Екатерина Останина - Фонтенбло
И при всей этой бесконечной череде любовниц король никогда не забывал о своей прекрасной маркизе. Однажды очаровательная, как цветок персика, девушка, встречающаяся с его величеством так часто, что могла беспрепятственно передвигаться по резиденции (ее портреты на многих полотнах были увековечены Буше, даже в часовне замковой церкви она взирала на молящихся с картины «Святое семейство»), спросила в фривольном тоне: «А в каких Вы теперь отношениях со старой дамой?» (она имела в виду мадам де Помпадур). С этого дня девушка больше никогда не видела короля.
Ко всем этим шалостям короля маркиза относилась очень спокойно, поскольку ни одна из этих необразованных симпатичных девчонок никогда не составила бы ей серьезной конкуренции в борьбе за сердце короля, а это было единственное, в чем она нуждалась по-настоящему. Когда ей жаловались, что король даже простонародные словечки перенимает у своих молоденьких любовниц, например, «il y gros» («еще бы»), маркиза засмеялась и немедленно ответила: «Il y gros».
Мало того, она даже заботилась о любовницах человека, которого любила всем сердцем. Однажды она попросила мадам дю Оссе присутствовать рядом с одной из женщин во время родов, а заодно назвать имена отца и матери ребенка.
Король, присутствовавший при этом разговоре, расхохотался:
– Могу вас уверить, прекрасные дамы, что отец его ребенка – очень славный малый.
В глазах маркизы в этот момент не промелькнуло ничего, кроме бесконечной нежности.
– Он очень любимый, – сказала она, – он обожаемый всеми, кто только его знает.
Она подошла к буфету и достала оттуда бриллиантовый эгрет:
– Подарите ей эту безделушку, сир, – сказала она.
– Спасибо, друг мой, – растроганно произнес король и поцеловал маркизу.
Маркиза едва не расплакалась из-за этих слов любимого. Она положила руку ему на грудь и тихо произнесла:
– Это единственное, в чем я нуждаюсь.
А между тем маркизу оставляли силы, и она больше не могла, как и прежде, искренне радоваться жизни. С каждым днем ей становилось все хуже. Да и весна, как назло, выдалась дождливая, холодная и туманная. Маркиза жаловалась: «Даже погода жестока ко мне». Она заранее составила завещание, не забыв ни о ком, даже о слугах. Господин Коллен, составляя это завещание, не смог сдержать слез, и эти слезы до сих пор хранит древняя бумага.
В последние дни жизни мадам де Помпадур король почти не выходил из ее спальни, а она продолжала принимать гостей, неизменно сопровождая приветствие улыбкой. Когда врачи сказали маркизе, что она умирает, женщина сразу же спросила короля, следует ли ей исповедаться. Сама она не испытывала ни малейшего желания участвовать в этой процедуре, но если король признает, что это действительно нужно, она согласится. Король поднялся, сказав, что обряд необходим, после чего удалился в свой кабинет, оставив умирающую наедине с друзьями. После исповеди маркиза попросила служанок не переодевать ее, поскольку, по ее словам, такая процедура сейчас слишком утомительна, да и не стоит того. Она исповедалась и, увидев, что священник подошел к двери, произнесла:
– Подождите еще одну минуточку, господин кюре, мы с вами уйдем вместе.
Это были последние слова в ее жизни. Впоследствии мадам де ла Тур Франкевиль написала Ж.-Ж. Руссо: «Погода весь месяц стояла такая мерзкая, что мадам Помпадур было не так грустно уходить из жизни. В свои последние минуты она позволила увидеть, что ее душа была сочетанием силы и слабости, что для женщины неудивительно. Не удивляет меня и то, что сейчас ее оплакивают так же горячо, как презирали и ненавидели при жизни. Французы, преуспевшие во всем, в чем можно, известны также своей непоследовательностью…». Вольтер вторил ей: «Искренняя от природы, она любила короля за то, что он такой, каков есть… Это конец мечты».
А что же сам король? Он умел скрывать свои чувства, но близкие друзья знали: у него огромное горе. Он перестал спать ночами. В день похорон маркизы на улице разразилась настоящая буря. Глядя на неспокойные деревья из широких окон Фонтенбло, он сказал: «Маркизу в пути ждет плохая погода». Чтобы избавить монарха от печального и неприятного зрелища, его слуги поспешили задернуть шторами все окна. Однако Людовик все же вышел на балкон своей любимой резиденции и видел, как в сгущающейся вечерней мгле удаляется траурный кортеж. Дул холодный пронизывающий ветер, а король стоял без шляпы и плаща. По его щекам струились слезы. «И это все, что я мог сделать для нее», – сказал он с чувством нескрываемой горечи. После этого Фонтенбло надолго погрузился в бесконечную печаль.
Иллюстрации
