Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Корман Яков Ильич

Что же касается мотива предательства, то он встречается и в песне «Я был душой дурного общества» (1962): «Ни разу в жизни я не мучился / И не скучал без крупных дел, / Но кто-то там однажды скурвился, ссучился [335], / Шепнул, навел, и я сгорел».

Заметим, что герой не знает, кто именно на него «навел», и поэтому называет этого человека «кто-то». И в песне «На мой на юный возраст не смотри…» (1965) он пытается догадаться, из-за кого же, собственно, попал в тюрьму: «На мой на юный возраст не смотри, / И к молодости нечего цепляться, — / Христа Иуда продал в тридцать три, / Ну, а меня продали в восемнадцать. / Христу-то лучше — всё ж он верить мог / Хоть остальным одиннадцати ребятам, / А я сижу и мучаюсь весь срок: / Ну, кто из них из всех меня упрятал?».

Рассмотрим еще одно произведение на эту тему — «Песню про попутчика» (1965). Здесь человек, с которым знакомится лирический герой, также оказывается стукачом [336]: «Он спросил: “Вам куда?” — “До Вологды”. / “Ну, до Вологды — это полбеды” / Чемодан мой от водки ломится. / Предложил я, как полагается: / “Может, выпить нам, познакомиться? / Поглядим, кто быстрей сломается!” / Он сказал: “Вылезать нам в Вологде. / Ну, а Вологда, это вона где!”. / Я не помню, кто первый сломался. / Помню — он подливал, поддакивал… / Мой язык, как шнурок, развязался: / Я кого-то ругал, оплакивал. / И проснулся я в городе Вологде, / Но — убей меня! — не припомню, где».

Как видим, «попутчик» добился того, что герой проговорился и, воспользовавшись этим, «сдал» его. В результате — арест и суд: «Успокоили: “Всё перемелется!”. / Дали срок — не дали опомниться [337]! <…> Пятьдесят восьмую дают статью. / Говорят: “Ничего, вы так молоды…” / Если б знал я, с кем еду, с кем водку пью, — / Он бы хрен доехал до Вологды!».

Итак, мотив предательства в творчестве раннего Высоцкого характеризуется единством сюжетных ситуаций, в которых оказывается его лирический герой.

В несколько ином ракурсе данный мотив реализован в «Песне про Сережку Фомина» (1963): «Я рос, как вся дворовая шпана, — / Мы пили водку, пели песни ночью, / И не любили мы Сережку Фомина / За то, что он всегда сосредоточен. / Сидим раз у Сережки Фомина — / Мы у него справляли наши встречи, / И вот о том, что началась война, / Сказал нам Молотов в своей известной речи. / В военкомате мне сказали: “Старина, / Тебе броню дает родной завод ‘Компрессор!’” / Я отказался, а Сережку Фомина / Спасал от армии отец его, профессор. / Кровь лью я за тебя, моя страна, / И все же мое сердце негодует: / Кровь лью я за Сережку Фомина, / А он сидит и в ус себе не дует! <…> Но наконец закончилась война, / С плеч сбросили мы словно тонны груза. / Встречаю я Сережку Фомина, / А он — Герой Советского Союза…».

Последние строки появились в результате случайной встречи на улице. Рассказывает Геннадий Ялович: «Идем по улице Горького, навстречу двое мужчин. Разговаривают. Один другому говорит: “Представляешь, встречаю я его, а он — тыловая крыса — Герой Советского Союза…”. Мне это врезалось в память, Володя это тоже запомнил» [338]. А прототипом главного героя песни послужил «Сергей Фомин — знакомый родителей Л.В. Абрамовой по времени учебы на мехмате Университета, оставленный в тылу для разработки горючего для прямоточных ракет» [339].

В целом же песня почти буквально описывает события еще школьных времен, о которых рассказано в воспоминаниях Леонида Эгинбурга: «Я помню, была такая ситуация: у нас в классе был отличник Алик Трофимов, сын полковника КГБ. Он тоже жил на Большом Каретном. В общем, он нас пригласил к себе на день рождения. Это был 9 или 10 класс, точно сейчас вспомнить не могу. Алик Трофимов пригласил кучу мальчишек — одни мальчишки. Мы играли в “пуговицы”. <…> Довольно часто мы там собирались. <.. > Кто был? Володя Высоцкий был точно. Короче говоря, к нему пришло человек восемь мальчишек… Отец дежурил, а мать специально, чтобы дать мальчишкам отдохнуть, создать атмосферу, ушла. <…> В какой-то момент пришел Домницер, притащил настоящую водку:

— Кто пить будет? Никто не будет? Ну, ладно…

Короче говоря, пили-пили-пили, а на следующий день Алик Трофимов красный прибегает в школу — исчез из письменного стола отцовский пистолет» [340].

Сразу бросаются в глаза переклички с песней Высоцкого: «Довольно часто мы там собирались» ~ «Мы у него справляли наши встречи»; «Алик Трофимов, сын полковника КГБ» ~ «…а Сережку Фомина / Спасал от армии отец его, профессор»; «В какой-то момент пришел Домницер, притащил настоящую водку <.. > Короче говоря, пили-пили-пили» ~ «Мы пили водку, пели песни ночью».

В таком свете сама собой напрашивается гипотеза о подтексте: Сережка Фомин является сыном представителя власти («полковника КГБ»): «Большим успехом пользуется песенка “Сережка Фомин”, высмеивающая коммунистических заправил, отсидевших войну в канцеляриях в глубоком тылу и за это получивших боевые награды» [341].

Что же касается героя-рассказчика, то он выступает здесь в образе рабочего завода, который, в свою очередь, является вариацией маски пролетария. В похожей маске выступают герой-рассказчик «Песни Гогера-Могера» (1973) и главные герои исполнявшейся Высоцким блатной песни «Мы Шиллера и Гете не читали». Поэтому и к «профессорам» они демонстрируют одинаковое отношение: «Я отказался, а Сережку Фомина / Спасал от армии отец его, профессор» = «Куда ни плюнь — профессору на шляпу попадешь. / Собрать бы пару опытных шаманов-ветеранов / И напустить на умников падеж!» /5; 525/ = «Режь профессоров — они падлюки, / Они нам преподносят все науки». Наиболее подробно образ профессора — как собирательный образ власти — будет разрабатываться Высоцким в повести «Дельфины и психи» (с. 822 — 862). Но уже в «Песне про Сережку Фомина» центральный персонаж наделяется многочисленными чертами, которые в более поздних произведениях Высоцкого станут атрибутами представителей власти.

Например, характеристика «он всегда сосредоточен» будет реализована в черновиках песни «Ошибка вышла», а также в стихотворении «Вооружен и очень опасен» (1976): «Серьезный доктор встал в двери, / Как мститель с топором <…> Серьезный доктор сел за стол, / Икнул осатанело / И что-то на меня завел, / Похожее на дело» [342], «Он начеку, он напряжен. <…> Он до зубов вооружен / И очень, очень опасен!»^; 421–422/.

Лирический герой желает проучить своего бывшего приятеля: «Сюда б сейчас Сережку Фомина, / Чтоб побыл он на фронте на германском!». Похожее желание высказывается в написанной в том же году песне «Простите Мишку!»: «Вот бы вас бы на Камчатку — на Камчатку, / нары дали б, — / Пожалели бы вы нашего Мишатку, / порыдали б!..». А в 1978 году поэт с такими же словами обратится к европейским «новым левым», воспевающим советский строй: «Вам бы полгодика, только в Бутыр-ках» («Новые левые — мальчики бравые…»).

Ну а строки «Встречаю я Сережку Фомина, / А он — Герой Советского Союза» послужат своего рода «рыбой» для песни «Звезды», в которой тема военных наград разрабатывается очень подробно: «Вон покатилась вторая звезда — / Вам на погоны».

Вообще тема награждения тех, кто этого не заслуживает, постоянно волновала Высоцкого. В 1964 году им будет написана песня «Потеряю истинную веру…» — о присуждении президенту Египта и ярому антисемиту Гамалю Абделю Насеру звания Героя Советского Союза и награждении его медалью «Золотая Звезда»: «Можно даже крыть с трибуны матом, / Раздавать подарки вкривь и вкось, / Называть Насера нашим братом, / Но давать Героя — это брось! / Почему нет золота в стране? / Раздарили, гады, раздарили! / Лучше бы давали на войне, / А насеры после б нас простили».