Ф. Брокгауз - Энциклопедический словарь (Н-О)
Нил Сорский
Нил Сорский – знам. деятель русской церкви. Сведения о нем скудны и отрывочны. Род. около 1433 г., принадлежал к крестьянскому роду; прозванье его было Майков. До поступления в монашество Н. занимался списыванием книг, был «скорописцем». Более точный сведения застают Н. уже иноком. Постригся Н. в Кирилло-белозерском монастыре, где со времен самого основателя хранился глухой протест против землевладельческих прав монашества. Препод. Кирилл сам не раз отказывался от сел, которые предлагались его м-рю благочестивы мирянами; те же взгляды были усвоены и его ближайшими учениками («заволжские старцы»). Совершив путешествие на Восток, в Палестину, Константинополь и Афон, Н. особенно долго пробыл на Афоне, и едва ли не Афону был больше всего обязан созерцательным направлением своих идей. По возвращении в Россию (между 1473 и 89 гг.) Н. Основывает скит, собирает около себя немногочисленных последователей, «которые были его нрава», и отдается замкнутой, уединённой жизни, интересуясь в особенности книжными занятиями. Все действия свои он старается обосновать на непосредственных указаниях «божественного писания», как единственного источника познания нравственных и религиозных обязанностей человека. Продолжая заниматься перепиской книг, он подвергает списываемый материал более или менее тщательной критике. Он списывает «с разных списков, тщася обрести правый», делает свод наиболее верного: сличая списки и находя в них «много неисправленна», старается исправить, «елико возможно его худому разуму». Если иное место ему кажется «неправым», а исправить, не почему, он оставляет в рукописи пробел, с заметкой на полях: «от зде в списках не право», или: «аще где в ином переводе обрящется известнейшие (правильнее) сего, тамо да чтется», – и оставляет так пустыми иногда целые страницы. Вообще он списывает только то, что «по возможному согласно разуму и истине...». Все эти черты, резко отличающие характер книжных занятий Н. Сорского и самый взгляд его на «писания» от обычных, господствовавших в его время, не могли пройти для него даром. Несмотря на свои книжные занятия и любовь к замкнутой, уединенной жизни, Н. Сорский принял участие в двух важнейших вопросах своего времени: об отношении к так наз. «новгородским еретикам» и о монастырских имениях. В первом случае его влияние (вместе с учителем его Паисием Ярославовым) мы можем только предполагать; во втором случае, напротив, он выступил инициатором. В деле о нoвгopoдских еретиках и Паисий Ярославов, и Н. Сорский держались, по-видимому, более веротерпимых взглядов, чем большинство тогдашних русских иерархов, с Геннадием Новгородским и Иосифом Волоцким во главе. В 1489 г. новгородский архиерей Геннадий, вступая в борьбу с ересью и сообщая о ней ростовскому архиепископу, просит последнего посоветоваться с жившими в его епархии учеными старцами Паисием Ярославовым и Н. Сорским и привлечь их к борьбе. Геннадий и сам хочет поговорить с учеными старцами и приглашает их даже к себе. Неизвестны результаты стараний Геннадия: кажется, они были не совсем таковы, как он желал. По крайней мере, больше мы не видим никаких сношений Геннадия ни с Паисием, ни с Н.; к ним не обращается и главный борец с ересью, Иосиф Волоколамский. Между тем, оба старца не относились к ереси безучастно: оба они присутствуют на соборе 1490 г., разбиравшем дело еретиков, и едва ли не влияют на самое решение собора. Первоначально все иерархи «стали крепко» и единогласно заявили, что «вся (всех еретиков) сожещи достоит» – а в конце собор ограничивается тем, что проклинает двух-трех попов-еретиков, лишает их сана в отсылает обратно к Геннадию. Важнейшим фактом жизни H. Сорского был его протест против землевладельческих прав м-рей, на соборе 1603 г. в Москве. Когда собор уже близился к концу, H. Сорский, поддерживаемый другими кириллобелозерскими старцами, поднял вопрос о монастырских имениях, равнявшихся в то время трети всей государственной территории и бывших причиной деморализации монашества. Ревностным борцом за идею H. Сорского выступил его ближайший «ученик», кн.-инок Вассиан Патрикеев. И. Сорский мог видеть только начало возбужденной им борьбы; он умер в 1508 г. Перед кончиною H. написал «Завещание». прося своих учеников «повергнуть тело его в пустыне, да изъедят е зверие и птица, понеже согрешило к Богу много и недостойно погребения». Ученики не исполнили этой просьбы: они с честью похоронили его. Неизвестно, был ли H. Copский канонизован формально; в рукописях изредка встречаются следы службы ему (тропарь, кондак, икос), но, кажется, это было лишь местной попыткой, да и то не утвердившеюся. Зато на всем протяжении нашей древней литературы лишь за одним Н. Сорским, в заглавиях его немногочисленных сочинений, осталось имя «великого старца». Литературные произведения H. Сорского состоят из ряда посланий к ученикам и вообще близким людям, небольшого Предания ученикам, кратких отрывочных Заметок, более обширного Устава, в II главах, и предсмертного Завещания. Дошли они в списках XVI – XVIII вв. и все изданы (большинство и важнейшее – крайне неисправно). Главным сочинением Н. является монастырский устав, в II главах; все остальные служат как бы дополнением к нему. Общее направление мыслей H. Copcкогo – строго аскетическое, но в более внутреннем, духовном смысле. чем понимался аскетизм большинством тогдашнего русского монашества. Иночество, по мнению Н., должно быть не телесным, а духовными, и требует не внешнего умерщвления плоти, а внутреннего, духовного самосовершенствования. Почва монашеских подвигов – не плоть, а мысль и сердце. Намеренно обессиливать, умерщвлять свое тело излишне: слабость тела может препятствовать в подвиге нравственного самоулучшения. Инок может и должен питать и поддерживать тело «по потребе без мала», даже «успокаивать его в мале», снисходя к физическим слабостям, болезни, старости. Непомерному прощению Н. не сочувствует. Он враг вообще всякой внешности, считает излишним иметь в храмах дорогие сосуды, золотые или серебряные, украшать церкви: еще ни один человек не осужден Богом за то, что он не украшал храмов. Церкви должны быть чужды всякого великолепия; в них нужно иметь только необходимое, «повсюду обретаемое и удобь покупаемое». Чем жертвовать в церкви, лучше раздать нищим. Подвиг нравственного самосовершенствования инока должен быть pазумно-сознательным. Инок должен проходить его не в силу принуждений и предписаний, а «с рассмотрением» и «вся с рассуждением творити». Н. требует от инока не механического послушания, а сознательности в подвига. Резко восставая против «самочинников» и «самопретыкателей», он не уничтожает личной свободы. Личная воля инока (а равно и каждого человека) должна подчиняться, по взгляду Н., только одному авторитету – «божественных писаний». «Испытание» божественных писаний, изучение их – главная обязанность инока. Недостойная жизнь инока, да и вообще человека, исключительно зависит, по мнению Н., «от еже не ведети нам святая писания...». С изучением божественных писаний должна быть, однако, соединено критическое отношение к общей массе письменного материала; «писания многа, но не вся божественна». Эта мысль о критике была одной из самых характерных в воззрениях и самого Н., и всех «заволжских старцев» – и для тогдашнего большинства грамотников совершенно необычной. В глазах последних всякая вообще «книга» являлась чем-то непререкаемым и боговдохновенным. И книги Св. Писаний в строгом смысле, и творения отцов церкви, и жития святых, и правила св. апостолов и соборов, и толкования на эти правила, и добавления к толкованиям, явившиеся впоследствии, наконец, даже и разного рода греческие «градстии законы», т. е. указы и распоряжения византийских императоров, и другие дополнительные статьи, вошедшие в Кормчую – все это в глазах древнерусского читателя являлось одинаково неизменным, одинаково авторитетным. Иосиф Волоколамский, один. из ученейших людей своего времени, прямо, напр., доказывал, что упомянутые «градстии законы» «подобии суть пророческим и апостольским и св. отцов писаниям», а сборник Никона Черногорца смело называл «боговдохновенными писаниями». Понятны, поэтому, укоры со стороны Иосифа Нилу Сорскому и его ученикам, что они «похулиша в русской земле чудотворцев», а также тех, «иже в древняя лета и в тамошних (иностранных) землях бывших чудотворцев, чудесем их не вероваша, и от писания изметаша чудеса их». Одна попытка сколько-нибудь критического отношения к списываемому материалу казалась, таким образом, ересью. Стремясь к евангельскому идеалу, Н. Сорский – как и все направление, во главе которого он стоял – не скрывает своего осуждения тем настроениям, которые он видел в большинстве современного русского монашества. Из общего взгляда на сущность и цели иноческого обета. непосредственно вытекал энергический протест Н. против монастырских имуществ. Всякую собственность, не только богатство, Н. считает противоречащей иноческим обетам. Инок отрицается от миpa и всего, «яже в нем» – как же он может после этого тратить время на заботы о мирских имуществах, землях, богатствах? Иноки должны питаться исключительно своими трудами, и даже подаяния могут принимать только в крайних случаях. Они не должны «не точию не имети имения, но ни желати то стяжавати»... Обязательное для инока столь же обязательно и для м-ря: монастырь есть лишь собрание людей с одинаковыми целями и стремлениями, и предосудительное иноку предосудительно и для м-ря. К отмеченным чертам присоединялась, по-видимому, уже у самого Н. религиозная терпимость, столь резко выступившая в писаниях его ближайших учеников. Литературным источником сочинений Н. Сорского был целый ряд патриотических писателей, с творениями которых он познакомился особенно во время пребывания своего на Афоне; ближайшее влияние на него имели сочинения. и Иоанна Kaccиaнa Римлянина, Н. Синайского, Иоанна Лествичника, Василия Великого, Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова и Григория Синаита. На некоторых из этих писателей Н. Сорский особенно часто ссылается; некоторые сочинения их и по внешней форме, и по изложению особенно близко подходят, напр., к главному сочинению Н. Сорского – «Монастырскому уставу». Ни одному из своих источников Н., однако, не подчиняется безусловно; нигде, напр., он не доходит до тех крайностей созерцания, которыми отличаются сочинения Симеона Нового Богослова или Григория Синаита.
