последняя попытка вернуться к истокам. Русские философы, как дети. Они думали, что мир обратим, и описывали его в терминах абсолютного сознания. Но эти дети быстро состарились. Евразийство – это старость русской философии. Почему? Потому что философы уже видели, что мир необратим, что случившееся, случившись, накладывает запрет на обратимость неслучившегося. То есть происходит что-то, что уже нельзя.

Нельзя бывшее сделать небывшим. Они знали, что можно сделать вид, как если бы того, что было, не было. Но это знание взрослых. А оно не наивно. Невинность наивных – хорошая почва для цинизма искушенных в искушении наивных.

Евразийцы потеряли невинность и поняли, что факт есть факт, а не нечто большее.

Если это так, то нужно принять и Россию как факт, и революцию, которая своим фактом отменяет этот факт. И эта отмена необратима в том смысле, что она теперь делает для русских интересными не немца или француза, а скифов и гуннов (4).

Новые варвары неотвратимо приближаются. Новоевропейское время закончилось.

Европа агонизирует. Она становится Америкой.


9.3. Выход России


Что Европа становится Америкой, не понял даже Л. Карсавин, т. е. он не понял то, что можно назвать сдвигом субъектности. «Раньше они на нас ездили, теперь мы их сами на себе возить будем». Так определяет содержание этого сдвига один московский постмодернист.

Для того чтобы человек сам загонял себя в угол, который ему указан извне, недостаточно овладеть его сознанием, т. е. словом. Необходимо приручить голос его бессознательного. А что значит овладеть или приручить? Это значит децентрировать волю, т. е. создать ситуацию, в которой я невольно делаю то, чего вольно я не делаю. Во мне растут хотения и желания, а центр этих хотений и желаний вне меня. Значения на видимой стороне, а означающие значения на невидимой. Во мне желания, но желаю-то не я. Вернее, желаю Я, но желаемое мною сконструировано в поле абсолютной разумности. Америка и есть это поле. Она – его символ, т. е. символ социальной машины, производящей новую реальность и мышление, мыслящее эту реальность. Кто может спасти кролика, когда на него смотрит удав? Никто, потому что ему нужно спасти себя от своих желаний. Что бессмысленно.

Беда евразийцев не в том, что они Россию называли кроликом. Они думали, что удав – это романо-германская Европа. Но Европа – не удавшийся удав. Она сама хочет хотеть в своем бессознательном. Удав – Америка. Призрак Америки бродит по России.

Вот этого-то призрака и не заметили евразийцы. Они, как П. Савицкий, твердили, что Россия «выходит из рамок современной европейское культуры» (3, с. 9), что у нее свой путь, иные исторические горизонты.

Не Россия выпала из европейского гнезда, а гнездо распалось. Европа превращалась в Америку. Америка готовилась к прыжку в цивилизацию третьей волны, т. е. училась сознательно контролировать поведение человека в глубинах его бессознательного. Оставалось лишь завершить цивилизацию второй волны, найти вершину завершения. Америка прыгала, Россия завершала, Европа обезьянничала.

В России начался расцвет отжившей цивилизации. Но внутреннего сцепления сил, порождающего эту цивилизацию, в ней не было. Внутри нее не было того, что соответствовало бы этому возрождению. Россия была совсем молода, еще в начале своих начал, когда ей пришлось распутывать концы старой Европы. В ней сомкнулись начала и концы и произошло замыкание. Россия взорвалась революциями, городами и индустриализацией. Евразийцы думали, что в России разрушен капитализм и что она вернулась к тому, что более ^первоначально, чем капитализм. А она была всего лишь его (капитализма) завершением. Евразийский выбор России не состоялся.

Почему? Потому что судьба России немыслима вне собранности ее вокруг центра.


9.4. Децентрированный мир


Евразийские идеи плохо понимали. Вернее, по словам Н. С. Трубецкого, их совсем не понимали (5). Но вот война – первая мировая. И сдвиг в мышлении. И что-то понято. Почему понято? Потому что война. Что понято? Что все культуры равноценны, что нет ни варваров, ни цивилизованных народов. Идея равенства создает новый дискурс, особое видение. Внути этого видения нельзя отличить обозначаемое от обозначающего. Оно избавляет от фокусов центра. Если есть центр, то значит есть и провинция, и не все равны. Если же все равно, то почему именно война ведет к пониманию евразийских идей? Почему она становится «именной», имеющей имя в ряду равно безымянных? Кто именует? На место события – войны и бесконечного ряда равных событий можно поставить что угодно.

Например, «яблоко упало» или сон приснился, стакан разбился или дверь скрипнула.

Вот она скрипнула и что-то понято, и это понятое далее рассказывается уже без отсылки к скрипу. Впрочем, как и без отсылки к войне или яблоку.

Разное чревато хаосом несистемного. Оно ускользает в горизонте абсолютного самоопределения. Как же объединить множество самоопределившихся атомов в одно целое, да так, чтобы у этого целого не было центра? Евразийская идея возникает как идея децентрированного мира равных в своем различии. Зачем вообще нужно что-либо объединять? Да не для того, чтобы что-то было, не для позитива, а для того, чтобы не было негатива. Например, чтобы не было распада. Ведь распад – это освобождение энергии. Это взрыв, взрывающий живое. Объединять без центра объединения – исходная интуиция современного мышления.

Н. С. Трубецкой – современный мыслитель, т. е. он всегда после времени. Для него мишенью критики (объектом распада) является еще не слово, не речь и не бытие, а Европа, т. е. не логоцентризм, а евроцентризм. Трубецкой еще слишком наивен в своей серьезности, чтобы понимать вне понятия. Непонятийная мысль будет актуализирована позднее, на семинарах А. Кожева в Париже.

Центризм «есть начало нелогическое, а потому не может служить базой для какой-либо теории» (5, с. 9). Трубецкой последователен в своей непоследовательности, т. е. для него Европа не центр, европейское нужно децентрировать, а вот евразийская идея – это для него еще центр.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*