Алексей Дельнов - Крым. Большой исторический путеводитель
Хотя есть источники, говорящие о спонтанности ее решения. Согласно одному из них, император, восхищенный ее красотой и умом, вознамерился сделать ее свой супругой. Ольга же встречных чувств не испытывала (ей было тогда около 65 лет), а потому ответила отказом под тем предлогом, что негоже христианскому государю связывать свою судьбу с язычницей. Константин сразу же предложил ей креститься. Княгиня согласилась, но при одном условии: император должен стать ее крестным отцом. На том и порешили, но после свершения обряда о женитьбе не могло быть и речи: крестное родство ставится выше кровного, Ольга теперь была для Константина больше чем дочь. Такая легенда, еще раз свидетельствующая о находчивости княгини, могла производить сильное впечатление только на мало еще проникнутых христианской традицией русских слушателей. Никто из греков, не исключая, разумеется, и их императора, никогда не мог упустить из виду, какую ответственность накладывают на него узы крестного родства.
По менее легендарным сведениям, русскую княгиню не встречали в Константинополе с распростертыми объятиями. Попытались даже указать на место, о чем свидетельствует последовавшая за ее возвращением переписка. В Киев пришло послание императора: «Я тебя много дарил, потому что ты говорила мне: вернусь на Русь, пришлю тебе богатые дары – рабов, воску, мехов, пришлю и войско на помощь». Ольга ответила на этот скаредный попрек: «Когда ты столько же постоишь у меня на Почайне, сколько я стояла у тебя в гавани цареградской, тогда дам тебе обещанное».
В святом крещении Ольга была наречена Еленою. Хотя княгиня и стала первой из христианских правителей на Руси, по возвращении в Киев она мало кого сумела вдохновить своей верой. Сын Святослав, унаследовавший материнский характер, с малолетства думал больше о делах военных. Мать уговаривала его креститься: «Я узнала Бога и радуюсь; если и ты узнаешь Его, то так же станешь радоваться». На что сын отвечал: «Как мне одному принять другой закон? Дружина станет надо мной смеяться». Впрочем, он говорил, что, если любо кому креститься, он не помеха. Но если мать начинала настаивать, Святослав раздражался. По верному замечанию С. М. Соловьева, дело было не в страхе перед насмешками соратников, а в том, что он в душе был язычником, которому невозможно было зачастую обуздать свои страсти и отказаться от своевольных привычек. Можно привести слова апостола Павла: «Для неверующих вера христианская юродство есть». Когда в 959 г. в ответ на просьбу Ольги германский король Оттон I прислал епископа и монахов для проповеди и крещения Руси, Святослав отправил их обратно.
Незадолго до смерти Ольга пережила первый набег печенегов на Русь (968 г.), затворясь в осажденном Киеве со своими внуками. Город был на грани сдачи, буквально в последний момент Святослав подоспел со своим войском из Болгарии, где постоянно находился, и снял осаду.
Тяжелобольная княгиня едва сумела уговорить сына не возвращаться на Дунай, не дождавшись ее смерти. Скончалась она 11 июля 969 г. Похоронили великую княгиню Ольгу в церкви Ильи Пророка по христианскому обряду, никакой языческой тризны не справлялось.
* * *Святослав (942–972) с малолетства избрал своей стезею войну. Символично, что, когда Ольга и киевские воеводы Свенельд и Асмуд возглавляли поход на древлян, трехлетний Святослав был с ними и при подходе к вражеской территории первым метнул на нее копье, что было знаком начала войны – он свершил этот акт как отмститель за убитого отца, князя Игоря. Силенок у него, правда, пока было маловато, копье упало у ног лошади (интересно, что точно такой же обычай существовал в Древнем Риме).
Святослав провоевал всю свою недолгую жизнь. «Повесть временных лет» дает такую его характеристику: «Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых, и быстрым был, словно пардус (гепард), и много воевал. В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел; не имел он шатров, но спал, постилая потник с седлом в головах, – такими же были и остальные его воины. И посылал в иные земли (для объявления войны. – А. Д.) со словами: «Иду на Вы!»
У византийского историка второй половины X в. Льва Диакона находим такой портрет Святослава в описании его встречи с императором Иоанном I Цимисхием в 971 г.: «Он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них. Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с густыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос (по тюркскому обычаю, сравните с запорожской чупрыной, чубом. – А. Д.)… выглядел он хмурым и суровым. В одно ухо у него была вдета золотая серьга… Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только заметной чистотой».
Представишь такую картину – согласишься с украинским историком М. С. Грушевским, назвавшим Святослава «казаком на престоле».
* * *Военные подвиги Святослава начались в 964 г. с «Восточных походов». Источники разнятся в их последовательности и датах, в результатах и даже реальности некоторых из них. Но примерная канва событий такова.
Был поход в землю вятичей, но неизвестно, были ли подчинены эти последние славянские данники хазар. От хазарской зависимости они были избавлены, но стали ли платить дань Руси – вопрос. Через пару десятилетий на них ходил Владимир, и не раз. Вятичи – это упрямый народ.
Через год началась война с Хазарией, приведшая если не к полному ее разгрому, то к исчезновению как великой державы. Был захвачен Саркел на Дону, на месте которого появился русский город-крепость Белая Вежа. Взята и разрушена ранняя столица хазар – Семендер в Дагестане. Безусловно русской стала Тмутаракань – до этого, похоже, она переходила из рук в руки. Наконец, русское войско овладело главной столицей Хазарии – Итилем в дельте Волги.
* * *Хазарская верхушка во главе с каганом и остатки армии бежали на каспийские острова и на полуостров Мангышлак на восточном берегу Каспия. Через несколько лет после ухода русских хазары вернулись в Итиль и в дельту Волги, но к тому времени они стали представлять собой по большей части лишь совокупность племен, поглощенных вскоре более удачливыми кочевыми сообществами. Большинство «итильских» хазар, тех, кого можно было рассматривать как остаток каганата, приняло ислам, в конце концов то же сделал и каган. В 985 г. на эту последнюю Хазарию совершил поход киевский князь Владимир Святославич и наложил на нее дань. Часть исповедующих иудаизм хазар сумели добраться до Центральной Европы и влились в тамошние еврейские общины. Другие участвовали в образовании народностей караимов и крымчаков, религией которых тоже стал иудаизм (большинство караимов проживает сегодня в Крыму, там же живет и около трехсот крымчаков, но большинство их погибло во время фашистской оккупации).
В Крыму большинство приморских хазарских земель перешло к Византии, те, что на восточной оконечности Керченского полуострова, – к возникшему на обоих берегах пролива Тмутараканскому княжеству Киевской Руси. В степную часть Крыма хлынули печенеги – со всеми вытекающими последствиями. Большинство предгорных и степных селений было сожжено, уцелевшие жители ушли в горы.
Эпоха хазарско-византийского сосуществования была для Крыма довольно благополучной порою. Теперь приморским городам, входящим в Византийскую империю, предстояло уживаться с новым соседом, менее склонным уважать их право на существование и менее подверженным соблазнам городской цивилизации. Но все же имеющим о ней представление, и это оставляло надежду.
Печенеги не были здесь незнакомцами, они появились со своими стадами в степном Крыму еще в конце IX в. и в условиях хазарского преобладания вели себя смирно. Даже проявили интерес к торговым делам: одна их орда сотрудничала с Херсонесом, обеспечивая тамошних купцов награбленным добром и невольниками и забирая в обмен их товары, или брала на себя транспортировку их грузов своими караванами. Теперь, с началом печенежского этапа крымской истории, такая практика получала повсеместное распространение. В приморских городах стали селиться печенежские купцы. С другой стороны, большинство печенежских племен радушно принимало иностранных торговцев, приезжавших в их земли. Но – всему было место, тем более что у этих кочевников не было выраженной центральной власти.
Русь и Хазария чаще враждовали, чем поддерживали мирные отношения. Но последствия разгрома каганата для Русского государства историки оценивают неоднозначно. Хазарский каганат был если и не щитом, то своего рода фильтром от кочевников для Руси и для всех окрестных оседлых народов. Полуоседлые, хазары или держали большинство кочевых племен в узде, или умели с ними договариваться. Сами же хоть и были тоже изрядными хищниками, но не такими агрессивными, во всяком случае в военном отношении.
