Владислав Артемов - Остроумие мира
Знаменитый актер Н. X. Рыбаков был краснобай и часто, рассказывая о своих странствованиях и приключениях, о пережитом и виденном, сдабривал истину щедрой приправой из небылиц.
Так, однажды, будучи в одном городе на Кавказе, он будто бы увидел целую гору мачтового леса, наваленного на рынке. «Что за чудо? – повествовал он. – Откуда это, думаю себе, на Кавказе такой огромный мачтовый лес? Подошел ближе, а это что же? Не лес, а хрен! Это на Кавказе такой хрен растет».
Кто-то из присутствовавших спросил его:
– Ну, а тёрок, на которых этот хрен трут, вы не видали, Николай Хрисанфович?
Тот же Рыбаков однажды рассказал, как он потерял часы, как через четыре года после того проезжал по тому же месту, где их потерял, как его собака сделала над ними стойку, и он их поднял, и они за четыре года отстали всего на пять минут.
В присутствии Тютчева словоохотливая княгиня Трубецкая без умолку говорила по-французски. Он сказал:
– Полное злоупотребление иностранным языком. Она никогда не посмела бы говорить столько глупостей по-русски.
Во время предсмертной болезни Тютчева император Александр II, до сих пор никогда не бывавший у него, пожелал навестить поэта. Когда об этом сказали Тютчеву, он смутился и заметил:
– Будет крайне неделикатно, если я умру на другой день после царского посещения.
И. С. Тургенев при случае не стеснялся чином и званием людей, которые обходились с ним невежливо. Так, однажды где-то на вечере, чрезвычайно многолюдном, Иван Сергеевич с великим трудом нашел себе в углу столик и немедленно за ним расположился, чтоб закусить. Но такая же участь постигла еще некоего маститого генерала. Он тоже безуспешно слонялся из угла в угол, отыскивая себе место. Но для него уже ровно ничего не осталось. В раздражении подошел он к сидевшему отдельно в уголке Тургеневу, в полной уверенности, что штатский испугается генерала, да еще сердитого, и уступит ему место. Но Тургенев сидел, не обращая внимания на стоявшего перед ним с тарелкой генерала. Генерал окончательно рассердился и обратился к знаменитому романисту с очень неосторожными словами:
– Послушайте, милостивый государь, какая разница между скотом и человеком?
– Разница та, – очень спокойно ответил Тургенев, продолжая свой ужин, – что человек ест сидя, а скот стоя.
Хозяйство композитора Сергея Ивановича Танеева вела няня, деревенская женщина. Однажды старушка сказала Танееву:
– Вы бы, Сергей Иванович, снова концерт дали, а то лавровый лист кончается.
Оказалось, что лавровые венки, которые композитор получал от своих поклонников, старушка сушила, а листья раздавала знакомым для супа.
Танееву сказали о ком-то:
– Вы знаете, он часто болеет…
– Кто часто болеет, тот часто и выздоравливает, – отозвался Танеев.
Ему же сказали про кого-то, что тот пьяница.
– Ничего, – сказал Танеев. – Это не недостаток. Это скорее излишество.
Отец писателя Владимира Александровича Соллогуба однажды, прогуливаясь в Летнем саду со своей дочерью, девушкой поразительной красоты, повстречался с одним знакомым, очень самоуверенным и очень глупым.
– Скажи, пожалуйста, – воскликнул знакомый, – как это случилось? Ты никогда красавцем не был, а дочь у тебя такая красавица?
– Это бывает, – отвечал Соллогуб. – Попробуй-ка, женись: у тебя, может быть, будут умные дети.
Однажды молодому студенту, страстно желавшему научиться красноречию, кто-то посоветовал послушать лекции Тимирязева и профессора Н.
– Как вы можете называть эти имена вместе? – возмутился студент. – Великий Тимирязев, а рядом – косноязычный и бездарный профессор Н.?
– Вот то-то и есть, – ответили ему. – У Тимирязева вы научитесь, как надо говорить, а у профессора Н. – как говорить не надо.
В 1892 году Д. И. Менделеев стал ученым хранителем Палаты образцовых мер и весов. Для повышения точности взвешивания в России требовалось немало денег. Ходатайство же о выделении денег застревало в Министерстве финансов.
Как-то Менделеев узнал, что его Палату посетит великий князь Михаил, и приказал и без того тесные лаборатории загромоздить всяким хламом. Из подвалов вытаскивались негодные тяжелые станки и железные болванки.
– Под ноги! Под ноги! – командовал Менделеев. – Надо, чтоб спотыкались.
Встретив великого князя, Менделеев повел его по зданию, то и дело покрикивая:
– Не туда-с! Налево-с! Не извольте оступиться! Тесно у нас…..И через некоторое время деньги были получены.
К. Маковский. Амуры с цветами
Как-то Менделееву принесли корректуру одной из его статей, подписанную его полным титулом. Менделеев посмотрел, засмеялся и сказал:
– Нельзя печатать: титул длиннее, чем у царя.
И действительно, Менделеев был членом нескольких десятков академий и научных обществ мира!
В свободное время Менделеев любил переплетать книги, делать чемоданы. Однажды, когда ученый покупал необходимые ему материалы, кто-то, увидя бородатого Менделеева, спросил продавца: кто это такой?
– Как же, его все знают, – ответил продавец. – Известный чемоданных дел мастер Менделеев.
Когда Александр Иванович Куприн жил в Одессе, местный репортер захотел у него взять интервью и спросил, где бы он мог встретиться с писателем. Куприн внимательно посмотрел на репортера и ответил:
– Приходите, пожалуйста, завтра в Центральные бани не позже половины седьмого. Там встретимся и обо всем поговорим. На другой день вечером, сидя нагишом в бане перед голым репортером, Куприн изложил ему свои литературные взгляды и творческие планы на будущее. Интервьюер остался доволен встречей и ответами писателя.
– И как тебе пришла в голову такая странная идея – давать интервью в бане? – спросил у Куприна один из его приятелей.
– Почему же странная? – засмеялся Куприн. – Все дело в том, что у репортера были такие грязные уши и ногти, что нужно было воспользоваться редкой возможностью снять с него грязь.
Очень любопытствующая дама однажды попросила Александра Степановича Попова рассказать ей о том, как работает трансатлантический кабель.
Попов подробно и обстоятельно объяснил ей принципиальную схему работы этого средства межконтинентальной связи. Дама поблагодарила радиофизика за любезный рассказ и сказала:
– Должна вам сказать, дорогой, что мне приходилось разговаривать со многими замечательными учеными, но никто так просто, доступно и так интересно не говорил со мной, как вы. Ваш обстоятельный рассказ мне очень и очень понравился. Но у меня не совсем ясным остался один вопрос. Скажите, дорогой, почему же из Америки к нам в Европу телеграммы приходят сухими?
Однажды Константин Сергеевич Станиславский, играя в «Трех сестрах» роль полковника Вершинина, представился Василию Васильевичу Лужскому, игравшему Андрея Прозорова: «Прозоров».
Лужский от неожиданности поперхнулся и ответил сдавленным голосом:
– Как странно – я тоже.
Ольга Леонардовна Книппер-Чехова прожила более девяноста лет и отличалась живым нравом. Лужский назвал ее так: «Беспокойная вдова покойного писателя».
Как известно, первым народным комиссаром просвещения после революции был Анатолий Васильевич Луначарский. Свою государственную деятельность он совмещал с творческой, сочиняя пьесы, открывал многие высокие собрания и конференции, писал предисловия… Всеядность наркома дала повод поэту Александру Архангельскому сказать по этому поводу:
О нем не повторю чужих острот,
Пускай моя звучит свежо и ново:
Родился предисловием вперед
И произнес вступительное слово.
В двадцатые годы в Театре Революции шла пьеса наркома просвещения Луначарского «Бархат и лохмотья». В этой довольно слабой пьесе играла жена Луначарского Наталия Розенель. Посмотрев спектакль, Демьян Бедный написал:
Ценя в искусстве рублики,
Нарком наш видит цель:
Дарить лохмотья публике,
А бархат – Розенель.
Эпиграмма Демьяна Бедного скоро дошла до наркомадраматурга, и он не замедлил ему ответить:
Демьян, ты мнишь себя уже
Почти советским Беранже.
Ты, правда, «б», ты, правда, «ж».
Но все же ты – не Беранже.
Когда известному геологу Леониду Ивановичу Лутугину предлагали стать директором или членом правления того или иного акционерного общества, он, будучи человеком бескорыстным и честным, всякий раз отшучивался:
– Куда уж мне теперь, господа! Жить осталось мне, знаете, мало! Нахапать много, пожалуй, за оставшиеся годы не успею, а свой некролог непременно испорчу!
Как-то раз к Ивану Петровичу Павлову зашел в лабораторию принц Ольденбургский и стал уговаривать его отправиться к нему во дворец, где должен был быть необыкновенный спирит, который-де заставит Павлова изменить свое отрицательное отношение к подобного рода «чудесам». Павлов отнекивался, говорил принцу, что спиритизм – это шарлатанство, но потом согласился.
